Анатолий Дроздов - Штуцер и тесак

• Название: Штуцер и тесак
• Автор: Анатолий Дроздов
• Жанр: Попаданцы

Мусульмане в таких ситуациях говорят: «Кисмет!» Ты везешь в карете скорой помощи пострадавшую в ДТП, мечтая не опоздать. Но судьба уже бросила кости – навстречу выползает скотовоз. Удар – и вот уже нет вокруг привычного мира. Ты лежишь в телеге совсем голый, а вокруг люди в странных мундирах. Стоят в пирамидах длинные ружья с трехгранными штыками. На дворе июль 1812 года, и в городе, где ты жил прежде, хозяйничают французы… На любой войне выжить – непростая задача. И вдвойне сложная в другой реальности. Ведь все вокруг незнакомое и чужое. Но сдаваться нельзя. Конечно, если ты мужчина…

---

– С вашего разрешения, позже, Семен Павлович. С глазу на глаз.

А то возчик встрепенулся и уши греет. Да и ближние егеря оборачиваются.

– Хорошо, – кивнул капитан и закрыл глаза.

Мы прошли еще километра полтора (версту – нужно отвыкать от привычных мер), когда от головы колонны к телеге подошел фельдфебель.

– Ваше благородие! – доложил Спешневу. – Передовой дозор углядел: лес кончается. Впереди луг и река. Дорога ведет к ней – значит, брод имеется. Дозвольте встать на дневку. Лошади притомились, да и люди тоже.

– Вставайте! – разрешил Спешнев. – Лошадей распрячь, напоить и пустить пастись. Егерям помыться и варить кашу. Выполняйте!

– Слушаюсь! – козырнул фельдфебель и ушел обратно. Егеря, услышав об отдыхе, повеселели и зашагали бодрее. Я – тоже. Тело чесалось от налипшей на кожу пыли и желало скорей окунуться в воду. Знать бы тогда, чем это кончится!

⁂

Для дневки фельдфебель выбрал поляну у края леса, раскинувшегося на высоком берегу поймы безвестной речушки. До нее метров триста. Малоезженая, заросшая травой дорога спускалась по склону к поросшим кустарником берегам, между которыми блестела неширокая полоса воды. Едва прозвучала команда остановиться, как я рванул к ней. Подбежав, стащил с себя сумку, пропотевшую одежду и ухнул в воду. Ну, как ухнул? Речушка оказалась мелкой, едва до пояса, так что просто присел. Зато дно оказалось песчаным, а вода – теплой.

Фыркая, как лошадь, я умыл лицо, шею и уши, затем осторожно, стараясь не зацепить рану, смахнул мокрой ладонью пыль с волос. Мыть их пока нельзя – занесу инфекцию в рану. Выполнив необходимые манипуляции, я растянулся во весь рост на мелководье. Вода, журча, обтекала меня с боков. Подплыли наглые пескари и стали тыкать носами в ступни, исследуя возникший объект на предмет пожрать. Я отгонял их ленивыми движениями ног. Они порскали в стороны, но затем возвращались. В прозрачной воде их попытки чего-то от меня откусить просматривались отчетливо. От такой идиллической картины внутри поселилось умиротворение, я на некоторое время забыл обо всем и предался неге.

Тем временем вокруг кипела жизнь. Егеря, сняв сапоги и закатав панталоны до колен, заходили в реку, умывались, пили, наполняли чистой влагой манерки, ведра и котелки. Занимались они этим ниже по течению, и я оценил их деликатность – не стали пускать муть на барина. Скоро река и берег опустели – егеря потянулись к стоянке. Пора и мне. Нужно осмотреть раненых, пожевать, чего дадут, а потом… Дальше меня ждал неприятный разговор с капитаном, и я, как мог, оттягивал его. Что сказать Спешневу? Человек он глазастый и жизнью битый. На вид лет сорока. Если учесть, что дворяне на службу идут юнцами, то армейскую лямку капитан тянет не одно десятилетие. Такого на кривой козе не объедешь. Наверняка воевал – Россия начало 19 века провела в сплошных войнах. Шведы, французы, турки… С последними перед вторжением Наполеона едва успели заключить мир, иначе имели бы два фронта – на западе и юге.

Выйдя на берег, я отряхнул панталоны от пыли, а вот рубаху и кальсоны решил простирнуть. Вернулся в реку, прополоскал, отжал. Бросив влажное белье на плечо, вышел из воды и натянул панталоны. Подобрал сумку и двинулся по дороге к стоянке. Шагалось легко. Вокруг расстилался заросший высокой травой луг, летали бабочки и стрекотали кузнечики. Благодать. Со стороны лагеря шума не доносилось: его, видимо, отсекал высокий берег поймы. Не было видно и дыма костров, хотя их зажгли наверняка. То ли хворост собрали сухой, то ли деревья рассеивали дым. Впечатление, что я один-одинешенек на лугу. На миг стало страшно: а вдруг егеря ушли, бросив меня здесь? И вот что в таком случае делать? Пропаду. Мотнув головой, я отогнал глупую мысль. Не бросят. На дороге беспамятного подобрали, а уж теперь…

С правой стороны донесся топот копыт. Я повернул голову. Огибая высокий берег поймы, наперерез мне скакали три всадника. Я присмотрелся. Голубые мундиры с серебряной шнуровкой на груди, кивера с султанами, на левом плече – такие же голубые куртки. «Гусары, одеты в доломаны и ментики», – подсказала память. А еще вспомнилось: скачущий ко мне от дороги всадник, выхватывающий саблю. На нем был такой же голубой мундир. Французы!

Отбросив белье и сумку, я, что есть сил, рванул по дороге. Французы заметили это, закричали и пришпорили лошадей. Скакавший впереди выхватил саблю и выбросил ее вперед на вытянутой руке. Я несся во все лопатки, боковым зрением не выпуская всадников из виду. Расстояние между нами стремительно сокращалась, и я наддал. Не знаю, откуда взялись силы, но я взлетел по склону, будто пришпоренный жеребец на скачках. Отчетливо слыша за спиной топот копыт и крики преследователей, я вынесся на поляну и метнулся к ближайшей пирамиде из составленных ружей. Схватил ближнее и, молясь, чтобы ружье оказалось заряженным, оттянул тугой курок. Тем временем первый гусар уже показался на поляне. Махая саблей, он скакал ко мне. Я вскинул ружье к плечу и навел кончик ствола на всадника. Ловить глазом мушку не было времени. Нажал на спуск.

Бах! Ружье пыхнуло дымом и лягнуло меня в плечо. Гусар, уже подскакавший совсем близко, выронил саблю и свалился на шею коня. Но второй француз, обогнув лошадь убитого, был уже совсем рядом. Вытянутый вперед клинок сабли сверкнул в лучах солнца. Сейчас… Руки внезапно сами развернули ружье штыком назад, и я со всей дури врезал железным затыльником приклада по храпу подскакавшей лошади. Обоюдный удар оказался так силен, что ружье едва не вырвало из рук. Лошадь жалобно вскрикнула, села на задние ноги и повалилась на бок, прижав крупом ногу всадника. Я развернул ружье штыком вперед, прыгнул ближе и выбросил его вниз. Штык вошел французу ниже ремешка, удерживавшего кивер, и, пронзив язык, верхнее небо и мозг, застрял в кости черепа. Бросив ставшее бесполезным ружье, я выхватил из седельной кобуры француза пистолет и взвел курок. Все это я проделал в считанные мгновения, не отдавая себе отчета в действиях. Мною будто кто-то руководил.

Третий гусар, увидев смерть товарищей, нападать не стал. Подняв коня на дыбы, развернулся и поскакал обратно. А вот хрен тебе, не уйдешь! Я вытянул руку с пистолетом. Бах! Серый пороховой дым на миг заволок обзор, но быстро рассеялся, и я увидел лежащего недвижно на траве француза. Повод он не выпустил из рук, и лошадь топталась рядом с телом, испуганно всхрапывая.

Я выронил пистолет и опустился на траву. Меня трясло, окружающее исчезло: картины, звуки, запахи. Я не знал, сколько это продолжалось. Первым возвратился слух. Послышались крики и топот ног, они приближались.

– Рота, в две шеренги становись! – раздалась за спиной команда. – К отражению кавалерийской атаки товсь! Передняя шеренга – на колено! Стрелять по команде.

Я оглянулся. Неровные шеренги егерей, ощетинившись штыками, застыли в нескольких шагах от меня. Впереди с тесаком в правой руке стоял фельдфебель. Я поднялся и шагнул к нему.

– Не нужно, Антип Потапович: их трое было.

Он недоверчиво глянул на меня.

– Проверить не мешает, – согласился я.

– Петров, Зайцев – посмотреть!

Два егеря выбежали из строя и с ружьями наперевес устремились к краям поляны. Обратно вернулись спустя минуту. Все это время строй стоял молча, поблескивая металлом штыков.

– Не видно никого, – доложил подбежавший к фельдфебелю егерь из числа разведчиков. – Пустой луг.

– Гляньте этих! – фельдфебель указал тесаком на валявших на траве французов. – Фролов!

Раздалась команда, и из строя выбежало несколько егерей. Они стали ворочать гусар; один, поднатужившись, вырвал застрявшее в черепе француза ружье, затем несколько раз воткнул штык в землю, очищая его от крови. От этой картины меня вновь затрясло.

– Покойники, – доложил фельдфебелю подошедший унтер. – Лошади тоже каюк.

– Силен ты, Платон Сергеевич! – покрутил головой Синицын. – Троих гусар уложить, да еще коня… А говоришь: фельдшер. Откуда этих французов принесло?

– Вюртембергских гусар, – сказал я, – это их мундиры. Они ограбили меня на дороге.

– Сквитался, значит, – заключил фельдфебель. – Но ловок, ловок.

– Не в службу, а дружбу, Аким Потапович, – попросил я. – Когда от гусар удирал, сумку и одежду на лугу бросил. Пошли кого-нибудь подобрать, а то у меня ноги не идут.

На самом деле мне было страшно возвращаться на луг.

– Сделаем! – кивнул Синицын.

По его команде строй рассыпался, и егеря занялись трофеями. Уцелевших лошадей увели, покойников отволокли в сторону, двое егерей подошли к убитой лошади и принялись ее разделывать. Правильно. Мясной приварок солдату не помешает, а конина станет основным блюдом у противоборствующих армий – как у французов, так и русских. Отойдя в сторону, я наблюдал за этой суетой, не вмешиваясь. Подбежавший егерь принес брошенное мною на лугу белье и сумку. Я оделся. Мокрая рубаха и кальсоны охладили тело, вызвав кратковременный озноб. Подошел фельдфебель.