Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

• Название: Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
• Автор: Игорь Минутко
• Издательство: «Яуза»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8153-0254-6

Имя Николая Константиновича Рериха — художника, общественного деятеля, путешественника, знатока восточной культуры — известно всем. Однако в жизни каждого человека, и прежде всего в жизни людей неординарных, всегда есть нечто глубоко скрытое, известное лишь узкому кругу посвященных. Был такой «скрытый пласт» и в жизни Рериха.

Игорь Минутко пытается, привлекая документальные источники, проникнуть «за кулисы» этой богатой событиями и переживаниями жизни человека, оставившего, несомненно, яркий след в истории российской и мировой культуры. Связь с советскими спецслужбами и поиски легендарной Шамбалы — вот две основные темы этой судьбы.

---

Исаак Тимоти Требич-Линкольн вышел из-за шеренги своего отряда.

Пала тишина.

Они смотрели друг на друга…

Получерный Маг вдруг испытал внезапный ужас, который в буквальном смысле слова парализовал его: у него не было ненависти к этому человеку, смотревшему на него пристально и с удивлением. Из жгучего красавца Чарльз Мелл превратился в пожилого тучного мужчину с дряблым морщинистым лицом, отмеченным следами всевозможных пороков, которому седеющие бакенбарды придавали нечто печально-комичное. Не мог Требич-Линкольн, глядя на полковника, возбудить в себе ярость и ненависть к британцам, так унижавшим и оскорблявшим его когда-то… Все покрылось пеплом. Горечь на душе.

«Да что это со мной? — ужаснулся Исаак. — Господи! Что со мной?.. Лида… Лидушка… Помоги мне!..»

И в этот момент полковник Мелл исторг победный

ВОПЛЬ:

— Узнал! Узнал! Это ты, жалкий, косноязычный венгерчик! Неужели ты, сукин сын? Здесь! Какой подарок! Вот и посчитаемся! Без всяких церемоний! Ребята! Черных комедиантов — в клочья! А венгерчика живым! Я с ним сам! Да быстро! Главное дело — рядом!

Ничего не оставалось Требичу-Линкольну — он сделал знак своему воинству:

«Рви!»

Он и раньше наблюдал подобные кровавые сцены, испытывая чаше всего удовольствие от этих зрелищ.

Но сейчас…

Это не было сражением. Побоище. Сладострастное избиение беззащитных неуязвимыми. Черные Воины с гиканьем, едва касаясь земли, ринулись к каменным глыбам, из-за которых выскочили бойцы спецподразделения «Кобра». На каждого из черных призраков бросились с победными криками по три или четыре бойца и…

Они превращались в кровавые куски — их разрывали на части руки, которым была дана черная, неимоверная сила.

Стоны, хруст костей, вопли ужаса и изумления — все смешалось в кровавый клубок, над раскромсанными кусками человеческих тел клубился пар, и над этим пиршеством Сатаны кружили Черные Воины, оторвавшись от земли, превратившись в огромных черных птиц. На них не было ран, к одежде и коже не приставала кровь жертв, а лица, искаженные сладострастием, наливались силой: пульсировали мышцами, вожделенно и судорожно дергаясь: они поглощали жизненную энергию растерзанных бойцов «Кобры», которые, скорее всего, так и не поняли, что же с ними произошло… Жуткое побоище не заняло и трех минут…

Требич-Линкольн в первые мгновения боя потерял из виду полковника Чарльза Мелла и теперь, оглянувшись, увидел его растерзанное тело на самом обрыве. Оторванная голова подкатилась к большому камню и смотрела на Исаака замершими глазами, в которых навсегда застыло только одно чувство — изумление.

Нечто содрогнулось внутри естества Требича-Линкольна, вспыхнуло жаром и мгновенно окатилось ледяным валом. Две стихии, два испепеляющих чувства, слившись в клубок, терзали его.

Он смотрел на мертвую голову полковника Мелла, и страдание, жалость, сочувствие, сожаление и угрызения совести тоской и раскаянием сжали сердце.

— Прости, Чарльз! Прости…— слезы текли по его лицу. И одновременно в душе поднимался ликующий огненный вал: отомстил! Отомстил! Всем британцам!..

Теперь черный вал поднимался в нем, разрастался. Поднимался, поднимался!.. Сейчас он накроет его с головой.

«Кеша! — сквозь гул и непонятный хохот долетел до него голос Лидуши. — Опомнись! Спаси себя и нашу любовь! Перекрестись на лик Господень!»

— Сейчас! Или будет поздно! — громко и грозно прозвучал голос над местом побоища, над которым высоко в безоблачном небе уже кружили грифы-трупоеды.

«Да! Да!.. Сейчас!..»

Требич-Линкольн оторвал взгляд оттого, во что превратился полковник Мелл, и осмотрелся по сторонам. Его отряд, выстроившись в шеренгу, стоял перед ним в нескольких шагах. Все Черные Воины напряженно смотрели на него, своего командира.

— Гим! Стакан воды! — приказал Исаак.

Походная кружка с водой из реки появилась перед командиром через мгновение. Гим поставил ее на плоский камень у ног Требича-Линкольна.

Из кожаного кисета, висевшего у него, как талисман, на шее, Исаак Тимоти достал квадрат плотной бумаги и маленькую колбу с белым порошком, закупоренную пробкой с хвостиком веревки.

Он поднес квадрат бумаги к глазам.

Над песчаным плато, над истерзанными телами бойцов спецподразделения «Кобра» и лужами крови, казавшимися черными, над неподвижной рекой с большими золотистыми рыбами прозвучало грубо и страстно:

Глео бод традо — Враты! Идо туб прэву — Враты! Мэб шеру кратэ — Враты!..

Требич-Линкольн выдернул пробку из колбы и высыпал порошок в кружку.

Порошок мгновенно растворился. Вода осталась бесцветной.

Исаак медленно выпил содержимое кружки. Жидкость была почти безвкусна, и только еле уловимый привкус серы присутствовал в ней.

Что-то взорвалось внутри командира отряда Черных Воинов, рассыпавшись огненными протуберанцами с черными оплывающими краями. Было мгновение, когда Исааку показалось, что его тело разрывается на части.

И он — по Человеческим понятиям — потерял сознание: Исаак потом не мог вспомнить ни того, что с ним происходило, ни своих чувств, ни ощущений. Просто некому было вспоминать: прежнего, единого Исаака Тимоти Требич-Линкольна больше не существовало; перед невозмутимой шеренгой Черных Воинов стоял окаменевший сосуд-человек с широко расставленными ногами, со страшными бельмами вместо глаз, и из его рта, все увеличиваясь и густея, выливалась струя белой субстанции, постепенно превращаясь в вертикальное плотное облако.

А через минуту или, может быть, две (в том измерении, где обретается Черное Братство, отсутствует время) рядом стояли двое — Требич-Линкольн, командир отряда черных воинов, под черной одеждой которого было вечно молодое, мускулистое, сильное и неуязвимое тело, и родившийся из вертикального плотного облака с туманно-прозрачными краями голый субъект пятидесяти пяти лет, худой, с ввалившимся животом, с дряблой кожей, с больной печенью от чрезмерного употребления алкоголя, с испорченным желудком — результат беспорядочного питания и пристрастия к жирной пище; он дрожал от страха, прикрывая детородный орган руками, пытался понять, что с ним случилось, где он, но тщетно…

А высоко в небе над Исааком Тимоти Требичем-Линкольном и Иннокентием Спиридоновичем Верховым появился крохотный черный треугольник, начал, увеличиваясь, колыхаясь, пикируя, спускаться, обратился в кусок черной материи, который наконец достиг земли, описал плавный круг, пеленая вздрагивающее тело. И сделался длинным плащом или тогой.

Гражданин Верховой судорожно вцепился в прохладную ткань, будто она была спасением, но продолжал дрожать.

На его плечо легла сильная властная рука. Он встретил сумрачный взгляд Черного Воина, бывшего в первом посвящении Требич-Линкольном. Но было в этом взгляде сочувствие.

— Я помогу тебе, брат, — сказал он, — выбраться отсюда. Куда ты хочешь?

— Домой…— пролепетал Иннокентий Спиридонова. — К Лидуше…

8.20

Да, было восемь часов двадцать минут утра 19 апреля 1928 года. Отряд Рериха — сам художник, доктор Рябинин, Портнягин и двенадцать монголов-воинов, — растянувшись цепочкой, на рысях следовал по тропе, петлявшей по берегу реки, то вплотную приближаясь к ней, то удаляясь — недалеко, в песчаное плато.

Николай Константинович ехал вторым за монголом Цабаевым, командиром охраны, и неотрывно смотрел вперед: казалось, горизонт приблизился: горная гряда с четырьмя вершинами-старцами, сидящими в позе лотоса, совсем близко — они на фоне ослепительно-синего неба, сверкая ледниками, были отчетливо, контрастно J видны; туман, окутывавший горы, окончательно рассеялся.

«Там, там тропа в Шамбалу, — учащенно стучало в груди сердце живописца, — Скоро! Рядом.-.. Скорее! Скорее!..»

Неожиданно лошадь Цабаева встала на дыбы и пронзительно заржала. Всадник еле удержался в седле и в ужасе закричал:

— Смотрите! Смотрите!

Уже ржали все лошади, пятясь, вставая на дыбы, шарахаясь в стороны.

Невероятную картину увидели и почувствовали все, кто был в отряде: им навстречу двигалась земля — камни, заросли высокой травы, сама тропа, по которой они совсем недавно беспрепятственно продвигались вперед. Твердь устремилась вспять, надвигаясь на отряд.

Лошади заметались, сбились в кучу, одна из них, с походной поклажей в двух кожаных мешках по бокам, была сбита с ног надвигавшимся на нее большим камнем.

Навстречу поднялся внезапный ураганный ветер, несший колючие волны песка. Засвистело в ушах.

— Держите лошадей! — услышал Рерих голос доктора Рябинина.

Живописец посмотрел вперед, чувствуя, что его лошадь стоит, подчинившись сильно натянутой узде, но они вместе медленно, неуклонно перемешаются назад, — да, он посмотрел в ту сторону, откуда совсем недавно звучал, как ему чудилось, зов. Он посмотрел туда и ужаснулся: горной гряды с четырьмя вершинами не было. Там, впереди и совсем близко, клубилось черное месиво туч, на глазах густея и надвигаясь на них. Черная масса туч занимала полнебосклона, и картина была апокалиптическая: в синем небе, вернее, в его половине, свободной от туч, сияло солнце. А вторая половина была заполнена черной грозовой мглой, навсегда спрятавшей от Николая Константиновича Рериха и тех, кто был с ним, дорогу в Шамбалу.