Фрэнсис Фицджеральд - Великий Гэтсби. Ночь нежна

• Название: Великий Гэтсби. Ночь нежна
• Автор: Фрэнсис Фицджеральд
• Жанр: Литература 20 века
• ISBN: 978-5-17-145414-2

«Великий Гэтсби» (1925) – «бурные» двадцатые годы прошлого столетия… Время шикарных вечеринок, «сухого закона» и «легких» денег… Эти «новые американцы» уверены, что расцвет будет вечным, что достигнув вершин власти и богатства, они обретут и личное счастье… Таким был и Джей Гэтсби, ставший жертвой бессмысленной погони за пленительной мечтой об истинной и вечной любви, которой не суждено было сбыться… «Ночь нежна» (1934) – во многом автобиографичный роман, который сам Фицджеральд называл своим любимым произведением. Этот роман – история непростых взаимоотношений юной американской актрисы Розмари, молодого талантливого врача-психиатра Дика Дайвера и его жены Николь, чья болезнь – драма самого Фицджеральда (его жена Зельда страдала шизофренией). Это роман о любви, страсти, желании сохранить брак, отчаянии и самообмане, в котором за судьбой отдельных героев просматривается облик целой эпохи.

---

– Как жизнь, как дела? – не унимался Том. – Каким ветром тебя сюда занесло?

– Я здесь обедал с мистером Гэтсби.

Я повернулся к мистеру Гэтсби, но тот как сквозь землю провалился.

Как-то раз, в октябре тысяча девятьсот семнадцатого года (начала свой рассказ Джордан Бейкер ближе к вечеру того же дня, сидя подчеркнуто прямо на стуле с прямой спинкой в чайном павильоне отеля «Плаза»), я просто так бродила по городу, то и дело сворачивая с тротуаров на газон и обратно. На газоне мне нравилось больше, поскольку на мне были английские туфли с резиновыми шипованными подошвами, которые упруго вминались в мягкую землю. В тот день я решила обновить клетчатую юбку, которая развевалась на ветру, и всякий раз, когда ветер парусил ее, все красно-бело-синие флаги на фасадах домов разворачивались и неодобрительно щелкали и трещали.

Дом Дейзи Фей выделялся среди других самым большим флагом и самой широкой лужайкой. Ей тогда было восемнадцать (она на два года старше меня), и ни одна девушка в Луисвилле не пользовалась таким потрясающим успехом, как она. Она одевалась во все белое и ездила в маленьком белом родстере; в их доме день-деньской звонил телефон, и восторженные молодые офицеры добивались привилегии провести вечер в ее обществе: «Когда угодно, хоть на часок!»

Когда я в то утро оказалась напротив ее дома, родстер стоял на обочине. В нем сидела Дейзи с каким-то лейтенантом, которого я раньше никогда не видела. Они были так поглощены друг другом, что она не заметила меня, пока я не подошла почти вплотную.

– Привет, Джордан, – неожиданно сказала она. – Подойди к нам, пожалуйста.

Я была польщена тем, что она заговорила первой, поскольку из всех девушек старше меня она мне импонировала больше всего. Она спросила, пойду ли я нынче в Красный Крест свертывать бинты. Я ответила, что да. Ну, тогда не могла бы я передать, что она не сможет прийти? Когда она говорила, офицер смотрел на нее таким взглядом, о каком любая девушка может только мечтать. Мне все это показалось очень романтичным, поэтому я и запомнила тот случай. Звали ее кавалера Джей Гэтсби, и после этого я не видела его четыре с лишним года – даже когда мы встретились с ним на Лонг-Айленде, мне и в голову не пришло, что это тот самый молодой офицер.

Это произошло в девятьсот семнадцатом. На следующий год у меня появились свои ухажеры, я начала участвовать в соревнованиях, так что с Дейзи мы виделись не очень часто. Она встречалась с молодыми людьми чуть постарше, если вообще с кем-либо встречалась. О ней ползли какие-то дикие слухи: будто бы мать застала ее, когда она зимним вечером укладывала чемодан, чтобы отправиться в Нью-Йорк и проститься с каким-то военным, отбывавшим на фронт в Европу. Никуда ее, разумеется, не пустили, но после этого она несколько недель вообще не разговаривала ни с кем из родни. С военными она больше не встречалась, а переключилась на близоруких молодых людей с плоскостопием, непригодных к армейской службе.

К осени девятьсот восемнадцатого года она вновь обрела свою прежнюю веселость и жизнерадостность. Вскоре после Перемирия 11 ноября состоялся ее первый выход в большой свет, а в феврале пошли разговоры о ее помолвке с каким-то молодым человеком из Нового Орлеана. В июне она вышла замуж за чикагца Тома Бьюкенена, причем свадьбу сыграли с таким блеском и размахом, каких Луисвилл никогда не видывал. Он прибыл с сотней гостей в четырех специально арендованных вагонах, снял целый этаж в отеле «Зельбах», а за день до брачной церемонии преподнес ей жемчужное ожерелье стоимостью в триста пятьдесят тысяч долларов.

Я была подружкой невесты. Зайдя к ней в комнату за полчаса до свадебного застолья, я увидела ее лежащей на кровати, прекрасной, как июньская ночь, в ее убранном цветами платье – и пьяной в стельку. В одной руке она держала бутылку белого вина, в другой – какое-то письмо.

– П-здравь м-меня, – пролепетала она. – Никогда раньше не пила, а счас до чего ж здорово!

Я перепугалась, честно говорю вам, я никогда не видела девушку в таком состоянии.

– Вот, дор-рогуша. – Она пошарила в мусорной корзине, стоявшей на кровати, и вытащила оттуда жемчужное ожерелье. – Отнеси его вниз и в‐верни за-кон-ному в‐лдельцу. Да скаж-жи там всем, что Дейзи пер-редумала. Вот так! Дей-зи пер-редумала!

Она заплакала; нет, зарыдала в голос. Я пулей вылетела из комнаты, разыскала служанку ее матери, после чего мы закрылись на ключ и затолкали Дейзи в холодную ванну. Она буквально вцепилась в письмо и так и сидела с ним в ванне, скомкав его в мокрый шарик. Она лишь тогда позволила мне положить его в мыльницу, когда увидела, что бумага расползается, как снежные хлопья.

Но больше она ни слова не сказала. Мы дали ей понюхать нашатыря, положили лед на голову и снова втиснули ее в платье. Через полчаса, когда мы вышли из комнаты, ожерелье красовалось у нее на шее, и инцидент можно было считать исчерпанным. Назавтра в пять вечера она как ни в чем не бывало обвенчалась с Томом Бьюкененом и уехала на три месяца в свадебное путешествие по южным морям.

Я встретила их в Санта-Барбаре, когда они уже вернулись, и поймала себя на мысли, что никогда не видела женщины, столь безумно влюбленной в своего мужа. Если он хоть на минуту выходил из комнаты, она начинала беспокойно озираться и спрашивать: «А где же Том?» Она успокаивалась лишь тогда, когда он появлялся в дверях. Она часами сидела на пляже, держа его голову у себя на коленях, нежно массируя ему веки и глядя на него с невообразимым обожанием. Это было столь трогательное зрелище, что так и хотелось тайком прыснуть в кулак, завидуя при этом их счастью. Это было в августе. Через неделю после моего отъезда из Санта-Барбары Том как-то ночью врезался в фургон на Вентура-роуд, при этом у него отлетело переднее колесо. Ехавшая с ним девица тоже попала в газеты, потому что сломала руку – она оказалась одной из горничных гостиницы «Санта-Барбара».

В апреле следующего года Дейзи родила дочку, после чего они на год уехали во Францию. Как-то весной я встретила их в Каннах, чуть позже – в Довиле, а потом они вернулись в Чикаго и там обосновались. Вы сами знаете, как ее любили в Чикаго. Они вращались в тамошнем свете, среди разгульной золотой молодежи, но ей удалось сохранить совершенно незапятнанную репутацию. Возможно, потому, что она не пьет. Это огромное преимущество – оставаться трезвым в пьяной компании. Никому ничего не сболтнешь, а если и вздумается пошалить, то всегда можно выбрать момент, когда все напились до такой степени, что тебя просто не замечают и всем все равно. Скорее всего, Дейзи никогда не крутила романы на стороне, однако в ее голосе иногда проскальзывает что-то такое…

Так вот, месяца полтора назад она впервые за много лет вновь услышала фамилию Гэтсби. Это было как раз тогда, когда я вас спросила – помните? – знаком ли вам Гэтсби из Уэст-Эгга. После того как вы уехали домой, она вошла ко мне в комнату, разбудила меня и спросила: «Что это за Гэтсби?» Когда я спросонья описала его, она престранным голосом сказала, что это, должно быть, человек, которого она в свое время знала. И только тогда я поняла, что Гэтсби и молодой офицер в ее белом родстере – один и тот же человек.

Когда Джордан Бейкер закончила свою историю, мы уже с полчаса как вышли из «Плазы» и ехали по Центральному парку в открытом экипаже. Солнце закатилось за небоскребы Западных Пятидесятых улиц, где жили кинозвезды, и в жарких сумерках звенели веселые голоса девчушек, распевавших песенку:

Арабский шейх – да, это я,
Мне отдана любовь твоя,
Когда ты спишь – а я хитер! —
Я прокрадусь к тебе в шатер…

– Какое странное совпадение, – задумчиво проговорил я.

– Никакое это не совпадение.

– Почему же?

– Да потому что Гэтсби специально купил этот дом, чтобы быть рядом с Дейзи – только бухту переплыть.

Значит, в ту июньскую ночь он простирал руки не только к звездам. Он вдруг предстал передо мной живым человеком, освободившись от кокона своего напускного великолепия.

– Он просил узнать, – продолжала Джордан, – не могли бы вы как-нибудь днем пригласить Дейзи к себе, а потом позволить ему заглянуть к вам, словно случайно.

Непритязательность и скромность этой просьбы потрясли меня. Он ждал пять лет и купил особняк, где щедро раздавал сияние звезд ничтожной мошкаре, – и все только для того, чтобы однажды днем «словно случайно заглянуть» в гости к незнакомому человеку.

– И мне надлежало все это узнать, прежде чем он смог бы обратиться ко мне с такой пустяковой просьбой?

– Он боится и стесняется, потому что так долго ждал. Ему кажется, что вы можете оскорбиться. Видите ли, под всей его светскостью скрывается неотесанный простолюдин.

Что-то тут было не так.

– А почему он не попросил вас устроить встречу?

– Он хочет, чтобы она увидела его особняк, – объяснила Джордан. – А ваш дом как раз по соседству.