Амин Маалуф - Странствие Бальдасара

• Название: Странствие Бальдасара
• Автор: Амин Маалуф
• Издательство: АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-028515-9

… 1666 год.

Европа, истерзанная бесконечными войнами, с ужасом ждет прихода… КОГО? Мессии — или Зверя?

Мир, по которому генуэзский торговец древностями Бальдасар Эмбриако, человек, принадлежащий в равной степени Западу и Востоку, начинает свой мистический путь — поиски Книги, что, согласно легенде, способна принести испуганным, растерявшим ориентиры людям Спасение…

Новое — «Имя Розы»?

Прочитайте — и узнаете!

---

Амин Маалуф Странствие Бальдасара

Посвящается Андре

Тетрадь I. Сотое Имя

Четыре долгих месяца еще отделяют нас от года Зверя, и вот — он уже здесь. Тень его витает над нашими головами и над крышами наших домов.

Люди вокруг ни о чем другом больше не говорят. Грядущий год, предзнаменования, предсказания… Иногда я говорю себе: пусть он настанет! Пусть вытряхнет наконец свою котомку чудес и бедствий! Потом я, одумавшись, вновь перебираю в памяти все обычные славные годы, когда каждый день проходил в предвкушении вечерних радостей. И тогда я в полный голос проклинаю обожающих Апокалипсис.

Как началось это безумие? В чьем уме зародилось оно впервые? Под какими небесами? Я не мог бы ответить с точностью, и, однако, я кое-что знаю об этом. Там, где я живу, я видел, как рождается, растет и распространяется страх, ужасный страх; видел, как он проникает в головы, в мозг самых близких мне людей, даже в мой собственный; я видел, как он калечит рассудок, топчет его, унижает, затем пожирает.

Я видел, как проходили и удалялись счастливые дни.

До сих пор я жил ясно и просто. Я процветал, полнел и богател понемногу; я стремился только к тому, что находилось от меня на расстоянии вытянутой руки; многие мои соседи заискивали передо мной, некоторые завидовали мне.

И внезапно все рухнуло.

Эта странная книга, которая появилась, а потом исчезла по моей вине…

Смерть старого Идриса, в которой, правда, никто меня не обвиняет… Кроме меня самого.

И это путешествие, в которое я должен отправиться в понедельник, несмотря на мои колебания. Путешествие, из которого, как мне кажется сегодня, я уже не вернусь.

Не потому ли я без опасений вывожу в своем новом дневнике эти первые строки? В каком виде написать отчет об уже произошедших событиях и о тех, что лишь надвигаются, я пока не знаю. Простое изложение фактов? Личный дневник? Запись дорожных впечатлений? Завещание?

Быть может, прежде всего стоило бы рассказать о том, кто породил мои тревоги, связанные с годом Зверя. Его звали Евдоким. Паломник из Московии, постучавший в мою дверь семнадцать лет назад или около того. К чему говорить «около того»? В моих торговых записях есть точная дата. Это было в двадцатый день декабря 1648 года.

Я всегда все записывал, и прежде всего мелкие детали, которые так легко забываются.

Перед тем как переступить порог моего дома, этот человек перекрестился двумя перстами, потом наклонился, чтобы не задеть каменную арку. У него были руки дровосека, толстые пальцы, густая светлая борода, но маленькие глазки и узкий лоб. Одет он был в черный плащ.

Он направлялся в Святую Землю, поэтому он появился у меня не случайно. Ему дали адрес в Константинополе, сказав, что именно здесь — и только здесь — ему может повезти и он найдет то, что ищет.

— Я хотел бы поговорить с синьором Томмазо.

— Это мой отец, — сказал я. — Он скончался в июле.

— Да хранит его Господь в Царствии Своем!

— Да хранит Он также всех почивших святых вашей родины!

Обмен репликами шел на греческом, единственном нашем общем языке, хотя ни он, ни я им свободно не владели. Запинающийся, неуверенный разговор — как из-за траура, еще столь болезненного для меня и неожиданного для него, так и по причине того, что он говорил с «папистом-отступником», а я с «заблуждающимся схизматиком». Изо всех сил мы старались не произнести неосторожного слова, которое могло бы ранить веру другого.

После краткого молчания он возобновил разговор:

— Я очень сожалею, что ваш отец нас покинул. Сказав это, он бросил взгляд внутрь моего заведения, пытаясь разглядеть все эти нагромождения книг, античных статуэток, посуды, раскрашенных ваз, соколиных чучел и спрашивая про себя (но точно так же он мог бы осведомиться об этом вслух), не окажу ли я ему некоторую услугу, раз моего отца теперь нет. Мне было двадцать три года, но в моем круглом, чисто выбритом лице, вероятно, проглядывало еще что-то детское. Я выпрямился, выпятив подбородок.

— Меня зовут Бальдасар, и именно я унаследовал дело отца.

Мой посетитель ни единым знаком не показал, что он меня понял. Он вновь перевел взгляд на тысячи окружавших его чудесных вещей, взгляд со смесью восхищения и тревоги. Из всех магазинов, торгующих редкостями, наш — вот уже сотню лет — был самым богатым и наиболее известным на Востоке. К нам приезжали отовсюду: из Марселя, из Лондона, Кельна, Анконы, так же как и из Смирны 1, Каира и Исфахана 2.

Смерив меня взглядом с головы до ног в последний раз, мой русский, должно быть, решился.

— Меня зовут Евдоким Николаевич, я родом из Воронежа. Мне очень хвалили ваш магазин.

Я тотчас принял доверительный тон, тогда это была моя обычная манера выказывать любезность.

— Этой торговлей занимались четыре поколения моих предков. Мы родом из Генуи, но моя семья давно уже обосновалась на Леванте…3

Он несколько раз покачал головой, как бы говоря, что ничего этого он не знал. На самом деле, если ему и правда рассказывали о нас в Константинополе, то это было бы первое, что он должен был узнать. «Последние генуэзцы в этой части света…» — с какими-нибудь эпитетами и жестами, означающими глупость или крайнюю оригинальность, передающуюся в нашей семье от отца к сыну. Я улыбнулся и замолчал. Он сразу повернулся к двери, выкрикнув какое-то имя и приказание. Прибежал слуга — полный человечек в темной одежде и с плоской шапочкой на голове. Он принес шкатулку, открыл крышку и извлек из нее книгу, которую протянул своему хозяину.

Я подумал, что он хочет продать ее мне, и сразу насторожился. В торговле редкостями быстро учишься подозревать подобных людей, появляющихся с важным видом, ссылающихся на свою генеалогию и благородных знакомых, раздающих приказы направо и налево, а в конце-то концов всего лишь желающих продать вам какую-нибудь никчемную безделушку. Уникальную, единственную, с их точки зрения, и, следовательно, единственную в мире, не так ли? И если вы предложите им цену, не совпадающую с той, что они вбили себе в голову, они обижаются и считают себя не только обобранными, но и оскорбленными. Кончается все тем, что они удаляются, изрытая угрозы.

Мой посетитель поторопился меня успокоить: он пришел ко мне не для того, чтобы продавать или торговаться.

— Это сочинение было недавно издано в Москве, несколько месяцев назад. И все, умеющие читать, его уже прочли.

Он указал пальцем на заглавие, выведенное кириллицей, и произнес с жаром на своем языке: «Книга о Вере…», прежде чем сообразил, что мне нужно перевести — «Книга о Вере единой, истинной и православной». Он искоса поглядел на меня, чтобы проверить, не взволновала ли эта формулировка мою кровь паписта. Я оставался бесстрастным. Как снаружи, так и внутри. Снаружи — вежливая улыбка торговца. Внутри — насмешливая улыбка скептика.

— Эта книга гласит, что Апокалипсис уже у наших врат!

Он показал мне страницу, ближе к концу.

— Буквально здесь написано, что Антихрист появится, как и сказано в Евангелии, в 1666 году по папскому календарю.

Он повторил эту цифру четыре или пять раз — каждый раз все менее отчетливо произнося эту начальную «тысячу». Потом уставился на меня, ожидая моей реакции.

Я, как и все, читал когда-то Апокалипсис — Откровение Святого Иоанна Богослова — и замирал на мгновение над этими таинственными фразами из тринадцатой главы: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».

— Сказано 666, а не 1666, — тихонько подсказал я.

— Нужно быть слепым, чтобы не увидеть столь явного знака!

Знак! Сколько раз я слышал это слово и еще слово «предзнаменование»! Все становится знаком или предзнаменованием для того, кто постоянно ждет их, для того, кто готов очаровываться, толковать и придумывать соответствия и сближения. Мир переполнен этими неутомимыми «часовыми», этими толкователями знаков, как самых чарующих, так и самых зловещих; я знаю одного из них — в моем собственном магазине.

Назвавшийся Евдокимом был, казалось, раздражен моей относительной холодностью, которая в его глазах выдавала мое невежество и одновременно мое неверие. Не желая его разочаровывать, я сделал над собой усилие и произнес:

— Все это поистине странно и волнующе…

Или какую-то другую фразу подобного рода. Успокоившись, тот продолжал:

— Я прибыл сюда из-за этой книги. Я ищу тексты, которые могли бы меня просветить.

И тут меня осенило. Я могу ему помочь.

Должен сказать, что процветание нашего дома в течение последних десятилетий было построено на увлечении христианского мира старыми восточными книгами, будто бы заключавшими самые древние истины о Вере — особенно греческими, коптскими, еврейскими и сирийскими, — которые старались отыскать королевские дворы, главным образом Франции и Англии, для поддержания собственной точки зрения в спорах между католиками и сторонниками Реформации. Уже почти целый век моя семья «снимала пенки», проникая в монастыри Востока в поисках этих манускриптов, сотни которых находились теперь в Королевской библиотеке Парижа или в Оксфордской Боделианской библиотеке (я называю здесь только самые известные).