Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра

• Название: Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра
• Автор: Патрик Ротфусс
• Жанр: Героическая фантастика
• ISBN: 978-5-699-99851-7

Всякое прошлое забывается, превращаясь в сказки, которыми пугают малых детей. Но пробьет час, и древние предания оживут и ворвутся в реальность, сея ужас и смерть… Так юный Квоут, актер бродячей труппы, сталкивается со страшными демонами чандрианами, уничтожившими всю его семью. Поклявшись отомстить, мальчик вступает на долгий и трудный путь, полный приключений и опасностей, ведь чтобы сразиться с легендарными чудовищами, ему самому предстоит войти в легенды.

---

Я услышал эту песенку от девчушки, которая напевала ее, прыгая через веревочку. Я прослушал ее всего дважды, но песенка застряла у меня в голове. Она была запоминающаяся, как и большинство детских стишков.

Однако мать услышала и подошла к костру:

– Что это ты такое поешь, милый?

Говорила она не сердито, но я понял, что она недовольна.

– Да так, слышал в Феллоусе, – уклончиво ответил я. Вообще-то играть с городскими ребятами было запрещено. «От недоверия всего один шаг до неприязни, – говорил мой отец, принимая в труппу новых членов, – так что в городе старайтесь держаться вместе и быть повежливей». Я положил в костер несколько палок потолще и стал ждать, когда они займутся.

Мать помолчала, и я уже начал было надеяться, что она оставит эту тему в покое, но тут она сказала:

– Это нехорошая песня. Ты не задумывался, о чем в ней говорится?

Я и впрямь об этом не задумывался. Так, просто дурацкий стишок. Однако, мысленно повторив его про себя, я обнаружил вполне отчетливый сексуальный подтекст.

– Понял… Я об этом как-то не думал.

Ее лицо слегка смягчилось, и она наклонилась и погладила меня по голове:

– Ну что ты, солнышко, обязательно надо думать, о чем поешь!

Беда, похоже, миновала, но я не удержался и спросил:

– А чем это отличается от того отрывка из «Сколько он ни ждал»? Ну там, где Файн спрашивает у леди Периаль про ее шляпу? «О ней так много говорят, я сам ее примерить рад!» Очевидно же, о чем речь.

Я увидел, как она поджала губы. Она не злилась, но ей было неприятно. Потом вдруг у нее в лице что-то изменилось.

– А ты сам объясни, в чем тут разница! – сказала она.

Я терпеть не мог вопросов с подвохом. Разница-то очевидная: за одно мне влетит, за другое нет. Я немного выждал, чтобы было видно, что я поразмыслил как следует, и пожал плечами.

Мать присела на корточки перед костром, грея руки:

– Разница в том… сходи, принеси треногу, а? – Она легонько ткнула меня, и я полез в фургон за треногой, а она продолжала: – Разница в том, чтобы сказать что-то человеку в лицо и сказать то же самое у него за спиной. Первое может быть грубостью, но второе называется «сплетни».

Я вернулся с треногой и помог матери поставить ее над огнем.

– А потом, леди Периаль – всего лишь персонаж. А леди Лэклесс – вполне реальный человек, который может и обидеться.

Она взглянула на меня.

– Ну я же не знал! – виновато ответил я.

Должно быть, я состроил достаточно жалостную мину, потому что мать обняла меня, поцеловала и сказала:

– Плакать тут не о чем, радость моя. Просто не забывай: всегда надо думать, что делаешь.

Она провела ладонью по моей макушке и улыбнулась, как солнышко.

– Думаю, ты вполне можешь искупить свою вину и перед леди Лэклесс, и передо мной, если поищешь сладкой крапивки для супа.

Я был рад любому предлогу избавиться от взбучки и немного поиграть в зарослях у дороги. Так что не успела она это сказать, как я убежал.

Помимо всего прочего, следует пояснить, что с Беном я занимался в основном в свое свободное время. А так у меня были свои обязанности в труппе. При необходимости я играл юного пажа. Помогал рисовать декорации и шить костюмы. По вечерам чистил лошадей и гремел за сценой листом железа, когда требовалось изобразить гром.

Однако я вовсе не жалел о том, что лишился свободного времени. Безграничная детская энергия и неутолимая жажда знаний сделали тот год одним из счастливейших в моей жизни.

Глава 12 Собирание головоломки

Ближе к концу лета я нечаянно подслушал разговор, который исторг меня из состояния блаженного неведения, в коем я пребывал. Будучи детьми, мы редко думаем о будущем. Благодаря этому мы можем веселиться, как мало кто из взрослых может. В тот день, когда мы начинаем тревожиться о будущем, детство остается позади.

Был вечер, труппа расположилась на ночлег у дороги. Абенти дал мне новое задание по симпатии: «принцип изменяемой теплоты, переводимой в непрерывное движение», или что-то еще столь же напыщенное.

Задание было непростое, однако оно легло на место, как деталь головоломки. На все про все мне потребовалось примерно пятнадцать минут. А судя по тону Абенти, он рассчитывал минимум часа на три-четыре.

Поэтому я отправился его разыскивать. Отчасти затем, чтобы получить новое задание, отчасти потому, что мне хотелось похвастаться – так, чуть-чуть.

Его следы вели к фургону моих родителей. Я услышал их разговор задолго до того, как увидел. Их голоса звучали как невнятное бормотание, далекая песня, на которую походит разговор, когда расслышать его невозможно. Но, подойдя ближе, я отчетливо услышал одно слово – «чандрианы».

Услышав это, я остановился как вкопанный. Вся труппа знала, что мой отец работает над новой песней. Он уже больше года вытягивал из местных старые истории и стишки повсюду, где бы мы ни выступали.

Поначалу это были истории о Ланре. Потом он принялся собирать еще и старые побасенки о фейри, былички о домовых и шатунах. А потом он стал расспрашивать о чандрианах…

Это было несколько месяцев назад. В последние полгода он все больше расспрашивал о чандрианах и все меньше – о Ланре, Лире и прочих. Большинство песен, за которые брался мой отец, создавались за одно лето, а вот с этой он возился уже второй год.

Помимо всего прочего, вам следует знать, что мой отец никогда ни с кем не делился ни единым словом, ни полусловом из песни, пока она не была полностью готова к исполнению. Он доверял свои песни только моей матери, и она всегда прикладывала руку к любой песне, которую он сочинял. Изысканные мелодии принадлежали ему. Лучшие строки – ей.

Когда ждешь новую песню несколько оборотов или даже целый месяц, предвкушение только усиливает удовольствие. Но когда ждешь целый год, предвкушение несколько скисает. Теперь миновало уже полтора года, все просто с ума сходили от любопытства. Это порой приводило к резким перепалкам с теми, кому случалось очутиться слишком близко от нашего фургона, когда отец с матерью работали.

Я принялся, бесшумно ступая, приближаться к родительскому костру. Подслушивать – весьма дурная привычка, но я с тех пор успел набраться других, куда более дурных.

Я услышал, как Бен говорит:

– …О них не так уж много. Однако я готов поделиться.

– Приятно поговорить на эту тему с образованным человеком! – мощный отцовский баритон сильно контрастировал с тенорком Бена. – Мне так надоели эти суеверные деревенщины, и…

Тут кто-то подбросил дров в костер, и треск пламени заглушил слова отца. Я перебежал в тень, отбрасываемую родительским фургоном, торопливо, но осторожно.

– …Как будто я за призраками гоняюсь с этой песней! Пытаться собрать эту историю воедино – дурацкое занятие! Я уже жалею, что взялся за это.

– Глупости, – сказала мать. – Это будет лучшее из твоих творений, ты и сам это знаешь.

– Так вы полагаете, что существует изначальная история, из которой и берут начало все остальные? – спросил Бен. – Что в основе легенды о Ланре лежат исторические события?

– Все признаки указывают на это, – сказал отец. – Это все равно что посмотреть на дюжину внуков и увидеть, что у десятерых из них глаза голубые. Тогда можно быть уверенным, что у их бабушки тоже были голубые глаза. Я так уже делал, мне это очень хорошо дается. Именно так я написал «Под стенами». Но…

Я услышал, как он вздохнул.

– Так в чем же проблема-то?

– Эта история старше, – объяснила мать. – Как будто перед ним не внуки, а праправнуки.

– Рассеявшиеся по всем четырем концам света, – проворчал отец. – А когда я, наконец, обнаруживаю кого-то из них, оказывается, что он пятиглазый: два глаза зеленые, один голубой, один карий, один ореховый. А у следующего глаз всего один, зато разноцветный. Ну и какие выводы прикажете делать на таких основаниях?

Бен прокашлялся.

– Обескураживающая аналогия, – сказал он. – Однако же я могу предоставить вам возможность порасспрашивать о чандрианах меня. За свои годы я наслушался немало историй!

– Ну, прежде всего, мне нужно знать, сколько их всего, – сказал мой отец. – В большинстве историй говорится, что семь, но даже в этом вопросе согласия нет. В некоторых говорится, будто их трое, в некоторых – пятеро, а в «Падении Фелиора» их целых тринадцать: по одному на каждый понтифет Атура, и еще один в столице.

– На это я ответить могу, – сказал Бен. – Их семеро. В этом можно быть более или менее уверенным. Само их имя означает именно это. «Чаэн» означает «семь». «Чаэн-диан» – «их семеро». «Чандрианы».

– А я и не знал, – сказал отец. – Чаэн… На каком это языке? На илльском?

– Похоже на темью, – заметила мать.

– У вас верное ухо, – похвалил ее Бен. – На самом деле это темийский. Примерно на тысячу лет древнее темьи.

– Ну, это упрощает дело, – услышал я голос отца. – Надо было вас спросить еще месяц назад! Ну а почему они делают то, что делают, вы, наверное, не знаете?