Амитав Гош - Огненный поток

• Название: Огненный поток
• Автор: Амитав Гош
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2022
• ISBN: 978-5-86471-909-1

Финальная часть “Ибисной трилогии” (две первые книги – “Маковое море” и “Дымная река”). 1839 год, напряженность между Китаем и Британией стремительно нарастает. Китай не желает, чтобы чужеземцы превратили его в гигантский рынок индийского опиума. Теряя огромные доходы, британские колониалисты начинают войну. К китайскому Кантону стягивается британско-индийская армада. В числе прочих судов и шхуна “Ибис”, с которой так или иначе связаны судьбы всех героев. Среди них сипай Кесри Сингх, возглавляющий отряд индийских солдат; молодой моряк Захарий Рейд, мечтающий о богатстве и славе; Ширин Моди, вдова купца-парса, направляющаяся в Китай, чтобы вернуть потерянное богатство мужа; юная француженка Полетт, которая пошла по стопам своего отца, ученого-ботаника; бывший раджа Нил, пытающийся обрести в Кантоне покой… Заключительная книга трилогии расскажет, что случилось с героями “Макового моря” и “Дымной реки”. Их драматичные судьбы разворачиваются на фоне не менее драматичной большой Истории, складываясь в огромное и пестрое многофигурное полотно. В 2015 году роман “Огненный поток” стал лауреатом Crossword Book Award, самой авторитетной литературной премии Индии.

---

Но кое в чем Аша-диди истинная китаянка – зря не тратит времени и слов: показав мне комнату, тотчас отдала распоряжения по ее уборке и меблировке. Птичница, спутав курам лапы, унесла их прочь, словно связки квохчущих кокосов. Затем с полдюжины сыновей, внуков и невесток хозяйки отдраили пол от перьев и помета. Следом появилась мебель: стулья, табуретки и даже чарпая, проделавшая долгий путь из Калькутты в Кантон.

Покончив с обстановкой, Аша-диди прошла к двери в конце комнаты, которая вела, как оказалось, в небольшую пристройку.

– Тут маленькая баранда. Идите, гляньте.

На “веранду”, заваленную подгнившим брусом и канатами, я вышел опасливо, готовый к неприятному сюрпризу в виде гусей или уток. Но меня накрыло, точно приливной волной, восторгом от возникшей панорамы города.

День стоял ясный, и видно было до самого холма Ву, высившегося над Гуанчжоу, я смог разглядеть даже огромное сооружение на его вершине – Чжэнхай Лоу, башню Умиротворение моря. На переднем плане противоположного берега я увидел иноземный анклав, водное пространство перед которым было запружено судами всевозможных форм и размеров: над лодками лавочников и извозчиков высились торговые джонки из Шаньтоу, туда-сюда шныряли обтекаемые кораклы (вот в таком я ежедневно пересекаю реку, оплачивая проезд мелкой монеткой).

О чем еще мечтать – выйди на веранду и любуйся нескончаемой суетой!

Когда на город опускается вечер, река озаряется огнями. Сияя фонарями, мимо моей веранды проплывают знаменитые “цветочные лодки”, оставляя искристый след из мелодий и смеха. На некоторых лодках павильоны без боковых стенок, и ты видишь женщин, услаждающих клиентов музыкой и пением. Наблюдая за ними, я понял смысл фразы “В Кантон юноши приезжают себе на погибель”.

Расположение моего жилища просто превосходно: лодка причалена к острову Хонам, где несравнимо тише, нежели на густо застроенном северном берегу с раскинувшимся на нем Гуанчжоу. Контраст поразительный: там невиданная теснота и скученность зданий, а здесь леса да поля, деревушки, монастыри и большие поместья. Вокруг тишина и покой, но до печатни Комптона добраться легко.

Сама лодка-дом – неизменный источник развлечений. Порой ко мне заглядывают сыновья Аша-диди, и разговор наш частенько идет о Калькутте. Когда семья вернулась в Китай, они были совсем маленькие, но все же сохранили кое-какие воспоминания о городе. Интересно, что все знают хоть несколько слов на бенгали и хиндустани и любят пан-масалу. Малыши, внуки Бабурао и Аша-диди, тоже расспрашивают о Калькутте и Бенгалии. Крепость их связи с Индией удивительна, и причина, я думаю, в том, что прадед и прабабка малышей похоронены на китайском кладбище на берегу Хугли. Наверное, так и возникают узы, хотя это трудно понять человеку вроде меня, прах предков которого всегда развеивали над Гангом.

Старшая дочь, которую все зовут А-Маа, дольше других детей Аша-диди прожила в Калькутте. Она года на два старше меня и никогда не была замужем. Очень худа и не по возрасту морщиниста. Подобно всем айбуро, незамужним тетушкам, она присматривает за детьми и берет на себя хлопоты по ведению хозяйства. Ни секунды не сидит на месте, однако всегда окутана этакой легкой грустью. Из всего семейства она одна как будто была недовольна моим появлением. Со мной не разговаривает и даже не смотрит на меня, но прячет лицо, как поступают бенгальские женщины при чужом человеке. Мне это кажется странным, поскольку представительницы здешней лодочной общины не соблюдают пурду, не бинтуют ноги и не придерживаются ограничений, распространенных среди китаянок. И потом, А-Маа не выказывает стыдливости перед другими посторонними.

У меня такое ощущение, что моя персона разбередила в ней какую-то старую рану. Однако ей не удается, по примеру вековух, видеть во мне пустое место. Иногда принесет и молча сунет какое-нибудь блюдо с кухни Аша-диди. Я догадывался, что чем-то ее растревожил, но только не понимал чем.

И вот два дня назад она сбивчиво заговорила со мной на бенгали, словно выковыривая камушки из тины своей памяти. Ее “калькуттское имя”, сказала она, Митху. И затем поведала свою историю: девушкой влюбилась в соседского парня-индуса, но обе семьи были против их союза. Ее родители прочили ей в мужья кого-то из местной китайской общины, но она, упрямица, отказала кандидату.

Шли годы, и потом уже стало поздно думать о замужестве.

В ночь перед прибытием на место новобранцы долго не могли уснуть. Теперь все они, подростки-одногодки, раньше никогда не покидавшие родительский кров, крепко сдружились.

Некоторые ребята из глухих деревенек повидали в жизни еще меньше Кесри. Самый неотесанный, нескладный паренек по имени Ситул в компании рекрутов считался шутом.

В ту ночь говорили о том, что их ждет и каково служить под началом английских офицеров. Больше других это беспокоило Ситула. Надысь, сказал он, один его родич наведался в город, где много англов, и, вернувшись, поделился таким секретом, что вслух не произнесть.

– Да что за секрет-то?

– Слово, что никому не скажете?

Получив клятву, Ситул поведал об открытии родича: женщины белых саибов – феи, у каждой имеется пара крыльев.

Слушатели недоверчиво фыркнули, и тогда рассказчик привел доказательство, которое его родич видел собственными глазами. Саиб с дамой ехали в экипаже; мало того, что дама была во всем белом под цвет волшебных крыльев, так еще у всех на глазах саиб обнимал ее за плечи, чтоб не улетела. Никаких сомнений, это была пари, фея.

Над деревенской доверчивостью Ситула посмеялись, но вообще-то все побаивались предстоящей встречи с белыми саибами, о которых в деревнях чего только не говорили.

Однако по прибытии в Барракпор это опасение поблекло перед необычностью всего остального. Судно еще даже не причалило, когда взору открылось невиданное здание – дворец с окнами на реку, с павлинами на крыше и огромным палисадником, полным удивительно ярких цветов.

Оторопь новобранцев позабавила Хукам Сингха. По выходным, сказал он, здесь отдыхает английский генерал-губернатор, но это просто домишко по сравнению с его чертогом в Калькутте.

Высадившись на берег, рекруты терялись, куда смотреть, ибо все было внове. Минуя высокий забор, они услышали звуки, от которых стыла кровь, – рев тигров, рык львов и леопардов. В деревнях такое слышалось лишь в отдалении, а здесь готовые напасть хищники были совсем рядом. Рекруты не кинулись наутек только потому, что не знали, в какую сторону бежать.

Хукам Сингх обозвал их набитыми дураками, посмеявшись над их испугом перед домашним зверинцем, где все твари сидят в клетках.

Следующей новинкой, от которой захватило дух, стал военный городок. Куда ни глянь, повсюду будки, шатры, невысокие дощатые постройки, а посредине большой плац, на котором марширует уйма солдат. И везде белые саибы в форме удивительных оттенков – муштруют сипаев или просто слоняются без дела. Однако самая-то невидаль, заставлявшая изумленно разинуть рот, – отсутствие у саибов бороды и усов, у всех лица гладкие, безволосые, точно у мальчиков или женщин.

Наконец добрались до пустой палатки, где новобранцам приказали ждать.

И вот тогда Ситул куда-то сгинул. Рекруты, оживленно обсуждавшие увиденное, сперва даже не заметили его исчезновения, но потом их внимание привлекли визг и вопли, доносившиеся снаружи. Выскочив из палатки, они увидели своего товарища, которого караульный волоком водворял на место.

Оказалось, у Ситула прихватило живот и он надумал облегчиться. Не знакомый с местностью, он, по деревенской привычке, цапнул флягу с водой и стал высматривать укромный уголок. Углядев подходящий проем в зарослях кустов, он, зорко озираясь, нет ли прохожих, вздернул дхоти, присел на корточки и, тужась, пустил ветры.

К несчастью, эти заросли были живой изгородью, окаймлявшей сад полковника. Что еще хуже, своим действом Ситул нарушил пикник полковых дам.

Вину за инцидент возложили на Хукам Сингха, не удосужившегося показать рекрутам нужник. Позже он от души взыщет с Ситула за его промах, а сейчас, исполняя приказ караульного, всю группу повел прямиком в пакхану, от вида которой новобранцы засомневались, что когда-нибудь захотят справить нужду.

Над длинными канавами высились помосты с дырами, где на корточках сидели рядком солдаты, точно вороны на веревке. Одуряющая вонь и ритмичные шлепки, доносившиеся из канав, неустанно напоминали о том, что грозит седоку, потерявшему равновесие.

Дома новобранцы нередко испражнялись на свежем воздухе, подставив лица ветерку, и, бывало, на такие посиделки отправлялись вдвоем или втроем, чтобы в случае чего защитить друг друга, но всегда находили какой-нибудь кустик, обеспечивающий уединение.