Филип Марсден - Перекресток: путешествие среди армян

• Название: Перекресток: путешествие среди армян
• Автор: Филип Марсден
• Издательство: Феникс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1995

Книга удостоена в Англии премии имени Сомерсета Моэма (1994 г.).

Одним из главных побудительных мотивов данного путешествия стало «Путешествие в Армению» Мандельштама.

Филип Марсден – англичанин, путешественник и автор книг “Дом Бронской” (“The Bronski House”) и “Духоборцы” (“The Spirit-Wrestlers and Other Survivors of the Russian Century”) (книга удостоена премий Томаса Кука и газеты Дейли Телеграф как лучшая книга о путешествиях). Работы Марсдена переведены на девять языков. Он является членом британского Королевского Литературного Общества и живет в Корнуэлле.

Марсден является одним из основателей компании Travel Intelligence, издающей литературу о путешествиях.

---

День пятьдесят второй. Курды отбирают все, включая одежду.

Дни с пятьдесят второго до пятьдесят девятый. Обнаженные, без пищи и воды, согнувшиеся от стыда женщины. Сотни умирают от палящего солнца. Вынуждают платить за воду. Деньги спрятаны в волосах, во рту, в гениталиях. Многие бросаются в колодцы. Жители арабских деревень дают из жалости кое-какую одежду.

День шестидесятый. Из восемнадцати тысяч осталось триста человек.

День шестьдесят четвертый. Мужчин и больных сжигают заживо.

День семидесятый. Сто пятьдесят человек прибывают в Алеппо.

Когда после нескольких часов чтения подобных отчетов я поднялся из-за стола, то почувствовал себя ошеломленным и онемевшим. Я возвращался в центральную часть Алеппо по старинным узким улочкам, заполненным автомобилями образца пятидесятых годов и оживленно болтающими прохожими. А меня преследовали сцены резни. Я бродил по улицам еще долго после наступления темноты, а когда наконец вернулся в свой отель, то был полон решимости попытаться разузнать как можно больше об этом. Одно место особенно поразило мое воображение – некая пещера в Шададди. Я переменил свои планы, взял у Торгома карту, рекомендательное письмо и, покинув Алеппо, двинулся в пустыню.

К югу от города Хассаке дорога бежит прямая как стрела, и автобус поглощает ее миля за милей. Дорога то идет под уклон, то поднимается, сужаясь к низкому горизонту, но не меняет направления. По сторонам дороги мелькают телеграфные столбы, пока все не сливается в одно мерцающее жаркое марево. На карте Торгома Шададди – не более чем точка в пустыне. На нее указывает тонкая стрелка, направленная от Рас-эль-Айн вниз. Теперь там нефтебуровая станция; в одном из стандартных домиков я и нашел техника, который закивал головой, когда я передал ему письмо Торгома, – да, он знает об этой пещере.

Техник вывез меня из города на потрепанном джипе. Я сел сзади, чтобы не бросаться в глаза, а на контрольно-пропускных пунктах съеживался на полу за сиденьем: мы находились теперь в непосредственной близости от иракской границы, и нефтяное месторождение тщательно охранялось.

Сухой ветер задувал под брезентовый верх джипа, который спешил пересечь пустыню, направляясь к видневшемуся впереди нагромождению холмов. Это был холодный и жестокий ветер; в тех местах, где он пронесся, песок из глубинного слоя и кварцевые образования под ним сверкают белизной костей. Здесь ничего не росло. Единственное разнообразие вносили безжизненные очертания двигающихся верхушек вспомогательных насосов. Мы свернули с шоссе и медленно поехали по разбитой проселочной дороге. Нас окружили массивные песчаные дюны яйцевидной формы. Мы тряслись по дороге, пока дюны не кончились, уступив место широкой впадине. Техник остановил джип и поставил его на ручной тормоз. Закурив сигарету, он показал мне рукой на ложбину.

Пещера в Шададди, Сирийская пустыня.

Стремительные потоки прорезали глубокое русло, уходившее вниз, к скале. Я пошел по похожему на трубу сухому дну к тому месту, где оно неожиданно выводило к отверстию в пещере. Когда я заглянул вниз, в проем, и пригляделся, то увидел пространство, на которое я смотрел как бы из купола верхнего света. Я спрыгнул вниз на сырой, грязный пол. Три вспугнутых мной голубя взлетели и исчезли в потоке небесного света. У основания одной из стен, куда попадали солнечные лучи, рос мох, похожий на зеленую подушку. Вниз от стены тянулся проход, уводивший в темноту. Воздух был теплым и влажным. Я подумал, что именно здесь заключена история армянского народа, спрятанная под этим грязным куполом, укрытая и похороненная за семью печатями государственных секретов, в земной полости под покровом пустыни, раскинувшейся во все стороны на сотни и сотни миль. Именно здесь пытались покончить с Арменией.

Я включил фонарь и пошел вниз по проходу. Не было видно никаких следов когда-то происходивших здесь событий, ни малейшего намека на то, что здесь вообще что-то произошло, кроме мощного иссушающего натиска пустынных бурь.

Но для заптиев эта пещера представляла собой готовое решение. Раз горы очищены от армян, так пусть Сирийская пустыня ими наполнится. Из Константинополя пришел приказ очистить территорию. Применялись разные способы. Расстреливали, но это был очень медленный способ ликвидации. Часть утопили в реке. Многие просто умерли от болезней, голода и жажды. Пещера Шададди предоставила убийцам собственные природные свойства: «коридор» был очень длинным и очень вместительным.

Охранники приводили сюда армян и заталкивали их внутрь тысячами; чем больше их оказывалось в пещере, тем дальше были вынуждены отступать первые вниз по проходу. Затем охранники натаскали ко входу в пещеру кустарника и подожгли его. В эту ночь они караулили пещеру, расположившись лагерем на краю ложбины. А затем вернулись в город.

Возможно, что никто никогда так и не узнал бы о случившемся (нет ли еще других Шададди, о которых пока ничего не известно?), если бы не один уцелевший мальчик, который через три дня выбрался из глубин туннеля – пополз по трупам и телам, через пепел костра, поднялся на поверхность и снова оказался в пустыне…

Проход все тянулся, я шел почти ощупью по его извивам. В желтом луче фонаря удавалось рассмотреть немногое. Воздух стал спертым, я больше не ощущал дуновения ветра со стороны входа. Казалось, странная неодолимая сила затягивала меня в туннель и каждый шаг уводил меня все дальше от привычной жизни. За спиной я чувствовал огромную пустоту… но еще большую – впереди. Я вторгался в чужие владения, я казался самому себе осквернителем могил, которым движет нечто более темное, чем жадность. Меня гнало вперед любопытство. Я знал, что ничего там не найду, но продолжал идти. Я шел упорно, почти потеряв способность реально мыслить. Я шел вперед, потому что был уверен: повернуть назад – значит потерять то, что осталось там от Армении.

Ноги мои скользили и шлепали по невидимым лужам. Чтобы удержать равновесие, я упирался рукой в сырую стену. Я заметил, что туннель сужается, пришлось пригнуться. Потом я поскользнулся одной ногой на грязевом заносе, фонарик выпал из руки, звякнул о камень и погас.

Несколько минут я просидел на корточках совершенно неподвижно. Поднеся руку к лицу, я ничего не увидел. Я повернул голову в одну сторону, затем в другую, и уже скоро я был не в состоянии определить, с какой стороны я пришел. Я попытался представить себе запах дыма, заполнявшего туннель, и звуки – возникла ли тогда паника или было тихое смирение, покорность судьбе? Матери, нашептывающие ничего не значащие слова своим детям, немногочисленные мужчины, слишком ослабевшие, чтобы проявить заботу, нагромождение тел, медленная смерть от удушья…

В какое-то мгновение мне показалось, что пещера закружилась вокруг меня. Охваченный ужасом от пронесшихся перед моим мысленным взором картин, я внезапно полностью потерял ориентацию.

Это прошло почти сразу. Согнувшись, я пошарил вокруг ног, пытаясь найти фонарь, руки по запястье погрузились в скользкую глину, ощупывая мокрый, вязкий пол. Пальцы наткнулись на что-то твердое. Я зажал этот предмет в руке, а другой нашел чуть подальше фонарь. Я полагал, что скорее всего это опять будет кость. Но когда я включил фонарь, предмет в моей ладони оказался большим кристаллом – пятидюймовым прозрачным кальцитом, имевшим форму наконечника стрелы.

Я выбрался наружу. Техник-армянин хлопнул меня по плечу и в первый раз улыбнулся. Он беспокоился – думал, что я заблудился. Закурив сигарету, он тронул джип с места. Я обернул кристалл шарфом и спрятал в сумку. Находка показалась мне сувениром из пещеры. Может, Армения и умерла здесь, но что-то сохранилось. Спустя год или чуть больше, оказавшись в Израиле, я повез кристалл и свои вопросы, на которые у меня не было ответов, в Иерусалим.

Старый город Иерусалим, самое святое место на земле, поделен на четыре отдельных квартала. Три квартала – еврейский, христианский и мусульманский – представляют великие монотеистические религии, которые сделали этот город святым и боролись за него на протяжении сотен лет. Четвертый квартал – армянский.

Интронизация Архиепископа Торгома Манукяна, Армянского Патриарха Иерусалима.

Армянский квартал в Иерусалиме.

То обстоятельство, что армяне уцелели в городе с такой напряженной внутренней жизнью, является доказательством их необычайной жизнестойкости. Действительно, из всех кварталов армянский – самый консервативный и до сих пор остался самым замкнутым. Большая его часть укрыта за высокими стенами, где миряне соседствуют с монахами ордена Святого Иакова. Обычно вход туда для посторонних закрыт, и только на полчаса ежедневно его открывают для осмотра кафедрального собора неармянами.