Барбара Кингсолвер - Библия ядоносного дерева

• Название: Библия ядоносного дерева
• Автор: Барбара Кингсолвер
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-17-121466-1

Барбара Кингсолвер (р. 1955) – выдающийся американский прозаик, поэт и эссеист, лауреат множества международных и национальных премий. Практически все ее книги мгновенно попадают в списки бестселлеров, а главное ее произведение – великий роман «Библия ядоносного дерева» – входит в топ-100 сайта Goodreads и изучается в колледжах и университетах. Фанатичный миссионер Натан Прайс вместе с женой и дочерьми покидает благополучную цивилизованную Америку и отправляется на Черный континент, в джунгли Бельгийского Конго, с твердой верой в Бога и с надеждой на то, что Господь поможет ему обратить местных жителей в христианство. Он проповедует яростно и страстно, но местные жители вовсе не жаждут принять благодатные дары. Они трепетно берегут свои святыни, чтут традиции предков и продолжают совершать свои дикие, порой бесчеловечные обряды. Но и в собственной семье Натана Прайса назревает бунт: домочадцы оказались не готовы к тяготам быта глухой африканской деревни. Все кажется им чуждым и пугающим – зловещие мрачные джунгли, где на каждом шагу подстерегает смерть; люди, встречающие их угрюмым молчанием, и даже сам Натан Прайс с его фанатичной, не знающей жалости верой…

---

А мама возразила: «Неужели обязательно смотреть на нас как на ошибку природы?»

Рахиль всегда была принцессой, а теперь она – ошибка природы. Ада была единственной из нас, с кем что-то было не так. Но здесь никто не пялится на Аду, разве что совсем чуть-чуть, поскольку она белая. Всем безразлично, что у нее половина тела плохая, потому что у них есть свои дети-инвалиды, или безногая мама, или один слепой глаз. Выгляни за дверь и увидишь, что мимо проходит кто-нибудь, у кого чего-нибудь недостает, но их это ничуть не смущает. Они дружелюбно помашут тебе обрубком, если он у них есть.

Поначалу мама ругала нас, если мы глазели и показывали пальцами на людей, и постоянно шипела: «Девочки, неужели я должна каждую минуту напоминать вам, чтобы вы не пялились?» Теперь мама и сама смотрит на них. Порой она говорит нам или, может, себе: тетя Зинзана – это та, у кого нет пальцев. Или: маму Нгузу я узнаю́ по опухоли с гусиное яйцо под подбородком.

А папа замечает: «Они живут во тьме. С искалеченными телами и душами, не представляю, как их можно исцелить».

Мама отвечает: «Ну, вероятно, у них другой взгляд на свои тела?»

Папа считает, что тело – храм. У мамы иногда появляется этот особый голос: она не то чтобы огрызается, но почти. Вот она шьет занавески из платяной ткани, чтобы на нас не глазели в окна, и у нее во рту булавки. Мама вынимает их изо рта и произносит: «Здесь, в Африке, этот храм вынужден каждый день проделывать бог знает какую уйму работы, Натан. Тут им приходится пользоваться собственными телами так, как мы дома пользовались разными вещами, – например, одеждой или садовыми инструментами. Если вы, сэр, протираете ткань своих брюк на коленях, то они вынуждены протирать собственные колени! – Папа сурово смотрит на маму за то, что она ему возражает. – Вот так-то, сэр, мне это представляется. Таковы мои наблюдения. По-моему, их тела просто изнашиваются, как наши вещи».

На самом деле мама не огрызалась. Она называет отца «сэр», как называет нас «сладкая» или «милая», стараясь быть ласковой. И все же. Если бы я так ему ответила, он бы заявил: «По лезвию ходите, юная леди». Папа собирался и маме ответить нечто подобное. Он размышлял об этом, стоя в проеме входной двери, солнце с трудом пробивалось внутрь, обтекая его со всех сторон. Папа такой большой, что занимал почти весь проем, а голова почти касалась притолоки. Мама, сидевшая за столом, снова принялась за шитье.

Вскоре отец произнес:

– Орлеанна, человеческое тело гораздо более ценно, чем пара брюк из «Сирса и Робака». Надеюсь, ты понимаешь разницу. – Он взглянул на нее, и его зрячий глаз сделался злым. – Уж ты-то как никто другой.

Она покраснела и заметила:

– Даже ценная вещь со временем изнашивается. Учитывая, чему им тут приходится противостоять, вероятно, это и не такая плохая для них жизненная позиция. – Мама опять взяла в рот булавки, чтобы ничего больше не говорить.

Отец молча отвернулся и вышел. Не любит, когда ему перечат. А если бы это была я – о Боже! Этот ремень для правки бритвы так обжигает – ложишься в постель, а ноги исполосованы, как кожа у зебры.

Я вам скажу, что́ папа протер до крайности: свое старое зеленое кресло-качалку у нас в гостиной, когда мы жили в Вифлееме, штат Джорджия. На нем образовалась белая проплешина в форме его зада. И никто, кроме отца, в этом кресле не сидел. А он всегда сидел по вечерам и читал. Изредка он зачитывал нам вслух истории из Священного Писания. Я расчесывала свои ссадины и думала о комиксах, а не об Иисусе, и Он это видел. Но Иисус меня любит, и одно я знаю точно: никто не имеет права сидеть в кресле-качалке, кроме папы.

Мама сообщила, что в нашем доме в Вифлееме живет другой человек с женой и двумя маленькими дочерьми. На время нашего отъезда он будет священником вместо папы. Надеюсь, они помнят про папино кресло, потому что, если на нем кто-нибудь будет сидеть, тогда помилуй их Бог. Они свое получат.

Ада

В этом не было ничего ни дьявольского, ни божественного; просто оно распахнуло тюремные двери моего сознания, и то, что находилось за ними, вырвалось наружу, как пленники города Филиппы. Так я чувствую. Жизнь в Конго распахнула двери моего внутреннего самоощущения и выпустила наружу всех тамошних скверных испорченных Ад.

Чтобы позабавить мою порочную Аду, я, когда мы делали домашние задания, написала по памяти цитату на маленьком треугольном листке бумаги и передала его Лие с вопросом: «Из какой книги Библии?» Сестра мнит себя папиной первой ученицей в вопросах, касающихся Библии. Ученица-звезда. Мисс Учеда прочитала цитату, торжественно кивнула и написала внизу: «Евангелие от Луки. Какой стих – не помню».

Ха! Я умею хохотать, как сумасшедшая, внешне даже не улыбаясь.

Это цитата из «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда», которую я перечитывала много раз. Меня непреодолимо влекут темные желания доктора Джекила и скрюченное тело мистера Хайда.

До отъезда из Вифлеема я успела прочитать в его мрачных библиотеках «Путешествие пилигрима» Джона Баньяна, «Потерянный рай» Джона Милтона (там сюжетные линии слабее, чем в «Докторе Джекиле») и много других книг, о чем папа понятия не имел, включая стихи мисс Эмили Дикинсон, а также «Гротески и арабески» Эдгара Аллана По. Я обожаю мистера По и его Ворона-предсказателя: «Никогда!» – «Ад Гокин!»

Заметила мама, сказала, что это дурные книги, и начала нам с Лией вслух читать псалмы и разную «семейную классику». У мамы языческое отношение к Библии. Она любит повторять такие фразы, как «Окропи меня иссопом» [18], или «Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня» [19] или «…и ты снял с меня вретище и перепоясал меня веселием» [20]. Похоже, не будь она обременена высокой миссией материнства, бегала бы по полям во вретище, в поисках иссопа, среди тучных тельцов. Особенно мама была озабочена нашим с Лией статусом особых детей. Когда мы поступали в первый класс, нас экзаменовала старая дева директриса Вифлеемской начальной школы мисс Лип. Она объявила, что мы одаренные: Лия – поскольку легко набрала поразительное число баллов за тесты на чтение-понимание, а я – по ассоциации, ведь предполагалось, что у меня такой же мозг в той мере, в какой работают его неповрежденные части. Для мамы это стало шоком; до этого момента она не помышляла для нас об образовании, превышающем названия диких растений, растущих вдоль канав, по которым мы брели босиком (когда испепеляющий папин взгляд не был направлен на нас: «солнце да не зайдет во гневе вашем» [21]) из дома приходского священника в угловой магазинчик. Мое первое воспоминание о маме: она, синеглазая, сама еще девочка, хохоча, лежит в траве, перекатываясь с одного бока на другой, а Рахиль и Лия украшают ее драгоценностями из соцветий лилового клевера. Как только мы с Лией оказались одаренными, все переменилось. Данный вердикт наших учителей будто отрезвил ее, словно Бог назначил ей особую кару. Мама сделалась скрытной и деятельной. Прекратила наши прогулки на природе и взялась за дело, вооружившись читательским билетом в библиотеку.

О секретности она беспокоилась зря. Впервые услышав то, что сказала мисс Лип, папа лишь закатил глаза – будто ему сообщили, что во дворе две собаки насвистывают «Дикси» [22], – и предупредил маму, чтобы она не пренебрегала Божьей волей, ожидая для нас слишком многого.

– Посылать девочку в колледж – все равно что лить воду себе в туфли, – все еще любит он вставить при каждом удобном случае. – Трудно понять, что хуже: видеть, как она вытекает и вода пропадает зря, или как она остается внутри и портит туфли.

В общем, у меня не будет возможности испортить свою кожу колледжем, но я всегда буду обязана мисс Лип тем, что она избавила меня от кучи отбросов, которую представляет собой наша начальная школа. Менее наблюдательный педагог поместил бы Лию в разряд одаренных, а Аду – в спецшколу для монголоидов и всех шестерых сосущих палец и оттягивающих уши детей вифлеемских Кроули, и проторчала бы я там, научившись только оттягивать собственные уши. Быдлоид-гориллоид-монголоид. У меня даже сохранилось дружеское расположение к этому миру с привкусом миндаля.

Сильно расстраивались вифлеемские матроны, наблюдая, как несчастное существо ковыляет в класс впереди их собственных детей, а там великолепно-быстро-ловко решает задачи по математике. В третьем классе я начала в уме подводить итог наших счетов в продуктовом магазине, молча записывать результат на бумажке и вручать его Делме Ройс быстрее, чем она успевала подсчитать общую сумму на кассовом аппарате. Это стало знаменитым аттракционом и всегда собирало множество зрителей. Меня просто притягивали эти звонкие свободные числа, которые следовало призвать к порядку. Никто, похоже, не понимал, что подсчет сумм требует лишь элементарных, основных навыков и концентрации внимания. Поэзия – это сложнее. И палиндромы с их совершенным, доставляющим удовольствие стилем: Аргентина манит негра! Ну и пусть впечатление производят унылые магазинные счета.