Макс Пембертон - Где болит? Что интерн делал дальше

• Название: Где болит? Что интерн делал дальше
• Автор: Макс Пембертон
• Жанр: Биографии
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-17-120907-0

Во второй части трилогии Макс уходит из больницы и становится сотрудником «Проекта Феникс». Держась больше на крепком чае и юношеском энтузиазме, чем на предыдущем опыте, он должен разыскивать и лечить своих разношерстных пациентов, к встрече с которыми его не подготовил год интернатуры: от Молли, 80-летней наркокурьерши, до Бога, обитающего на парковке супермаркета, и матерей семейств, зависимых от мнения соседей и обезболивающих таблеток. Друзья не одобряют его выбор, мама за него волнуется, а прохожие на улицах в него плюют, но Макс полон решимости изменить жизнь бездомных и наркоманов к лучшему. Несмотря на то, что чудеса случаются редко, и не всякому из его пациентов можно помочь, Макс, удивляясь сам себе, понимает, что кое-что ему все-таки удается. Забавная, трогательная и жизнеутверждающая книга, в которой Макс, даже копаясь в мусорных контейнерах, не теряет чувства юмора и уважения к ближнему. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

---

Макс Пембертон Где болит? Что интерн делал дальше

Посвящается Элли

First published in Great Britain in 2009 by Hodder & Stoughton

An Hachette UK company

Max Pemberton

WHERE DOES IT HURT?

WHAT THE JUNIOR DOCTOR DID NEXT

Перевод с английского

Ирины Голыбиной

<Фото автора на обложке>

© Max Pemberton 2009

© И. Д. Голыбина, перевод, 2020

©…, фото на обложке

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2020

Глава 1

Этот парень только что в меня плюнул. Понадобилось пару мгновений, чтобы я это осознал. Нет, точно, он в меня плюнул. Плевок попал на тротуар – вот он, блестит в паре сантиметров от моей ноги. Я не сразу сообразил, как реагировать. Раньше в меня никто не плевал. И никто не пришел на помощь, потому что я не в больнице, а мужчина, который в меня плюнул, не пациент, а просто случайный прохожий. Я на него даже не смотрел, не говоря уже о том, чтобы сделать что-то, что спровоцировало агрессию. Наконец, я решил состроить возмущенную мину добропорядочного члена общества. Да, он осознал свою ошибку. Но оборачиваться не стал. Черт!

Я повернулся к мужчине, сидящему рядом.

– Да вы не беспокойтесь, – сказал он, – они всегда так делают.

Он отхлебывал суп из пластикового стаканчика.

– Но… но… – начал я, не в силах подобрать слова, чтобы выразить свое негодование.

Сидя там, на асфальте, я понимал, что парень, который в меня плюнул, поступил так, потому что не знал, кто я есть. Он не понял, что я доктор и примостился на тротуаре, пытаясь убедить пациента с гангреной ноги поехать со мной в госпиталь. Жестокая правда заключалась в том, что он плевал в бездомного. Выходит, я так быстро вписался в уличную жизнь?

Я окинул себя взглядом: застиранная футболка, джинсы, грязные кеды и рюкзак на коленях. Отнюдь не Джордж Клуни, скорее, Ворзель Гаммидж. Пожалуй, напрасно я не надел галстук.

Мужчина, сидевший рядом со мной, теперь выискивал вшей у себя подмышкой. От него дурно пахло. Я собрался было ему об этом сообщить, но передумал: один раз в меня уже плевали. Нет, решил я, пока прохожие равнодушно перешагивали через нас, так быть не должно. Не для того я целый год отпахал интерном, планктоном в больничной пищевой цепочке, чтобы сидеть на холодной мостовой и сносить плевки. Двенадцать месяцев я копался во всех ходах и отверстиях человеческих тел и считал, что ниже падать уже некуда. О чем я думал, когда соглашался на эту работу? Я вспоминал сегодняшнее утро, утро моего первого рабочего дня на новом месте. Все начиналось так хорошо…

Утро выдалось солнечным и ясным. Мои соседки, Руби и Флора, тоже выходили на новые места работы. Мы сидели и ели теплые круассаны, намазав их маслом, а солнце струило свои лучи в окно, освещая страницы утренних газет, которые мы неторопливо листали. Флора приготовила целый кофейник ароматного кофе, и мы со вкусом его попивали, рассевшись вокруг кухонного стола.

Мы были счастливы сознанием того, что год интернатуры остался позади и теперь можно начать настоящую карьеру в самостоятельно выбранной специальности. Конечно, в иерархии мы оставались младшими, но уже немного старшими младшими. Мы больше не были планктоном – скорее, простыми одноклеточными организмами, на которые тоже можно кричать, но уже непостоянно, как раньше. Предвкушение первого рабочего дня наполняло радостью. Мы пожелали друг другу удачи и отправились по своим новым работам, насвистывая на ходу.

Ладно, все было совсем не так, признаю. Утро пронеслось как в тумане. Помню, я проснулся от панических криков, когда Флора и Руби поняли, что обе проспали.

– Ты же обещала меня разбудить! – вопила Руби, пытаясь одновременно чистить зубы и расчесывать волосы.

– Ничего подобного! Ты обещала разбудить меня! – орала в ответ Флора, споткнувшаяся о гладильную доску в процессе напяливания колготок.

Я приоткрыл один глаз и посмотрел на часы: 15 минут до начала работы. О нет! Через 10 минут я уже выскакивал в дверь, успев принять душ, одеться и выкурить сигаретку. Если интернатура меня чему и научила, так это собираться со скоростью молнии, чтобы оставалось время на быстрый перекур.

Я бросился к станции, вклинился в толпу пассажиров, дожидавшихся поезда на платформе, и только тут начал постепенно просыпаться. Еще один ценный навык интерна, гораздо более полезный, чем уметь спасать людям жизнь, – делать все, что от тебя требуется, практически во сне и выглядеть при этом вполне себе бодро. Поезд въехал под крышу, и толпа бросилась к дверям. Стоя на пятачке площадью не больше пары сантиметров, который мне удалось отвоевать, я смог, наконец, спокойно подумать о работе, которой собирался заняться, и немного оправиться от похмелья.

Естественно, вчера мы собирались лечь пораньше. Но, пережив год тяжких мучений, решили-таки это отметить – с фейерверком. И боже, теперь этот фейерверк полыхал у меня в голове! Во рту пересохло, каждый толчок состава отзывался новым приступом головной боли.

Ладно. Надо сосредоточиться. Включить режим «доктор».

Я и сам толком не знал, почему согласился на эту работу. Думается, отчасти из банального любопытства, ну и да, потому что она позволяла сбежать из больницы с мигающими лампами дневного света, от менеджеров с их диаграммами и злобных консультантов. Однако в первую очередь мне хотелось ответов. Город усыпан обломками разбитых человеческих жизней. Они попадаются нам у дверей магазинов, спят на парковых скамьях. Мы видим использованные иглы в водосточных желобах и пустые пивные банки, плавающие в канале. Мы живем рядом, но не пересекаемся между собой, и только начав работать врачом, я столкнулся с пациентами из разных социальных слоев, в том числе с самого дна.

Собственно, поскольку болезни и бедность идут рука об руку, мы встречались с ними весьма часто. В свой первый год, принимая в отделении скорой помощи бездомных, алкоголиков и наркоманов, подлатывая их и отпуская на все четыре стороны, я постоянно спрашивал себя, что я делаю. Действительно ли я им помогаю, а если нет, то как им можно помочь? Я поражался страшным откровениям, которыми они делились со мной, пытаясь понять, почему траектория их жизней так отличается от моей и почему одни люди как-то справляются, а другие – нет. Мне хотелось знать реальные истории бедолаг, которых мы перешагиваем по дороге на работу, которые выпрашивают у нас деньги и пугают нас поздними вечерами. К примеру, в какой момент человек совершает выбор, который в результате делает его героиновым наркоманом?

– Ой, ты такой странный, – заявила Руби, когда я впервые рассказал ей о будущей работе. – Почему ты не можешь быть как все и найти нормальное место, где надо лечить нормальных людей?

Мы стояли с ней в отделении скорой помощи, и как раз в этот момент в двери вошел человек с сиденьем от унитаза, торчавшим из головы.

– Ну, ты понял, что я имею в виду. Преимущественно нормальных, – поправилась она, глядя, как мужчина пытается без очереди проникнуть в кабинет. – Никто не работает с проститутками и наркоманами по собственной воле. Ты что, ничему не научился в медицинском колледже? Наш Священный Грааль – это пожилые дамы, которые в благодарность дарят врачам шоколад.

Со стороны Руби это прозвучало немного лицемерно. Сама она собиралась работать в травматологии и ортопедии. Нормального человека одно название должно было отпугнуть. В ее обязанности входило бежать туда, откуда все остальные, если пребывали в здравом уме, старались скорее смыться.

Флора отреагировала чуть более благосклонно.

– Ну, я думаю, это интересная область и должность стоящая, – сказала она, – но если тебе будут дарить конфеты, не ешь. Там может оказаться героин. Так делают, чтобы подсадить человека на наркоту. Мне мама рассказала.

Я не стал сообщать Флоре – в основном потому, что у нее зазвонил пейджер и ей пришлось бежать копаться у пациента в заднице, а не из нежелания критиковать ее маму, – что именно поэтому и выбрал такую работу. У всех, от обывателей, занятых в своих коттеджах просмотром «Жителей Ист-Энда», до политиков, ломающих копья в Палате общин, имеется мнение относительно наркоманов и бездомных. Кто-то считает, что они заслуживают сочувствия, кто-то, что им надо дать пинка под зад. Должен признаться, сам я не знал, что о них думать, и поэтому решил, что это отличный способ разобраться. А исследовать всю глубину человеческого падения невозможно, не замочив ног в мутных водах. Мне хотелось сменить ракурс, посмотреть на ситуацию по-другому, оценить все свежим взором. А может, Руби была права, и я просто сошел с ума. Наверное, я стал живым доказательством того, что невозможно питаться исключительно едой с круглосуточных заправок и сохранить после этого здравый рассудок.

Мои мысли продолжали лететь вперед, пока поезд подходил к станции. Учась на медицинском факультете, я одновременно получил ученую степень по антропологии. Меня завораживал тот факт, что наше общество – не одна гомогенная группа: оно состоит из бессчетных подгрупп, члены которых плавно перемещаются между ними. Здесь, в одном со мной вагоне, ехали люди из разных социальных слоев, с разными представлениями о мире, но существующие в одной культуре; при этом у двух человек, стоящих бок о бок, могло не быть практически ничего общего. Можно, конечно, изучать далекие страны и жизнь их коренного населения, но и в нашем обществе есть масса разных культур, представители которых контактируют между собой, создавая тем самым разветвленную сеть. Люди, с которыми мне предстояло работать, являлись частью этого общества, и я хотел составить представление об их мире, стать антропологом в своем собственном городе. Виновато ли общество в их падении или же они виноваты в общем падении нравов?