Владимир Марышев - Полет валькирий

• Название: Полет валькирий
• Автор: Владимир Марышев
• Издательство: АСТ
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5—17—009883—9

Что могло случиться с группой исследователей-землян, прилетевших на мирную, землеподобную планету Оливию? Что могло угрожать ученым, которых сопровождают прошедшие уникальный курс обучения звездные Десантники? В теории — НИЧЕГО.

Но… почему тогда исчезнувший несколько дней назад Десантник найден уже безумным?

Кто-то — или ЧТО-ТО, — похоже, контролирует планету. Кто-то — или ЧТО-ТО — следит за вторгшимися на его территорию землянами. Следит, выжидая момента для нанесения нового удара...

---

— Да, любопытно… — Родриго задумался. — Эта теория неплохо все объясняет. Не дураки придумали…

— Она действительно правдоподобнее, чем предыдущая, хотя, чтобы ее признать, нужна определенная смелость мыслей. — Иджертон пригладил ладонью волосы. — Человек привык считать себя центром Вселенной. Нас можно уважать, боготворить, опасаться, ненавидеть, наконец! Но не замечать… Такой удар по самолюбию способен выдержать не каждый. Куда удобнее обвинить противника в слабости или трусости. Однако лично мне больше по душе третья гипотеза. Она предполагает наличие у плазменников определенных этических категорий.

— То есть? — не понял Родриго.

— Это очень просто и совершенно естественно! — Иджертон оживился, собираясь, очевидно, наконец-то вскочить на любимого конька. — Надо только отрешиться от известных стереотипов. Вы, наверное, замечали за собой: стоит даже мысленно произнести слово «машина» — и воображение рисует механическое чудовище, безукоризненно следующее логике и начисто лишенное эмоций. Увы, еще в двадцатом веке слово «робот» стало синонимом металлический болванки, которая если и поступает нестандартно, то исключительно из-за ошибки в схеме. Но к плазменникам, очевидно, нельзя подходить с общей меркой. Вряд ли их можно назвать машинами в обычном понимании, они скачком поднялись на более высокую ступень. Словосочетание «искусственный разум» перестало быть пустым звуком. Вы ведь не отрицаете, что наши… м-м… оппоненты были вполне разумны?

— Это бесспорно, доктор. Взять хотя бы книгу Хоппе…

— Верю, верю, что читали внимательно. Но даже Хоппе согласился лишь с тем, что плазменники превзошли нас интеллектуально. Он не осмелился признать за ними способность чувствовать, переживать, руководствоваться соображениями морали, создавать произведения искусства… К сожалению, большинство моих коллег заняло эту же позицию. Пусть роботы научились быстрее соображать, но в духовном плане мы заведомо превосходим «жестянок», и этот барьер — на вечные времена! Однако откуда у нас, спрашивается, такая уверенность? Не занимаемся ли мы самообманом? Ведь никто пока не может похвастаться, что постиг образ мышления плазменников.

— Извините, доктор, но чувствующий робот… Что же, по-вашему, они нас просто пожалели?

Иджертон аккуратно обошел возникший перед ним мясистый раздвоенный стебель, усыпанный мелкими лиловыми цветками.

— Я, конечно, не могу что-либо утверждать — для этого у меня нет фактов. Но вполне возможно, что в процессе своей головокружительной эволюции плазменники выработали некие нравственные нормы. И среди них такую: нельзя подвергнуть уничтожению чуждый разум, пусть даже враждебный.

— Но они же… Они же убивали людей! — вырвалось у Родриго.

— Да, убивали — по праву самообороны. Вы, полагаю, признаете это право не только за собой? Когда я говорю «разум», то имею в виду совокупность мыслящих существ, целую цивилизацию, такую, как наша. Так вот, заметьте: плазменники никогда не покушались на все человечество. Да и вообще не нападали первыми, хотя могли придумать множество оправданий любым свои акциям. Например — «отвоевание жизненного пространства». Между прочим, мы, люди, в многочисленных войнах обходились вовсе без оправданий. Уничтожались целые народы! Не исключено, кстати, что в дальнейшем плазменники могли выработать моральный кодекс, запрещающий убийство даже одного-единственного носителя разума. Ни при каких обстоятельствах, даже в целях самозащиты! Правда, это пока только мое предположение, но если судить по скорости прогресса плазменников…

— Знаете что? — невежливо перебил его Родриго. — Вы рассуждаете, как самый настоящий «разумник»!

— «Разумник»! — Иджертон поморщился. — Не очень удачное слово. Однако дело не в терминах. Ярлыки навешивают представители определенных группировок, чтобы заклеймить всех несогласных. Но я сам по себе. У меня есть мозг, и я привык полагаться на него, а не на мнение кучки лиц и возглавляемой ими толпы. Если каждого, кто попытается мыслить здраво, записывать в определенный лагерь… Вы не разделяете мою точку зрения, Кармона?

Родриго ответил не сразу.

— Знаете, доктор, у меня создалось впечатление, что вы отделяете себя от людей. Легко рассуждать о моральных принципах роботов и жестокости землян сейчас, когда опасность позади. Но кто знает, что у них действительно было на уме? Может, если бы мы тогда задержались с нанесением удара, от человечества не осталось бы даже воспоминаний? Что случилось, то случилось. Почему же вы, человек, пытаетесь защитить плазменников?

Иджертон остановился. Он сгорбился и сразу как будто потяжелел, широко расставленные ноги вросли в траву.

— Вы не правы, Кармона, — сказал он, помолчав. — Совершенно не правы. Как я могу отделять себя от людей? Это просто невозможно. Напрасно вы стараетесь представить меня в роли адвоката плазменников. Меня на это никто не уполномочивал, да они и не нуждаются в защите. Мы действительно не знаем, как все могло повернуться. Но нельзя безоговорочно осудить одну из сторон, не установив истину.

— Значит, истину узнать хотите? Неужели она дороже того факта, что в груди у вас сердце, а не атомная батарея? Оно вам не подсказывает, кто тогда был прав?

Иджертон вздохнул.

— Вы молоды, Кармона. Учитесь быть беспристрастным. Уверяю вас, это очень важное качество.

Любую информацию надо взвешивать на весах своего рассудка. Все беды человечества проистекали оттого, что в наиболее ответственные моменты истории весы находились не у самых лучших его представителей.

— Вы намекаете на Ларозьера, не так ли?

— Ларозьер… Да, это был сильный человек. Он умел вести за собой. Но силы не должно быть слишком много. Я могу назвать десяток деятелей, в руках которых находилась абсолютная, беспредельная власть над миллионами людей. Они создали гигантские империи, однако никто из них не принес подлинного блага человечеству. Их обожествляли, но приходило время, и люди начинали сомневаться в былых кумирах, приходило разочарование. Тогда, сто лет назад, можно было прийти совсем к другому решению.

И тут Родриго встал на дыбы.

— Не нам с вами судить, хорош или плох был Ларозьер, — с вызовом произнес он. — Пусть даже плох. Но если бы не он, вряд ли мы с вами могли бы сейчас беседовать. Смог бы кто-нибудь другой в те дни, когда все решалось, взять всю ответственность на себя? Смог?!

Иджертон посмотрел на распалившегося Родриго и понял, что продолжать спор не имеет смысла. Можно было бы подискутировать с коллегой, но покуситься на святое для всех десантников имя…

— Да, конечно, — пробормотал он и вяло махнул рукой. — Не будем об этом. Вы… Вы еще что-нибудь хотели узнать?

В воздухе повеяло холодком отчуждения. Родриго почувствовал себя неловко. Не стоило так горячиться: все-таки собеседник был вдвое старше его и имел громкое имя в научных кругах. Еще спасибо надо было сказать, что он согласился разговаривать с заурядным командиром двадцати вояк.

— Извините, — сказал Родриго, — я вовсе не хотел вас обидеть. Если вас не затруднит… Кажется, кроме этих трех, существуют и другие гипотезы?

Иджертон пожевал губами.

— Разумеется, существуют. Гипотез множество, но не ко всем можно относиться серьезно. Большинство из них — плод изощренной фантазии, хотя, в принципе, ни одну нельзя считать совершенно невероятной. Вот вам, например, такая теория: плазменники до поры до времени сохраняли человечество, потому что собирались произвести над ним некий глобальный эксперимент. Аппаратура для этого эксперимента и создавалась в технополисах. Таким образом, наши предки едва избежали участи подопытных кроликов. Каково? А вот еще одна версия: технополисы были на самом деле верфями гигантских звездолетов. Роботы собирались подыскать себе другую планету, с более подходящими для них физическими условиями, а Землю превратить в заповедник для вида Homo sapiens, куда в будущем можно будет прилетать с экскурсиями. Разумеется, чтобы живые экспонаты не попортили друг друга и не загадили заповедник, следовало предварительно отобрать у них все технические побрякушки, вернуть в каменный век.

Иронический тон Иджертона покоробил Родриго.

— Но это же страшно, — сказал он. — Чудовищно! Даже самая безумная гипотеза может оказаться единственно верной. И тогда… — Родриго вздрогнул, словно от прикосновения холодной скользкой гадины. — А вы еще говорите о каких-то «других решениях»! Да если бы Реконкиста не увенчалась успехом…

— Если бы… — Иджертон вытер ладонью вспотевший лоб. — Кто знает, что ожидало Землю, если бы… В истории полно развилок. Дойдя до узлового пункта, цивилизация выбирает один из путей. Но всегда ли он самый лучший? Да, мы сейчас могущественны… и одиноки. До сих пор одиноки. Стоит ли гордиться исключительностью своего разума? Исключительность ведет к застою и деградации.