Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря

• Название: Дар берегини. Последняя заря
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Русское фэнтези

Семь лет Ингер пробыл князем Руси, прежде чем кияне признали княгиней его жену, Ельгу-Прекрасу. Наконец их сыну, Святославу, исполняется три года, и Прекраса восходит на киевский стол. Ельга-Поляница, сестра Ингера, предает ей священную чашу хозяйки пиров. Но борьба за власть между княжеской четой и воеводой Свенельдом только обостряется. Желая посрамить Свенельда и стать полным хозяином в своей державе, Ингер сам отправляется к древлянам за данью…

---

Собравшись с духом, Здоровец устремил на Ингера вопрошающий взгляд. Это был среднего роста мужчина, русоволосый, с чуть более темной бородой. Слегка оттопыренные уши и прямой, открытый взгляд придавали ему нечто детское и делали на вид моложе его сорока с чем-то лет. Он не производил впечатления ни мудреца, ни красавца, ни витязя-осилка, но был человеком честным, судил обо всем здраво и мог пересилить себя ради общей пользы. Он совсем не ждал, что эту речь придется говорить ему самому, и охотно бы уступил эту честь кому другому, но правда стучалась изнутри в его грудь и рвалась на волю.

– Когда мы вышли из пролива назад к Килии, – начал Ингер, – со мной были только эти люди, и никого другого мы не видели. Мы ждали два дня, но почти напрасно, пришли только еще две лодьи. А огненосные олядии так и стояли в Боспоре, и было даже нечего думать, чтобы снова туда пойти.

– Скорее надо было ждать, что греки сами на нас двинуться! – пришел ему на помощь Ратислав. – Навалятся олядиями огненосными и нас дожгут, кто спасся.

– Если, может, кто-то и прорвался в дальнее море, – Ивор покосился на Свенгельда, – то следом идти нам было никак не с руки! Уж второй приступ они не пропустили бы, пожгли бы и нас, уж это верно!

– Раз князь остался без войска, с сотней людей, ему ничего не оставалось, кроме как вернуться, – поддержал его Свенгельд. – Князь разумно поступил.

У Ингера дрогнули ноздри: Свенгельд не отклонился от истины и говорил дружелюбно, но почему-то от этой поддержки его дела выглядели еще более жалко. Безрассудная, гибельная отвага красит вождя, разумная осторожность – позорит. Погибни он – его оплакивали бы и прославляли, но он вернулся – и теперь его обвиняют.

– Худое дело, коли князь разумно поступает, а дела такие, что хоть плачь! – крикнул с середины стола Горлец. – Воротятся другие, нет ли – это уже их будет счастье. А у князя счастья-доли не видно, обделили его суденицы-то!

За столами зашумели, будто прорвало: до сих пор каждый молчал, слушал других, но выжидали все именно таких слов.

– Сам воротился, а отроков загубил!

– Чтоб воротились, иное счастье надобно сыскать!

– При этом князе никто к нам не воротится, не ждите!

– Хотен, да ты скажи! – воззвал Здоровец к Хотинегу. – Что сидишь-то, как… каравай на столе!

Все снова воззрились на того: бояре – выжидающе, а Свенгельд – с тайной насмешкой в прищуренных глазах.

Однако Хотинег лишь слегка поджал свои румяные губы под пшеничными усами и отворотился.

– Кхм! – Доброст прочистил горло и поднялся.

По рядам пошло движение. Свенгельд слегка переменился в лице, его взгляд потяжелел.

– Мы, земля Полянская, скорбим о сынах своих, – начал Доброст. – И вот что рассудили из нас… иные… – Он бросил недовольный взгляд на Хотинега, но тоже ответа не добился. – Видно, не приняла земля Полянская Ингера, сына Хрорикова, себе в князья. Нет ему счастья в нашем краю. Чуж он земле нашей. Удачи не хватило, а подкрепить ее не достало ни возраста, ни мудрости…

– Возраст и мудрость с годами наживают! – в негодовании Ратислав даже посмел перебить одного из передних мужей. – А рода высокого если нет, то и к ста годам не наживешь!

– Князь Ельг оставил стол свой сестричу! – настойчиво напомнил Ивор. – Сын сестры ему как сын! Он и по отцу, и по матери от княжьих родов происходит! В нем удача Ельгова! А что к грекам сходил неудачно – так и Ельг не во всех битвах одолевал.

Пока его кормилец говорил, Ингер с сильно бьющимся сердцем вглядывался в лица сидящих – от головы стола ему хорошо было видно всех. Но утешения это зрелище не приносило: по глазам киян Ингер видел, что они думают иначе. Люди вручают власть над собой только тому, кто выигрывает все свои битвы. Лишь убедив их в своей непобедимости, вождь получает негласное право даже поражения преподносить как победы. Ингер, по рождению и воспитанию чужой киянам, этого права в их глазах еще не заслужил.

– У Ельга родной сын есть! – сказал Вячемир.

Под обращенными к нему десятками взглядов Свенгельд подобрался и слегка побледнел от волнения. Наступал тот миг, которого он ждал не первый год.

– Да вы, кияне, обезумели! – Ивор поспешно поднялся на ноги. – Вы что задумали – сына рабыни над собой князем посадить! Позором себя покроете на весь свет! Древляне те же скажут про вас: были-де поляне под хазарами, были под варягами, а теперь под холопом ходят!

– Ты, боярин, не заговаривайся! – Свенгельд в негодовании вскочил. – Ты меня перед людьми в священном месте холопом бранишь? На поле со мной пойдешь! Я не погляжу, что ты стар! За честь мою с любого голову сниму!

Вскочил и Ратислав, готовый броситься на защиту родича; встала Ельга-Поляница и подняла руки, пытаясь не допустить их друг до друга. В длинной палате вскипел шум, и уже нельзя было разобрать, кто что кричит.

– Тише, кияне, тише! – Вячемир тоже встал и застучал посохом об пол. – Вы земли Полянской мужи нарочитые, а не бабы на торгу!

– Свенгельд, Ельгов сын, муж уважаемый, – заговорил Доброст, когда более-менее восстановилась тишина и все снова сели. – Мы его хаять не желаем. Уж коли была мать его Ельговой хотью[11], тут ничего не поделаешь, но он счастьем-долей от богов не обделен, мы все сами тому видоки. Отвагой и умом он не обижен, жену взял красавицу, высокого рода, чад ему Макошь посылает здоровых. По всему видно, что богам он любезен. Он за нас перед древлянами стоял, и мы за него постоим. Просим его быть и впредь нашим воеводой и землю Полянскую от ворогов беречь.

Свенгельд опять переменился в лице, в чертах появилась досада. Слушая хвалебную речь, он настроился на другое, поверил, что его мечта сбывается. Но что это – воеводой? Он и сейчас воевода!

– Кого же вы, земля Полянская, на столе видеть желаете? – сдерживая негодование, прямо спросил он.

– А никого! – объявил Доброст. – Не было удачи Ельгу в наследниках его. Законное дитя – дева, сын – от хоти, а сестрич удачей слаб. Видно, не желают боги, чтобы были у нас князья-варяги. Сто лет они нами правили, так теперь, видать, тому веку конец настает.

Повисла тишина, нарушаемая легким шумом движения и еле слышным шепотом. Многие в палате уже знали, что подобное сегодня может быть сказано, однако когда слова прозвучали въяве, неумолимое «веку тому конец» тяжким грузом легко на каждое сердце. Нынешние кияне родились при варягах, деды их всю жизнь прожили под этой властью. Для них разница между Аскольдом и Ельгом была невелика – все одно варяги, не те, так другие. Почти все роды, кроме самых упорных, так или иначе роднились с варягами Аскольдовой или Ельговой дружины и привыкли считать их частью своей земли, хоть и с более слабыми корнями, чем у самих полян. Отказаться от них было не многим легче, чем когда-то принять их. Но если сто лет назад прадеды нынешних бояр хорошо знали, почему с радостью отдают варягам новый, ими же учрежденный киевский стол, то внуки об этом позабыли. Те выросли уже на преданиях, в которых древний Кий прославлялся как исконный князь, а варяги лишь взмостились на чуждое место.

– Истинно, отец! – крикнул Будимил. – При дедах жили без варягов, и было земле нашей счастье! Кий сам, без варягов, хазар побивал, в Царьград ходил, в земле болгарской города ставил, и везде ему честь и почет был!

– Довольно нам под варягами ходить! – загудели и другие. – Сами будет собой володеть!

– Сами управимся! Чай мы не глупее!

– От варягов горе одно! Туда им ратью идти, сюда идти, а толку нет – только сынов терять наших!

– Было им счастье, да все вышло!

– Соберем совет мужей мудрых, старых родов, они и будут править по дедовым обычаям!

– Сами рассудим и урядим, как нам жить!

Ельга, слушавшая эти речи с огромными от изумления глазами, наконец опомнилась и встала.

– Поляне! – воскликнула она, и крики стихли. – Опомнитесь! Вы обезумели! Или у вас врагов нет? Или вы о древлянах забыли? Только вздумайте объявить, что вы князьям варяжским не повинуетесь больше – назавтра рать древлянская под горами встанет! А еще через день – северянская. Ну а после всех и каган подойдет – у него дорога длиннее. Снова хотите под Дерева пойти и дань платить хазарам? Так и будет, слышите меня? – в ее голосе зазвучал гнев. – Старцы мудрые для совета нужны, но войско в поле князь водит! Ты, Доброст, под стягом полки поведешь с древлянами биться? Ты, Будимил?

Кияне притихли, смущенные: Ельга напомнила им о тех бедах, от которых их и прикрывали варяжские князья со своими дружинами. Но, сто лет почти избавленные от этих бедствий, поляне о них позабыли и не ставили ни во что.

– Зачем я? – Доброст глянул на Свенгельда. – Брату твоему и предлагаем. Ему в ратном поле счастье есть – пусть водит наши полки. Будет получать долю воеводскую с дани и добычи, как при князе получал.

Свенгельд уже взял себя в руки, но лицо его ожесточилось, глаза похолодели. Под десятками вопрошающих взглядов он медленно, но решительно покачал головой.