Януш Мейсснер - Красные кресты

• Название: Красные кресты
• Автор: Януш Мейсснер
• Издательство: Терра
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00702-1

Польский писатель Януш Мейсснер — признанный мастер историко-приключенческого жанра. Увлекательные романы писателя, точно воссоздающие колорит исторической эпохи, полные блестяще написанных батальных и любовных сцен, пользуются заслуженным успехом у читателей.

---

Лицо сеньориты совсем ничего не выражало. Ее карие глаза

— 292 — смотрели не мигая, серьезно и холодно. Он с трудом выдержал её взгляд и молча поклонился, но перехватив рукоять, прижал её к сердцу и шепнул:

— Благодарю, Мария.

Она чуть заметно кивнула и поспешно отступила. Рамирес оглянулся на своих секундантов. Те стояли позади, слева и справа. Перевел взгляд на Мартена, который по другую сторону палубы терпеливо ждал с обнаженной рапирой в руке.

— Начинайте! — скомандовал молодой помощник Мартена.

Противники подняли оружие на уровень лица, поклонились друг другу, потом секундантам, отмерили дистанцию вытянутыми клинками и стали в позицию.

Казалось, оба ожидали атаки. Рамирес предусмотрительно продел руку через толстую плетеную петлю, которой заканчивалась рукоять шпаги. Хорошо помнил, как онемела у него рука, когда Мартен своим ловким приемом выбил у него оружие. На это раз он был настороже. Неплохой фехтовальщик, он понимал, что ему не тягаться с этим воплощением сатаны, хотя надеялся, что нескоро ему поддастся, если сохранит хладнокровие. Заметил, что его позиция выгоднее: он мог при надобности свободно перемещаться, а за спиной Мартена места оставалось немного. Второй секундант корсара, крепкий, заросший до самых глаз боцман с короткими ногами и длинными мускулистыми руками — вылитая седая обезьяна — видимо тоже это заметил, ибо беспокойно косился за спину.

У Рамиреса мелькнула мысль, что этим нужно воспользоваться. А вдруг удастся в первой же атаке заставить противника отступить на два — три шага…Тогда Мартен утратил бы свободу движений; возможно, оглянулся бы, может на полсекунды потерял бы из виду шпагу своего врага…Этого могло хватить на укол в шею…

Все эти мысли промелькнули мгновенно. Рамирес кинулся вперед, отчаянно атакуя. Но Мартен не дрогнул: отбил два выпада, вовремя закрылся от третьего и тут же перешел в атаку.

Бласко отступил на шаг, на два шага. Он чувствовал на клинке силу отражаемых ударов и был ей поражен. На рипосту времени не было. Продлись это ещё немного, ему конец.

Как нельзя более вовремя спасли его протесты Лоренцо. Капитану не пришлось разыгрывать возмущение: в нем кипело безумная ярость, он рычал, как злой пес, утверждая, что Мартен нанес своему противнику два укола ниже пояса. Удары, недозволенные в честном поединке, которые могли стать смертельными. Командор сумел их парировать, но такое поведение Мартена в схватке с идальго освобождало последнего от продолжения поединка. Так было не принято, и вообще смахивало на попытку обычного убийства в пьяной драке.

— Лжешь! — крикнул Мартен. — Я до сих пор не нанес ни одного укола, но скоро ты их увидишь. Укол прямо в сердце, а не ниже пояса. Я только хочу вначале отсечь уши твоему идальго, как ему обещал. А потом отрежу и тебе! Защищайся! крикнул он Рамиресу и атаковал снова.

Рамирес отступал. Он был бледен, как полотно, и по лицу текли капли пота. Обманные финты Мартена мелькали перед его глазами, словно молнии. В какой — то момент, почти припертый к фальшборту, он не успел вовремя перехватить выпад в голову, услышал короткий свист рапиры и ощутил пронзительную боль в правом виске.

« — Ухо», — подумал он и почувствовал себя выставленным на посмешище, опозоренным, обреченным на муки и издевательства. Его охватило отчаяние, и Бласко решил не щадить себя и скорее погибнуть, но отомстить никчемному врагу, который так над ним измывался.

Сжав зубы, он атаковал. И в тот же миг услышал близкий грохот выстрела, споткнулся и рухнул навзничь.

Мелькнула мысль, что он смертельно ранен, хотя не было никакой боли кроме той, от удара рапирой. Но ожидая, что в любой момент боль может пронизать его насквозь, он не смел шевельнуться, не смел глубоко вздохнуть, желая отдалить тот страшный миг, когда откроется, что пуля разорвала ему аорту, застряла в легких или в желудке.

— Кто в него стрелял? Неужели Запата? Вдруг у того дрогнула рука…А может это измена? Может быть, Лоренцо сговорился с Мартеном, купив таким образом свою свободу?

Но боль не приходила, зато Бласко почувствовал, что палуба как-то странно дрожит и дергается под его ногами. И одновременно услышал рядом какие-то хрипы, похожие на спазматический кашель. Осторожно повернув голову в ту сторону, он последовательно увидел: отброшенную в сторону руку с пистолетом; капитанскую шляпу с перьями, и наконец — искаженное судорогами лицо капитана Запаты и костяную рукоятку ножа, торчавшую под его бородой. Это он умирал. громко хрипя. И это не палуба дрожала под коленями Бласко, а тело Лоренцо, которое содрогалось в агонии.

Потом раздались крики, топот ног, визг. Рамирес понял, что прошло всего несколько секунд с того момента, как он упал. Пара секунд, которые показались ему бесконечно долгими. Вскочив на ноги, он увидал людей, которым бежали к нему и вдруг остановились, как вкопанные.

— Ах, так он ещё жив! — воскликнул Мартен. — Тем лучше: я отсеку ему другое ухо!

Мария Франческа стояла на палубе рядом с Германом Штауфлем, чуть в стороне, и не дыша следила за поединком своего нареченного с Мартеном, испытывая невероятное смешение чувств — стыда, испуга, гордости, унижения и триумфа.

Чего она хотела? Чьей желала победы? За которого из противников должна была молиться?

Она подумала было о молитве, но не осмелилась просить Мадонну о том, в чем сама не была уверена. Надеялась, что Бласко будет сражаться, как герой — как Архангел с Люцифером. И, может быть, склонилась бы на его сторону.

Но она обманулась в ожиданиях, и эта ошибка унизила её в собственных глазах. Заметила, а скорее ощутила безошибочным чутьем, что командор трусит. Не так боится, как может бояться даже самый смелый человек, сохраняя при этом спокойствие и не теряя мужества, а попросту никчемно трусит. Ей пришло в голову, что у этого идальго гонор только показной, что если бы не её присутствие, давно сбежал бы или кинулся Мартену в ноги, умоляя о пощаде.

И её охватил пронзительный стыд — и за него, и за то, что столько раз она его защищала, отстаивая его честь, его отвагу, его дворянское благородство.

Мартен ей, правда, казался жестоким и мстительным, но зато воистину мужественным. Теперь, при мысли об этом, гордость наполняла её сердце. Он бился за нее, а не просто чтобы насытиться местью. И может быть, прежде всего за нее? Если и помнил о добыче, то лишь для своего экипажа. Но не мог знать наперед, что рискуя экипажем, кораблем и собственной жизнью добудет что-то, кроме своей пленницы.

Он до сих пор к ней не прикоснулся, хотя и мог бы обладать ей силой. Значит, она овладела не только его чувствами, но и сердцем. Она словно держала его в ладонях, это горячее, дикое, неустрашимое сердце. И это наполняло её триумфом, и вместе с тем боязнью его утратить. Ведь даже трусу может удаться отчаянный смертоносный выпад…

Она напрягла взгляд и вся до предела сосредоточилась на действиях Рамиреса и его секундантов, предчувствуя, что они что-то затевают. Их совещание перед поединком могло касаться только этого, хоть поначалу такое даже не пришло ей в голову. Больше всего она подозревала капитана Запату, особенно с той минуты, когда он силился прервать схватку под предлогом недозволенных приемов, которыми Мартен наверняка не пользовался — она прекрасно это знала.

Позднее, когда рапира Мартена рассекла Рамиресу кожу на виске и ухо, её охватила жалость к осмеянному командору, и вместе с этим волна гнева поднялась в груди. Мартен наращивал свое преимущество и издевался над противником если не словами, то действиями. Но гнев немедленно прошел, изгнанный новым потрясением. Мария Франческа заметила быстрое движение Лоренцо Запаты, который выхватил пистолет. В мгновенье ока она поняла, что грозит Мартену.

В первом порыве хотела было заслонить его своим телом, но тут же поняла, что не успеет. С невероятной быстротой она сумела оценить ситуацию. Рядом стоял парусный мастер Штауфль. Воспоминание двухмесячной давности мелькнуло пред её глазами словно молния, вызвав две сменявшие друг друга картины: вначале пригнувшуюся фигуру Штауфля, его наголо бритую голову, румяные щеки и невинные голубые глаза, и его левую руку, падавшую вниз после стремительного броска; потом же — стынущее тело Мануэля де Толоса с двумя ножами в горле.

Она выкрикнула лишь одно слово: — Там! — и указала пальцем на испанского пехотного капитана.

Безумный страх, что её возглас не будет понят, пронзил её до мозга костей. Но Герман Штауфль реагировал как молния. Нож просвистел в воздухе, Лоренцо рухнул под ноги Рамиресу, грохнул выстрел и отлетела в сторону щепа, отколотая пулей от палубы.

Не меньше трех секунд стояла гробовая тишина. Потом поднялся крик. Матросы сорвались с мест, кинулись к окаменевшим от испуга испанцам и замерли, увидев, что Рамирес встает. Никто, не исключая и Мартена, не понял, что собственно произошло.