Евгения Михайлова - Перевернутый мир

• Название: Перевернутый мир
• Автор: Евгения Михайлова
• Жанр: Детектив
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-04-115376-2

Ради выгоды Алиса заводит отношения с бизнесменом, но продолжает страстно любить своего мужа-режиссера. Чтобы удержать его, она готова на все… Марина бросает супруга ради красавца-следователя, но их бурный роман обрывается на трагической ноте, когда ее возлюбленный становится калекой… Катя строит карьеру киноактрисы, но кто-то отчаянно ненавидит юную талантливую красавицу. Ценой успеха может оказаться ее жизнь… Переплетение судеб похоже на паутину, в которой кто-то запутается и погибнет, а кто-то будет дергать за ниточки, веря в свою избранность и неуязвимость. Но справедливость рано или поздно восторжествует…

---

Евгения Михайлова Перевернутый мир

Все персонажи и события романа вымышленные. Совпадения с реальными людьми и фактами случайны.

Часть первая

Арсений

Мой мир был сложным, тесным и безразмерным, с неудобными, острыми краями. Он был глубоким, ярким, всегда неожиданным. В нем боль шла сразу за опасностью. За недолгим забытьем следовало ослепительное откровение, за ним – короткая, как выстрел, страсть. В моем мире всегда были риск смерти и вера в победную жизнь. Другая жизнь мне была не нужна. Обыденность, скука, зависимость и неподвижность просто не существовали.

В моем мире был крошечный островок семьи, квартиры, причудливого сплетения разных, очень мало похожих и плохо совместимых характеров. Расставания, встречи, запах кофе над звоном чашек и аккордами раздраженных или возбужденных голосов. Условные, очень относительные друзья за большим столом по праздникам. Слова, что произносятся не всерьез и им никто не собирается верить. Настоящая дружба настигала меня в других местах и в час серьезных испытаний.

Домашний островок я рассматривал сверху, с высоты своих ста девяноста сантиметров. Смотрел, как расползается в ширину жена Зинаида, которую встретил стройной как тростинка. Как тянется вверх забавное и пахнущее родным теплом существо с круглыми черными глазами – дочь Катя: сначала становится гадким утенком с неправильным прикусом и неудобными, какими-то чужими руками и ногами, а затем из уродства, как из пены, выходит осторожная и нежная прелесть, окруженная колючками недоверия и подозрений.

На каком месте небес накопилось столько ярости против меня, что однажды я оказался погребенным под руинами собственных достижений, стремлений и желаний? Застывшим под тяжелыми и горькими на вкус булыжниками, сброшенными на меня теми, кто пожалел мне более легкой участи и спасительной пули.

Мой мир перевернулся. Я смотрю на него снизу. Вверху – постылый и окончательный, как могильная плита, потолок моей квартиры. Там широкое, чаще всего злое лицо жены Зинаиды и отстраненное личико дочери Кати. Оно все еще нежное, но не для меня. Мы оба отводим глаза, чтобы не встречаться взглядами. Я боюсь увидеть в глазах дочери брезгливость, она, быть может, – мольбу об участии, которой во мне нет. Я калека. Безногий инвалид, прикованный к креслу. Я шагнул в свой подвиг и был награжден за смелость не смертью, а унижением ампутации, оставившей на поверхности земли только часть человека, которым был я.

Мои бывшие коллеги, верные соратники так и не разобрались в том, что произошло. Группа захвата под моим руководством выехала на место по якобы совершенно точной и проверенной информации. Давно разыскиваемый поставщик оружия ОПГ разных стран был выслежен вместе с очередным смертоносным грузом и окопался в заброшенном, как было сказано в ориентировке, доме на границе Московской области, практически в лесу.

Мы приехали туда поздно вечером. В доме тускло горели два окна. Я дал команду распределиться по периметру и приготовиться к захвату. За грязной занавеской одного окна мелькнула тень мужчины. В руках он держал то ли винтовку, то ли охотничье ружье. Я выжидал, чтобы понять, кто еще есть в доме, сколько там может быть человек, с каким оружием. И вдруг произошло что-то непонятное, почти невероятное. В доме раздался хлопок, как от бытового газа. И пожар мгновенно охватил все – тонкие деревянные стены, тряпье на окнах… Пламя пробивалось сквозь дырявую крышу. Я вызвал пожарников, включая вертолеты, дал знак бойцам отойти на безопасное расстояние и быть готовыми брать тех, кто побежит из огня прямо в наши руки. Никогда не забуду тот момент, когда из центра пожара раздался пронзительный, отчаянный детский крик.

Вертолет уже кружился над нами, но стены рушились. Речь шла о секундах. Я набил носовой платок снегом, зажал его в зубах, выбил в окно и прыгнул в комнату. Чуть не наступил на тело женщины, которая скорчилась на полу. Она была жива. Я нащупал пульс, схватил ее, как мешок с мукой, и выбросил из окна как можно дальше. Сам пошел в дыму и огне на то место, откуда, мне казалось, донесся детский крик. И наткнулся на крошечный скулящий комочек. Рассмотрел под ногами: на ребенке горели все его тряпочки. Срывал их голыми руками, потом завернул обнаженное тельце в свою куртку, успел передать в окно уже подъехавшим пожарникам. Сам еще на мгновение оглянулся: вдруг успею увидеть еще кого-то, пока не рванул тот самый склад оружия, о котором нам сообщили. И тут прямо передо мной возник человек в чем-то черном, явно защитном. В руках у него был ствол. И стрелял он профессионально и прицельно по моим коленям… Невероятная боль… Дальше долгая темнота.

Когда товарищи навестили то, что от меня осталось после ампутации, они как будто со стыдом отводили глаза. Та самая проверенная, с высшего уровня информация оказалась ложной. Никакого оружия в сгоревшем доме не нашли. Только тело нелегального мигранта, который никак не мог быть стрелком: его убили до пожара выстрелом в грудь. Рядом лежало охотничье ружье, из которого он, видимо, и собирался защищать себя и свою семью. Жену и ребенка, которых я спас. Женщина не могла дать внятных показаний, рыдала, кричала, она поняла лишь то, что на них кто-то напал и поджег дом.

А стрелка они упустили! Не обнаружили никаких его следов. Ни моя группа захвата, ни подкрепление. Ни те службы, которые должны были отследить его побег из дома по всем дорогам и тропинкам. Так у них все и повисло. Мне сунули в зубы какую-то сумму за инвалидность, полученную при исполнении. Поблагодарили и попрощались.

Может, у меня паранойя или мания величия, но я анализирую все непрестанно, во сне и наяву, и получается у меня только одно: то была операция по выведению меня из строя навеки. Убийство бы расследовали, а ошибку информаторов, мой собственный и сугубо добровольный подвиг по спасению – это отличный и сказочно подлый план. Враги? Да, у меня их было предостаточно. Но для такого плана требуется одна существенная деталь: сообщник врага среди соратников. Можно сказать, у меня еще есть мотив для существования. Я должен это узнать.

Зинаида

Когда подружки начинают при мне свиристеть про любовь, я сразу говорю:

– Я вас умоляю. Вы о чем? Свидания? Подарки? Классный секс? Свадьба – зашибись? Мужик – кормилец и вообще, как за каменной стеной? Да я видела ваших шибздиков. Рядом с моим никто рядом не встанет. Красавец, под два метра, герой-полковник. Бабы штабелями даже на улице падали, а он выбрал меня. И не жадный, хоть и не добытчик, конечно. Для дочери ничего не жалел. Для меня – по-всякому. Дело в том, что бабы штабелями падали и после нашей свадьбы. А я не следователь-командир, как он. Я не могу вычислить, он на самом деле в засаде или в чьей-то постели. Но и это не беда. Допустим, это еще любовь. А вот когда тебе надо за ним горшки выносить после ампутации? С ложечки кормить? А потом он возвращается в квартиру, сидит в своем инвалидном кресле и следит только за тобой за неимением других объектов. Это как? Любовь? И когда вы, наконец, круглые сутки нос к носу и понимаете, что ни в чем ни на миллиметр не сходитесь – ни во вкусах, ни во взглядах, ни в интересах и желаниях. И при этом он, можно сказать обрубок, остался каким-то невероятным образом красавцем и сохранил мужскую силу. А я иногда на стенку лезу от желания или похоти, уже сама не знаю. И все получается в постели. Только я ему противна. Вы это понимаете? Я на двух ногах, еще в теле, слежу за собой, не замухрышка какая-то. Но ему на меня тошно смотреть! Это любовь? Это каторга, скажу я вам. Такая, которая никому и не снилась.

Я вообще честный человек и все говорю прямо. Не такая образованная, как Сеня. Он вроде вундеркинд с детства был. До того, как в следаки подался, где только не учился – и на юридическом в университете, и на психологическом. Потом решил, что путь ему только в герои. Ловил бандитов, ходил весь такой непобедимый, – и вот вылез без ног. Подвиг он совершил – каких-то нелегалов из огня кинулся тащить. Больше же некому. Там народу была уйма, и никому такое в голову не пришло. Правда, говорят, там на него засада была, стрелок ему ноги прострелил. А если бы не полез, то и не прострелил бы. Мы на эту тему несколько раз начинали говорить, но тут всегда одно и то же. Настоящая ненависть между нами возникает. Кого еще ненавидеть Арсению, кроме меня? Бандитов в квартире нет.

Я теперь единственный в доме работник, заведую небольшим салоном-парикмахерской. Арсений, конечно, у меня не иждивенец. Он ведет дела по интернету, консультирует, даже в каких-то расследованиях помогает, если просят. Зарабатывает нормально. Но я-то целый день в заботах, потом по магазинам, прихожу домой – там другой рабочий день: уборка, стирка. Катя, дочка, учится в театральном. И она тот еще фрукт на ветке. Меня, кажется, презирает как примитивный элемент. Отцу, мне сдается, не может простить его увечье. Потому, наверное, и выбрала театр и кино, что там можно увидеть и изобразить то, чего в нормальной жизни сроду не бывает.