Борис Акунин - Он уходя спросил

• Название: Он уходя спросил
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: Историческая литература
• ISBN: 978-5-17-148290-9

«В этот самый миг с грохотом распахнулась дверь. Сейчас судьба подхватит меня и понесет на своих бурных волнах, не давая опомниться…» Не зря криминалист Василий Гусев пытался передать дело «табачно-спичечной королевы» главе частного детективного агентства. Расследование, на первый взгляд касающееся только одной семьи, вскоре выйдет на совсем другой уровень и затронет тех, от кого зависит судьба Империи…

---

– Вы должны мне помочь, Василий Иванович. И вы мне поможете, – с напором, чуть ли не с угрозой сказала она так, будто мы только недавно расстались.

То же самое она заявила, когда я увидел ее впервые – в моем рабочем кабинете, в Москве, где я заведовал сыскной частью.

Вошла высокая, прекрасно одетая, сильно беременная молодая дама, о визите которой меня заранее известил полицеймейстер: к вам-де явится вдова Хвощова, весьма активная особа, с большими связями, так что вы уж с ней погалантерейней.

Ее супруг Дмитрий Хвощов, табачно-спичечный магнат, незадолго перед тем покинул сей мир при туманных обстоятельствах. Расследование вел я.

Миллионщика нашли мертвым в конторе его московской фабрики. Рядом валялся револьвер, однако дактилоскопия в ту пору у нас еще не применялась, и понять, сам ли покойник в себя выстрелил или оружие бросил убийца, было затруднительно. Однако кончать с собой Хвощову, здоровому, жизнерадостному господину, вроде было не с чего. Я руководствовался версией, что богача убили. К тому же обнаружилось завещание, престранное. Все свои денежные средства, около семи миллионов рублей, Дмитрий Харитонович отписывал некоему Миловидову, главному инженеру спичечной фабрики – ни с того ни с сего, просто по приятельству. Они с Миловидовым последнее время были неразлучны. Далее вскрылись обстоятельства еще более подозрительные – в них меня посвятили сотрудники московского Охранного отделения. Оказалось, что инженер Миловидов замечен в тесных связях с революционной партией так называемых «большевиков»; что под влиянием своего приятеля Хвощов проникся социал-демократическими идеями, делал щедрые взносы в партийную кассу и по тем же побуждениям составил свою духовную. Уж не большевики ли его и укокошили, чтобы заграбастать миллионы?

У Миловидова, впрочем, было железное алиби, а никаких других подозреваемых в деле не появлялось. Расследование, как у нас в полиции говорят, «подвисло».

Тут-то ко мне и явилась вдова.

Я про нее уже кое-что знал, поскольку в ходе розыска изучил всех возможных интересантов хвощовской гибели. Жена, разумеется, должна была унаследовать всё движимое и недвижимое – за вычетом банковских авуаров, как уже сказано, предназначенных «товарищу» Миловидову, читай – большевистскому ЦК.

Мне было известно, что Алевтина Саввина (такова была ее девичья фамилия) вышла за покойного «династическим браком», соединив капиталы двух богатейших купеческих родов; что со своим взбалмошным супругом они жили бурно, то ссорясь, то мирясь; что она женщина с характером. Но не предполагал, что с таким кипучим.

Беседу Алевтина Романовна начала с откровений. Такова была ее всегдашняя манера – вовлекать собеседника в мир ее забот и проблем, как будто все должны в них соучаствовать. Положение свежей вдовы, к тому же беременной, и само по себе располагало к сочувствию.

– Ах, какой это был человек, мой Митя! – рассказывала посетительница, глотая слезы. – Я его любила и ненавидела. Он заслуживал и того, и другого. Но скучно с ним никогда не было. Он был не такой, как все. Он был интересный. Я надеялась, что сумею его окоротить, приручить. Не сумела. Знаете, в чем была его главная страсть? Он был коллекционер.

– Да, я знаю, у вашего супруга большое собрание современной европейской живописи, – кивнул я.

– Он собирал не только картины. С такой же увлеченностью он коллекционировал интересных людей. Этот мефистофель Миловидов совершенно околдовал моего мужа! Никогда не встречал людей с таким безжалостно ясным взглядом на жизнь, говорил мне Митя.

– Вероятно, из-за безжалостно ясного взгляда на жизнь Миловидов сотоварищи его и убили, – заметил я. – Вот в этой папке мой рапорт с соответствующими выводами. Дайте мне еще немного времени, и я подкреплю их доказательствами.

– Я умоляю вас этого не делать! – воскликнула тут вдовица к моему изумлению. – Да, Митю убили большевики, но я уверена, что они хорошо скрыли следы. Вы не добудете никаких доказательств, Миловидов выйдет сухим из воды и благополучно получит деньги по завещанию. Оставшись без оборотных средств, все наши предприятия разорятся. И тогда получится, что убийцы победили, а я осталась нищей!

– Чего же вы хотите? – спросил я в недоумении.

– Отдайте ваш рапорт мне. Вместо этого напишите заключение, что Митя застрелился. По российскому закону последняя воля самоубийцы не имеет легитимности. Деньги унаследую я, а большевики останутся ни с чем.

– Это невозможно! – вскричал я. – Результаты моего расследования указывают, что…

Тут она положила на стол сверток.

– Здесь тридцать тысяч рублей. Отдайте мне рапорт – и деньги ваши. Главное, вы сделаете доброе, справедливое дело. Накажете злодеев, спасете вдову и будущего ребенка несчастной жертвы, а кроме того не оставите без куска хлеба шесть тысяч рабочих наших четырех фабрик. При банкротстве фирмы все они окажутся на улице.

Что я могу сказать в свое оправдание?

Что тридцать тысяч равнялись моему тогдашнему жалованью за десять лет? Это не оправдание.

Что мне стало жалко вдову, ее дитя и рабочих? Это неправда.

Правда, увы, некрасива.

В девятьсот седьмом Россия уже четвертый год находилась в тяжелом общественном кризисе, все прежние понятия обесценились, государство шаталось и, казалось, вот-вот развалится. Мы тогда все немного сошли с ума. Я подумал: велика ли важность, что останется недорасследованным дело о смерти какого-то сумасброда, когда по всей стране каждый день убивают чиновников и вешают террористов?

Мне легко было себя убедить в этом, потому что я переживал мучительную личную драму. Жена Ирина, крест всей моей жизни, влюбилась в скрипача Добровицкого. Он был знаменит, талантлив, богат. Каждый день он присылал ей букеты, какие я не мог бы себе позволить и на десятилетний юбилей нашей свадьбы. Я знал, как Ирину мучает скудость средств, отсутствие хорошего рояля, тесная квартира.

Да что там говорить! Слаб человек.

Я отдал рапорт и взял деньги.

Судьба сначала вознаградила меня. Я поразил жену небывалой широтой, я перевез ее на новую квартиру, где сверкал лаком превосходный «стейнвей», и Ирина вновь полюбила меня. У нас сызнова был медовый месяц, и родилась Ленуся, мое маленькое счастье.

Но память о взятке мучила меня. Мысленно я называл тот позорный эпизод «Грехопадением». И когда наш брак с Ириной снова дал трещину, я счел это заслуженной карой.

Вот почему появление Хвощовой в Монако так выбило меня из колеи. Прошлое явилось нежданно, ничего хорошего встреча с ним мне не сулила.

– Почему вы здесь? – спросил я, пытаясь взять себя в руки.

– Я приехала к Монсарту заключать эксклюзивный контракт. У Монсарта в Ницце мастерская. Ах, теперь это неважно!

Я был далек от современного искусства, но знал, что картины Анри Монсарта, новой звезды художественного авангарда, идут нарасхват. Читал я и про то, что Алевтина Романовна, унаследовав собрание покойного мужа, очень обогатила и расширила хвощовскую коллекцию.

– Заключили?

Мне это было все равно, я даже не очень представлял себе, что такое «эксклюзивный контракт», но некое малодушное чувство побуждало меня оттянуть момент, когда Хвощова обрушит на меня какие-то свои новые проблемы и будет требовать, чтобы я ими занимался.

– Да. Теперь Монсарт будет писать картины только для меня. Это большой успех, но мне не до того. Случилось ужасное несчастье! Сегодня в Петербурге похитили мою Дашеньку!

– Кого?

– Мою дочь! Когда мы с вами встречались, я была ею беременна. Теперь Даше седьмой год.

– Вы уверены, что это похищение? – спросил я. – У вас требуют выкуп?

– Пока нет.

– Ну вот видите. Россия не Америка, у нас детей не крадут. Что, собственно, произошло?

– Даша была с няней. Кто-то напал. Няню нашли без сознания, а дочь исчезла.

Хвощова говорила отрывистыми фразами. Должно быть, боялась разрыдаться.

Моей Ленусе тоже было шесть лет. Я попробовал представить, что она пропала, – и тут же запретил себе даже думать такое. Сразу закололо сердце.

– Может быть, няне стало плохо, она потеряла сознание, девочка испугалась и убежала? Где это произошло?

– В моей клинике. Вернее, в больничном парке. Там вокруг ограда. Дашенька никуда не делась бы. И потом, она в меня. Не из пугливых. Это похищение, никаких сомнений. Я богата, она мой единственный ребенок.

Я читал в газетах, что несколько лет назад Хвощова выстроила где-то на Васильевском острове детскую благотворительную клинику, очень хорошую.

– И всё же. Полиция искала на соседних улицах?

– Те, кто вмешивает в дело о похищении полицию, получают труп. – У Хвощовой застучали зубы. – Это известно. Я велела хранить своим строжайшую тайну. Ждать требования о выкупе и ничего не предпринимать.

– Но если вы хотите обойтись без полиции, зачем вам я?