Абрахам Меррит - Металлическое чудовище

• Название: Металлическое чудовище
• Автор: Абрахам Меррит
• Жанр: Фэнтези

---

– Лилль заключает, что существует металлическое сознание. Ле Бон первым доказал, что металл чувствительнее человека, что его неподвижность только видимая (Ле Бон. Эволюция материи, глава одиннадцатая. – Прим. автора).

– Возьмите брусок магнитного железа, кажущийся таким серым и безжизненным, и подвергните его воздействию магнитного поля. Что произойдет? Железо состоит из молекул, которые в обычном состоянии повернуты во всех направлениях, совершенно беспорядочно. Но когда через него проходит ток, в этой внешне неподвижной массе происходят большие изменения. Все крошечные частицы поворачиваются своим северным концом в направлении движения тока.

– И тогда сам брусок становится магнитом, окруженным и наполненным магнитной энергией. Внешне он остался неподвижным; в действительности произошло большое передвижение.

– Но это бессознательное движение, – возразил я.

– Откуда вы знаете? – спросил он. – Если прав Жак Леб [5], это сознательное движение молекул, не менее сознательное, чем наши движения. Между ними нет никакой разницы.

– Все наши движение – не что иное, как невольная и неизбежная реакция на определенные стимулы. Если Леб прав, тогда я лютик на поле. Ведь Леб всего лишь восстановил провидение, одну из древнейших идей человечества, и сформулировал ее в терминах тропизма. Омар Хайам, химически возрожденный в Рокфеллеровском институте. Тем не менее те, кто признает его теории, утверждают, что нет разницы между их собственными импульсами и перемещением молекул в магнитном поле.

– И все же, Гудвин, железо соответствует трем критериям Геккеля: оно воспринимает стимулы, отвечает на них определенными действиями и сохраняет память об этом; когда ток перестает идти, у железа меняется степень деформации при растяжении, проводимость и другие свойства; они были изменены током; но с течением времени воспоминание об этом воздействии сглаживается. Точно так же ведет себя человеческий организм.

16. МЫСЛЯЩИЙ МЕТАЛЛ!

– Допустим, – согласился я. – Мы подходим к их способу передвижения. В простейшей формулировке всякое движение есть перемещение в пространстве под воздействием силы тяготения. Ходьба человека – это постоянное преодоление силы тяготения, которая стремится притянуть его к поверхности земли и прижать к ней. Гравитация распространяется в эфире – это колебания, родственные магнитному полю, которое, если использовать ваше сравнение, поворачивает молекулы железа. Ходьба – это постоянные разрывы поля тяготения.

– Снимите на пленку идущего человека, пропустите ускоренно, и вам покажется, что человек летит. Не будет видно постоянных падений и подъемов, из которых и состоит ходьба.

– Я полагаю, что передвижение этих существ состоит в постоянном преодолении поля тяготения, точно так же, как наша ходьба, только в таком ритме, что нам это продвижение кажется непрерывным.

– Несомненно, если бы мы могли замедлить поступление частичек света в глаз, мы бы увидели вместо непрерывного полета серию прыжков – точно так же как замедление пленки показывает нам ходьбу как серию спотыканий.

– Хорошо, до сих пор в этом феномене нет ничего такого, что человеческий мозг счел бы невозможным; поэтому интеллектуально мы продолжаем оставаться хозяевами этого феномена; нам нужно опасаться только недоступного человеческой мысли.

– Металлические и кристаллические, – сказал Дрейк. – А почему бы и нет? А мы сами кто такие? Кожаные мешки, полные некими жидкостями и опирающиеся на подвижное устройство, состоящее в основном из извести. Мы, с нашей кожей, ногтями и волосами, происходим в конечном счете из того первобытного желе, которое существовало бессчетные миллионы лет назад и которое Грегори [6] назвал протобионом. И оттуда же змеи с их чешуей и птицы с их перьями; рог носорогов и волшебные крылышки бабочки; панцирь краба, тонкая паутинка и сверкающее чудо перламутра.

– Разве между всеми ними меньшая пропасть, чем между нами и металлом? Я думаю, нет.

– Не материально, – согласился я. – Но остается вопрос о сознании.

– Этого я не могу понять, – сказал Дрейк. – Вентнор говорил… как он это назвал? – о групповом сознании, действующем в нашей сфере и в сферах выше и ниже нашей, с известными и неизвестными нам чувствами. Я вижу это… смутно, Гудвин… но не могу понять.

– Мы согласились называть эти существа металлическими, Дик, – ответил я. Но это совсем не значит, что они состоят из известных нам металлов. Но, будучи металлическими, они должны иметь кристаллическую структуру.

– Как указал Грегори, кристаллы и то, что мы называем органической материей, с самого начала эволюции имели равные шансы. Мы не можем представить жизнь, не наделив ее определенным сознанием. Голод – это проявление сознания, и нет других стимулов для еды, кроме голода.

– Кристаллы едят. Извлечение энергии из пищи сознательно, потому что целенаправленно, а цели без сознания не бывает; извлечение энергии для деятельности тоже целенаправленно и потому сознательно. Кристаллы делают и то, и другое. И могут передать эту способность своим детям, точно так же, как мы. Нет причин, почему бы им в благоприятных условиях не вырастать до гигантских размеров, однако они этого не делают. Они достигают определенного размера и за него не переходят.

– Напротив, они делятся, дают жизнь другим, меньшим кристаллам, которые начинают расти, пока не достигают размеров предшествующего поколения. И эти младшие поколения, как у людей и животных, повторяют старшие!

– Итак, мы приходим к заключению о возможности появления кристаллических существ, которые благодаря законам эволюции могут достигнуть такой ступени, какой достигли существа, удерживающие нас. И разве не меньше разницы между нами и ими, чем между нами и ползающими земноводными, нашими далекими предками? Или между нами и амебой – живым плавающим животом, из которого мы все вышли? Или между амебой и инертным желе протобиона?

– А что касается группового сознания, о котором говорил Вентнор, то я думаю, он имеет в виду общественное сознание, как у пчел или муравьев, то, что Метерлинк назвал «духом улья». Он проявляется в распределении ролей насекомых, как геометрические построения ясно проявляют разум наших кристаллических существ.

– Ничего нет удивительнее быстрой организации без всякой видимой связи то ли для нападения, то ли для работы в рое пчел; точно так же без всякой связи изготовители воска, воспитатели молодежи, собиратели меда, химики, изготовители пищи – все эти многочисленные специалисты роя вдруг покидают его со старой маткой, но оставляют достаточно специалистов всех видов, чтобы обслуживать молодую.

– И все это пропорциональное распределение достигается без всяких известных нам способов связи. И это очевидно разумное распределение. Ибо если бы оно было случайным, могли бы уйти все изготовители меда, и тогда весь рой умер бы с голоду, или ушли бы все химики, и не была бы правильно подготовлена пища для молодежи – и так далее, и так далее.

– Для такого развития, как у наших существ, требуется длительная эволюция, не меньше времени, чем потребовалось нам, чтобы обособиться от ящеров. Что они делали все это время? Почему не ударили по человеку, как говорил Вентнор?

– Не знаю, – беспомощно ответил я. – Но эволюция – это не медленный, постепенный процесс, как думал Дарвин. Бывают взрывы, природа создает новый вид почти за одну за ночь. А потом долгие века развития и приспособления, и появляется новая раса.

– Возможно, какие-то необыкновенные условия сформировали эти существа. А может, они долгие века развивались в космосе, не на земле, и та невероятная пропасть, которую мы видели, на самом деле одна из их дорог. Они могли попасть сюда на осколке какой-то разбитой планеты, найти в этой долине подходящие условия и развиться с поразительной быстротой (Теория профессора Сванте Аррениуса о распространении жизни при помощи крошечных спор, которые переносятся в пространстве. Смотри его «Сотворение мира». – У.Т.Г).

– Что-то их сдерживало, – прошептал Дрейк, – а теперь они освободились. Вентнор прав, я это чувствую. Что же нам делать?

– Возвращаться в их город, – ответил я. – Идти туда, как он сказал. Я думаю, он знал, о чем говорил. И думаю, он сможет нам помочь. Он не просил нас, это был приказ.

– Но что можем мы сделать, два человека против всех этих существ? – простонал он.

– Узнаем, когда придем в город, – ответил я.

– Ну что ж, – прежняя беззаботность вернулась к нему, – в каждом кризисе на этом старом шаре вовремя подвертывался человек, помогавший его разрешить. Нас двое. И самое худшее – погибнем в борьбе, как многие до нас. Итак, что бы ни было в аду, идем в ад.

Некоторое время мы молчали.

Наконец Дрейк заговорил:

– Идти нужно утром. – Он рассмеялся. – Звучит так, будто мы живем в пригороде.