Эд Макбейн - Удар молнии

• Название: Удар молнии
• Автор: Эд Макбейн
• Издательство: Вече
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1999
• ISBN: 5-7141-0296-7

---

С кончиков ее пальцев, с подвижного лица срывался поток слов. Оказывается, ничего подобного они не ожидали: видишь ли, я — глухонемая. Дама не слышит, дама не говорит, у дамы — при всем изяществе слога (письмо составлено в самых изысканных выражениях) и неотразимости облика нет ни языка, ни ушей. Так на что же она рассчитывает? И это несмотря на то, что она схватывала каждое слово, срывавшееся с толстых губ этого ублюдка, а это было нелегко, потому что он все время жевал сигару, и несмотря на то, что она хоть и давно не практиковалась, все еще печатала шестьдесят слов в минуту.

— Он решил, что я дурочка, — Тедди постучала костяшками пальцев по лбу. — Дерьмо, вот дерьмо, — для убедительности она показала каждую букву слова отдельно.

Он обнял ее.

Он собирался утешить ее, сказать, что в мире полно дураков, которые судят о людях по самым элементарным внешним проявлениям, но, не успев произнести ни слова, уловил энергичную жестикуляцию. Он «читал» язык пальцев и полыхающих глаз.

— Я не сдамся. Я непременно найду себе работу.

Она прижалась к нему, и он почувствовал, как она энергично затрясла головой. Потянувшись к ночному столику, он выключил свет. В темноте он слышал ее дыхание. Он знал, что она еще долго будет вот так лежать, продумывая следующий шаг. Неожиданно он снова вспомнил Глухого. Может, и он вот так лежит где-нибудь и обдумывает свой следующий шаг? Очередная жертва на фонарном столбе? Очередная спортсменка, которой так и не добежать до финишной ленты? Но какой во всем этом смысл?

Во второй раз он совершенно зря убил того полицейского начальника, а потом и вице-мэра, и еще дюжину случайных прохожих, оказавшихся рядом, когда машина вице-мэра взлетела на воздух. А потом пригрозил покончить и с самим мэром, это тоже входило в его грандиозный план. План? Вытянуть пять тысяч долларов у сотни самых богатых горожан. И весьма сомнительные аргументы, чтобы заставить их платить. Да, но ведь Глухой всех предупреждал заранее. И потом выполнял угрозы. А теперь грозился осуществить свои намерения без специального предупреждения. А что такое пять тысяч для тех, кто ворочает миллионами? А если заплатит только один из сотни, Глухой даже расходов своих не покроет. И что с того, что двоих он уже угрохал, не говоря уже о случайных прохожих? И что с того, что он собирается убить третьего — самого мэра? Все это часть общего замысла. Игра, развлечение. При каждом возникновении Глухого все прямо-таки за животики от смеха хватаются. Все, кроме полицейских из Восемьдесят седьмого.

Если эти юные девушки есть только часть какого-то более разветвленного плана, у Восемьдесят седьмого будет забот полон рот. Карелла даже содрогнулся и внезапно привлек к себе жену.

* * *

Сара Мейер раздумывала, как бы сказать мужу, что их дочери пора начать предохраняться. Мейер гадал, нравится ли жене его парик. Гадал он и о том, что неужели Глухой снова проник в их расположение. Не в буквальном смысле, конечно, ибо в данный момент они с Сарой лежали в постели, но в расположение участка, на территории которого молодых женщин вешают на фонарных столбах.

Мейер не любил Глухого. Такая уж ему выпала злая судьба, что во всех трех случаях Глухой связывался именно с ним первым. Ну, не совсем так. В первый раз с ним связался Дэвид Раскин, сообщивший о существовании Глухого, и тогда, как, впрочем, и сейчас, он в точности не знал, может, он вовсе и не глухой. Они многого не знали о Глухом. Например, кто это такой? Или где он был все эти годы? Или зачем вернулся? Если и впрямь вернулся. Майор надеялся, что это не так, но боялся, что это так.

Мейер всего лишь хотел спросить Сару, как он ей больше нравится: в парике или без? В постель он ложился без парика. Если она скажет, что с париком лучше, он выберется из постели и наденет его, а после займется любовью, да так, что чертям станет жарко. Впрочем, заняться любовью так, что чертям станет жарко, Мейер собирался в любом случае. О Глухом ему думать не хотелось. А вот о чудесных ногах Сары, о бедрах и груди, наоборот, очень хотелось.

Сару беспокоила их единственная дочь Сьюзен, которой было шестнадцать. Вернее говоря, ее беспокоила наследственность. Муж тысячи раз говорил ей, какие у нее чудесные ноги, бедра и грудь. Насчет ног и бедер она была не вполне уверена, а вот по части груди вполне соглашалась и не знала большего удовольствия, чем когда ее поглаживали. Тут и встает вопрос наследственности. Что касается старшего сына, Алана, она не волновалась. И что касается младшего, Джеффа, — тоже. Алану было семнадцать, а Джеффу тринадцать, и в отношении них ее волновали только наркотики, впрочем, стоит прикоснуться к этой гадости и Мейер шею им свернет. Но наследственность — это наследственность.

Сьюзен явно унаследовала чудесные ноги, бедра и грудь матери. Она унаследовала и ее чувственные губы, голубые глаза отца и матери, и Бог знает чьи светлые волосы, и все это вместе взятое создавало образ весьма привлекательной юной особы, которая, надеялась Сара, может быть, не так уж любит, когда ей ласкают грудь.

В силу всех этих обстоятельств Сара хотела предложить Мейеру, чтобы они вместе попросили семейного врача выписать для Сьюзен пилюли. Сара не знала, девственница ли еще ее дочь. В последние несколько месяцев Сьюзен была чрезвычайно замкнута во всем, что касалось ее частной жизни, из чего, возможно, следует, что какой-нибудь горячий ковбой из школы уже подверг ее обряду посвящения. Либо Сьюзен сама серьезно обдумывает, не пройти ли ей этот обряд. В любом случае Сара вовсе не хотела, чтобы ее дочь забеременела в шестнадцать лет.

Проблема, однако, состояла в том, как все это объяснить Мейеру.

Они заговорили одновременно.

— Слушай, я вот о чем думаю...

— Знаешь ли, Сара...

Оба замолчали.

— Давай, — сказал Мейер, — сначала ты.

— Нет, ты.

Мейер глубоко вздохнул.

— Они все время смеются надо мной из-за этого парика.

— Кто они?

— Ребята.

— Ну и что?

— Все ребята.

— Ну и что?

— Ну и... Сара... А тебе нравится парик?

— А мне он и не должен нравиться, он ведь у тебя на голове.

— Но как тебе кажется, мне в нем лучше или нет?

Сара погрузилась в раздумье, которое показалось Мейеру слишком продолжительным.

— Мейер, — сказала она наконец, — я люблю тебя с волосами или без волос. Для меня ты — это ты, и при чем здесь волосы? Можешь ходить лысым, можешь носить этот парик, можешь купить другой, например, светлый или рыжий, можешь отрастить усы или бороду, можешь выкрасить ногти на ногах, я все равно буду любить тебя. Потому что я люблю тебя, — заключила она.

— Я тоже люблю тебя. — Мейер немного помолчал. — Но парик-то тебе нравится?

— Честно?

— Честно.

— Я люблю целовать твою блестящую лысую макушку.

— Тогда я сожгу парик.

— Да, сожги его.

— Завтра.

— Когда хочешь.

— Ладно, — сказал Мейер. Однако он не был уверен, что на самом деле сожжет его. Самому-то ему парик нравился. В нем он выглядел настоящим детективом. А он любил выглядеть настоящим детективом. Он любил быть детективом. Только не тогда, когда поблизости Глухой. И какого черта ему снова понадобилось? Если, разумеется, это Глухой. А кто, кроме него, будет вешать девушек на фонарных столбах и оставлять на месте преступления документы, чтобы облегчить им работу? Нет, скорее всего это все же Глухой. Интересно, а Глухой носит парик? Глухой — блондин. Карелла хорошо рассмотрел его, когда в него стреляли. Высокий блондин со слуховым аппаратом. Но, может, светлые волосы — это парик? И, может, Глухой лыс? И называть его надо Лысым? А самого Мейера не называют ли за глаза Лысым Детективом? Может, на территории Восемьдесят седьмого он известен как Лысый Детектив? И во всем городе тоже? И даже во всем мире? Такой известности ему вовсе не хотелось. Он хотел, чтобы его знали как Мейера Мейера. Чтобы он был самим собой.

Сара меж тем что-то говорила.

Начало он пропустил, речь шла о людях, которые с годами делаются красивыми и, естественно, привлекают к себе внимание. Он вспомнил последнее появление Глухого. Почему этот мерзавец не выбрал какой-нибудь другой участок? Почему именно Восемьдесят седьмой? Посылал им фотографии. Дублировал посылки. Помогал им. Ну, не так, чтобы очень, филантропом он не был. Но бросал вызов: пошевелите мозгами, сообразите, что означают эти фотографии, и тогда поймете, какова моя цель на сей раз. Они разобрались и решили, что фотографии означают, что он собирается ограбить еще один банк. И он действительно это сделал. Дважды. Он послал людей, зная, что их поймают, если в полиции верно расшифровали фотографии, а потом, через полтора часа, отправил новую команду. И у него почти все получилось. На сей раз он назвал себя «Taubman», что по-немецки означает «Глухой». Der Taube Mann. А, черт, лучше бы это все-таки был не он.

— Ну, что скажешь? — спросила Сара.