Януш Мейсснер - Красные кресты

• Название: Красные кресты
• Автор: Януш Мейсснер
• Издательство: Терра
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00702-1

Польский писатель Януш Мейсснер — признанный мастер историко-приключенческого жанра. Увлекательные романы писателя, точно воссоздающие колорит исторической эпохи, полные блестяще написанных батальных и любовных сцен, пользуются заслуженным успехом у читателей.

---

Это придало ей смелости, но она все же не могла заставить себя назвать его по имени, как делал он, обращаясь к ней.

Что мог он для неё сделать? Ох, очень многое! Прежде всего мог бы — если бы захотел — оставить ей и впредь две комнаты в своем доме.

— Я подумаю, — благосклонно пообещал он. — Что еще?

Она заговорила о сыне. В свои восемнадцать лет он получил достаточную морскую практику, чтобы стать главным боцманом или хотя бы парусным мастером. Будь жив его отец…

Генрих приподнял бровь.

— Мне кажется, отец его не всегда верно служил интересам нашего города, — многозначительно заметил он. — Я слышал, что он принимал активное участие в бунте Гобеля против сената…

— Но Стефана тогда ещё на свете не было, — ответила Ядвига, опуская глаза. — Он родился сразу после восстания.

Генрих снисходительно кивнул.

— Ну да, ну да. Не будем об этом. Я им займусь, если он действительно этого заслуживает. Полагаю, что Циммерман его мне уступит. Помнишь «Зефир», Ядвига? Командует им один из самых знаменитых капитанов. Кажется, когда-то он был тебе не безразличен…

Взглянув на её, прищурив глаза, он усмехнулся с меланхолической иронией, ибо лицо Ядвиги Грабинской покрылось темным румянцем.

— Полагаю, — продолжал он, — что Ян согласится принять твоего сына. Не хочу, разумеется, обещать, что тут же сделает его рулевым или главным боцманом, но…Я сам когда-то мечтал служить на этом корабле. И не могу сказать, чтобы потом жалел: это было хорошим началом.

Ядвига собралась его благодарить, но он жестом её остановил — был в мечтательном настроении.

— Я допускаю, — говорил он медленно, наполовину сам с собой, — что раньше или позже «Зефир» перейдет в мою собственность. Я люблю этот корабль. Привязался к нему. Мартен…то есть Ян Куна наверняка на этом ничего не потеряет — напротив, может только обрести. Если бы твой Стефан смог мне в этом помочь…Кто знает…мог бы в будущем сам получить командование.

Он на минуту смолк, но его мысли и дальше плыли в том же направлении.

« — Мартен при всех своих достоинствах прекрасного моряка был бы наверняка достаточно неудобным подчиненным, — признал он в душе. — В то время как молодой Грабинский оставался бы под моим влиянием, а под умелым руководством Яна быстро стал бы хорошим шкипером. И знал бы» Зефир» насквозь. В нем я получил бы преданного союзника, благодарного мне больше, чем кому бы то ни было. Если я поступлю именно так, то смогу извлечь двойную пользу: «Зефир» перейдет в мою собственность вместе с молодым, послушным капитаном.»— Полагаю, раньше или позже так и будет, — сказал он вслух.

Стефан Грабинский едва мог поверить в свое счастье. По воле благородного и бескорыстного приятеля детских лет матери широкий, полный приключений мир открылся перед ним, как по велению волшебной палочки. И ничего, что этот чародей не показался ему на первый взгляд ни привлекательным, ни таким благородным, как он себе вообразил. Ведь был же он человеком большого сердца и ума, если добившись власти и богатства не позабыл о бедной вдове и обеспечил ей спокойное существование, а его, Стефана, решил выучить на шкипера.

Ядвига Грабинская проводила сына в слезах, но это были не только слезы расставания, но и радости. Генрих Шульц выполнил обещание: забрал Стефана в Англию, и более того, доверил ей надзор за поддержанием порядка и чистоты в своих складах на Поврожничьей улице, где она продолжала жить, и назначил жалование, которое она получала в кассе его торгового дома на Длинном рынке.

Не ожидала она таких благодеяний. Ей казалось, что она их не заслужила, и что она теперь по гроб жизни в долгу у Шульца. Когда — то она просила молодого Яна Куну, чтоб тот уговорил отца взять бедного сироту Генриха юнгой; теперь этот сирота отплатил ей со щедростью, о которой можно было слышать разве только в возвышенных проповедях, провозглашаемых с амвона в храме Девы Марии.

Мартен рассеянно выслушал просьбу Генриха Шульца. Только когда прозвучала девичья фамилия Ядвиги, с некоторым любопытством поинтересовался её судьбой, а потом выразил готовность принять Стефана Грабинского на корабль — пока на пробу, простым боцманом.

Парень прибыл на борт» Зефира» назавтра, сразу после сцены, которую Мария Франческа устроила Мартену по поводу образа Богоматери Ченстоховской. Ян выскочил из кормовой каюты в безумном возбуждении и наткнулся на Стефана, который, задрав голову, разглядывал две самые верхние реи гротмачты.

— Что делаешь, ворон считаешь? — жестко спросил он.

Стефан непонимающе уставился на него. Не понял вопроса, заданного по-английски, но тут же догадался, с кем имеет дело, и назвал себя.

— Ах, так это ты, — сказал Мартен по-польски и присмотрелся повнимательнее. — Как долго ты служишь на кораблях?

— Три лета труксманом, год — младшим матросом и год боцманом, пан капитан.

Ян протянул руку, которую Стефан пожал, немного удивленный этим жестом.

— Я знал твою мать, — сказал Мартен. — И Мацея Паливоду. Это был мастер! — добавил он с улыбкой и снова посмотрел на парня, словно ища в его чертах семейное сходство с Ядвигой. Потом, взяв того за плечо, потащил к себе в каюту.

— Пойдем, поговорим.

Начал распрашивать его об отце, о службе на море, о кораблях и судах, о Гданьске, о том, какие тот прошел науки.

Парень отвечал смело, уверенно, и ему понравился. Своим юношеским задором он немного напоминал его старшего брата Кароля, который был повешен, а потом обезглавлен гданьским палачом, когда Яну исполнилось девять лет.

Это страшное воспоминание сейчас ожило в его памяти вместе с ненавистной фигурой Зигфрида Ведеке, который был главным виновником вынесения приговора одиннадцати каперским труксманам.

Случилось это в июле года от рождества Христова 1568, когда Миколай Куна ещё командовал коггом «Черный гриф», принадлежавшим Готлибу Шульцу и остававшимся вместе с другими каперскими кораблями под командой Шарпинга. Тем самым коггом, которым позднее командовал Ян из Грабин.

Вечером 16 июля небольшая польская флотилия, преследуемая шведской эскадрой адмирала Ларсона и загнанная бурей в гданьский залив, укрылась под защитой Лятарни, после чего с позволения коменданта этой твердыни, пана Зандера, вошла в порт.

На рассвете Шарпинг велел выслать на берег корабельных юнг для закупки продовольствия. Те повстречали пару возов, едущих на рынок, но цены, запрошенные крестьянами, показались им слишком завышенными, в результате дело дошло до ссоры и даже до драки. А потом запальчивые и не слишком законопослушные подростки решили проучить противников и, забрав несколько клеток с дичью и корзин с яйцами, вернулись на корабли.

Когда адмирал Шарпинг узнал об этом, то велел посадить их под арест и намерен был передать дело на суд Морской Комиссии. Но пострадавшие крестьяне пожаловались тем временем в магистрат, и бургомистр Фербер выслал сильный отряд с приказом захватить виновных, чтобы те предстали перед гданьским судом.

Это незаконное требование, подкрепленное угрозой открыть огонь из орудий Лятарни по каперским кораблям, поставило адмирала Шарпинга в затруднительное положение. Прежде чем он смог посоветоваться с председателем Морской Комиссии, каштеляном Косткой, прежде чем успел предпринять что бы то ни было, городские стражники с помощью портовой стражи и вооруженных отрядов из форта ворвались на корабли и захватили одиннадцать подозрительных труксманов. Среди них оказался и Кароль Куна, который вообще не принимал участия в злосчастной экспедиции за провизией.

Протесты каштеляна, компромиссные предложения о расследовании и вынесении приговора совместным судом не дали результата. На бургомистра нажимали советники, и особенно Зигфрид Ведеке, с фольварка которого была часть тех самых кур, отобранных у возниц. Суд собрался весьма поспешно, после зачтения обвинительного акта принял к сведению показания свидетелей и торопливо допросил подозреваемых, не веря даже тем, кто отрицал свое участие в событиях. И всех приговорили к смерти.

23 июля состоялась казнь. На шесты, вбитые в землю у Высокой Брамы, палач с помощниками надели одиннадцать голов, увенчанных назло польскому королю соломенными венцами.

Почти два года смотрели эти головы на город, хотя уже на люблинском сейме делегация Гданьска услышала обвинение в государственной измене и хотя 12 августа 1569 года арестовали бургомистров Фербера и Пройте, а также советника Гизи и бургграфа Клеефельда, чтобы поместить их в сандомирскую и петрковскую тюрьмы. Но только в марте следующего года Морская комиссия издала декрет, осуждающий суд над каперами и его приговор как преступление, совершенное над солдатами короля, и в ночь с 27 на 28 апреля магистрат выполнил королевское повеление, касавшееся снятия голов с шестов и устройства им христианского погребения.