Галина Чередий - Ключик

• Название: Ключик
• Автор: Галина Чередий
• Жанр: Боевое фэнтези

Ее зовут Эмма. Она не человек – иное существо. Никто не знает, откуда она появилась и кто ее родители. Она может открывать любые двери. А еще, как выяснилось, и порталы в другие миры. И теперь Эмма служит в команде полукровок, не менее странных, чем она сама. Их называют демонским отродьем. Называют сексуально озабоченными, жестокими монстрами. На них проводят эксперименты и как пушечное мясо отправляют на те задания, где обычные военные бессильны. И полукровки идут, рискуя жизнью ради чистокровных людей. Тех самых, что презирают и боятся их. Его зовут Сеймас. Он – полудемон, один из сильнейших, и командир сплоченной команды. А еще тот, кто перевернул весь мир девочки Эммы и заставил поверить в то, что такие, как они, могут любить и быть любимыми. А еще есть люди и нелюди, которые мечтают использовать в своих целях способности Эммы, манипулируя и принуждая, лишая права самой выбирать свою судьбу. Сможет ли Эмма, пройдя многие испытания, которые ей уготовила судьба, сохранить свою любовь к Сеймасу и помочь друзьям найти мир, в котором каждый из них найдет свое счастье?

---

– Это я, Джимми! – громко сказала она, приоткрывая дверь. – Можно войти?

– А если скажу, что нельзя, тебя это, типа, остановит? – раздался хриплый ответ.

Лейтенант сидел немного сгорбившись за столом и что-то читал на электронном носителе. Когда Эмма проскользнула внутрь, он провел по гибкому экрану, гася тот.

– Я просто зашла спросить, как ва… твои дела?

Повисло молчание, и Эмма уже отругала себя за то, что обратилась к лейтенанту на «ты». Мало ли что он там вчера под наркотой предложил. Сейчас-то он точно в трезвом уме. Подняв глаза, Эмма наткнулась на пронзающий ее взгляд. В нем бурлило стихийное бешенство эмоций, определить которые ей не представлялось возможным. Просто вдруг опять стало невыносимо жарко и нечем дышать.

– Что это на тебе надето, Джимми? – наконец мрачно пророкотал Сеймас, в очередной раз проходясь глазами сверху вниз.

– П-платье. – Неужели это не очевидно?

Но, судя по взгляду лейтенанта, ему ответ не понравился.

– Ты что, так по базе ходишь? – недобро прищурившись, уточнил мужчина.

– Ну, вообще-то я шла в свою комнату спать и просто решила навестить вас перед сном.

– Тебя.

– Что?

– Мы договорились говорить друг другу «ты». Память подводит? – Голос лейтенанта звучал ехидно. – И откуда же ты шла?

– Мы гуляли.

– С кем? – брови лейтенанта гневно сошлись на переносице.

Да что за допрос такой?

– С Пич, – неуверенно ответила Эмма.

– С Пич, – повторил Сейм. – И как погуляли?

– Было любопытно. – Сеймас продолжал сверлить глазами Эмму. – Но потом пришли близнецы и Кирос… ну, и мы решили пойти домой.

– Вот, значит, как, – уголок рта лейтенанта едва заметно дернулся в чем-то отдаленно напоминающем улыбку. – Пич, небось, в ярости?

– Вроде того, – уже уверенней ответила Эмма.

Сеймас опять прищурился, но теперь в нем больше не прослеживалось гнева. Наоборот, волны совершенно незнакомого, жутко смущающего тепла скользили от этого пристального изучения по телу Эммы. И оно, это самое глупое тело, почему-то откликалось дурацкой слабостью в ногах и тягучей болью глубоко внутри. Стоя в нескольких метрах от мужчины, Эмма вдруг испытала поразительное ощущение сжатия пространства между ними. Так, словно комната стремительно становилась все меньше, заставляя их нестись навстречу друг другу с космической скоростью. Жгуты мощного притяжения будто оплели все тело девушки, отнимая способность передвигаться. А темно-карие глубины напротив превратились в бездну, в которой с каждым мгновением становилось все больше яростного темного пламени. Эмма неожиданно оказалась беспомощной, ничего не весящей тростинкой на краю этой мрачной, но невыносимо притягательной пропасти, которую в спину неумолимо толкал ураганный ветер собственных абсолютно незнакомых желаний и потребностей. Тех самых, о каких она и не подозревала в себе, но которые, видимо, всегда и скрывались где-то в глубине ее души. Лейтенант вдруг громко прочистил горло, пугая Эмму этим неожиданным звуком, и хрипло пробормотал:

– Иди спать, Джимми. – И Эмма вылетела прочь с максимальной скоростью.

Уже задремывая в собственной койке, девушка позволила всем новым впечатлениям за этот день просто течь через себя, не анализируя их и не размышляя о них.

Глава 9

Сеймас с трудом разжал собственные пальцы, намертво впившиеся в столешницу, когда за Джимми захлопнулась дверь. Он был в ярости. В ярости? Да ладно! Хватит малодушно отрицать очевидное! Гнев, который он испытывает в присутствии этой раздражающей девушки, – бледный отблеск маленького костерка по сравнению с тем гигантским пожаром вожделения, что грозится сжечь его тело и разум. И отрицать его наличие становится все труднее. Если первые его проблески он мог игнорировать, успокаивая себя тем, что давно не выходил за пределы базы и ему лишь нужна разрядка, то сейчас он понял, что просто трусливо прятался от неприглядной реальности. Неодолимое, тягучее, удушающее желание ощутить под собой Джимми и удерживать там, бог знает сколько, ударило в него, опрокидывая и сминая, оставляя поверженным и практически невменяемым. Устрашая своей силой и его полной беспомощностью хоть как-то этим управлять. Сеймас никогда не был трусом, ничего не боялся и не стремился отгородится от проблемы, надеясь, что она исчезнет волшебным образом сама собой. Но, похоже, эта девчонка была проблемой, способов решения которой он не знал. Когда он услышал ее голос, спрашивающий разрешения войти, его мышцы неконтролируемо напряглись, возвращая воспоминание о том, как больной спины касались ее руки, которые он упорно гнал от себя весь день. А с того момента, как она проскользнула в его комнату, он сидел, впившись в несчастный стол, потому что реально нуждался в осязаемом якоре, чтобы не преодолеть эти несколько метров между ним и этой девчонкой и не сделать того, о чем будет потом жалеть всю свою недолгую оставшуюся жизнь. Хотя, когда она не отрываясь посмотрела на него, он на несколько секунд потерял твердую почву под ногами. На короткий миг последствия перестали иметь какое-либо значение. Все исчезло. Осталась только невыносимая похоть, остервенело схватившая его за горло, и девушка, глядевшая так, словно знала о том, с чем он сейчас борется. Знала и при этом оставалась на месте.

А с другой стороны, откуда такой, как она, иметь представление о тех обжигающе острых картинах, что взорвали его мозги от ее вида в этом чертовом платье, льющемся по изгибам ее тела и заставляющем жгуче ненавидеть эту ткань за то, что она касается той кожи, которую он захотел ощутить под своими пальцами? Джимми наверняка с воплями убежала бы, если бы заглянула в его разум и увидела, как он мысленно наматывает на руку эти роскошные пряди цвета спелого каштана и золота, что так ярко отсвечивают даже в скудном искусственном освещении его комнаты. Удерживает за них, врезаясь в ее хрупкое тело, жестко и безжалостно утоляя то животное вожделение, что скрутило его, перемалывая все нутро в пламенеющую кашу. Жадный, похотливый монстр проснулся в нем, объявляя о своем пробуждении собственническим ревом, прокатившимся по его венам и вибрирующим в костях. Что такого во взгляде этой девчонки, что сорвало все хитроумные запоры и он вырвался из тюрьмы сознания, где Сеймас, укротив, прятал его, отчетливо напоминая ему, как же безмерно далек от простого человека. Монстр взглянул глазами Сейма на замершую у двери женщину и потребовал ее для себя. Возжаждал взять, подмять, ломая любое сопротивление, пометить каждый уголок ее тела своими зубами, запахом, спермой. Уничтожить любого, кто решится попытаться вырвать эту женщину из его алчных объятий. И был краткий миг, когда Сеймас почти поддался требованию своей истинной натуры. Но открытый взгляд этих лучистых глаз осадил вырвавшегося на свободу монстра. Непонятно, как эти волшебные глаза забрались в самую глубинную суть беснующегося от похоти чудовища и обратили ярость вожделения в восхищенный трепет. Чудовище замерло, пораженное в самое сердце, покорно отступая, взирая на эту женщину с преклонением и мучительной тоской вечной преданности. Той самой, что рождается за единое мгновение и длится дольше самой жизни. Сеймас нашел в себе силы сказать Джимми, чтобы ушла, и остаться неподвижным, когда все в нем устремилось следом, не желая отпускать это потрясающее ощущение собственной принадлежности кому-то.

Она ушла, и температура в комнате как будто упала далеко ниже нуля, возвращая его в неприглядную реальность, где он сидит с гребаным флагштоком в штанах и пялится на дверь, желая ту, к кому у него нет никакого права прикасаться. Как с ним мог случиться такой чертов сдвиг по фазе? Ведь он всегда контролировал свои желания и потребности, никогда не позволял им управлять собой. И никогда сексуальное влечение ни к одной женщине не лишало его контроля над его демонической половиной. Сейм вообще всегда предпочитал удовлетворять себя только с профессионалками. Они давали ему то, что он хотел, подчиняясь его приказам, а он за это щедро расплачивался. Все четко знали, на что идут. Никаких случайных ожиданий, эмоций и страстей. Просто несколько часов грязного траха, опустошающего тело и очищающего разум для чего-то более важного. Ничего общего с тем, что вдруг спалило его изнутри, когда Джимми вошла в его комнату.

Вдруг? Да ладно! Не было в этом никакого «вдруг». Разве за все эти годы был хоть раз с того дня, когда он впервые увидел девчонку, чтобы он абсолютно честно мог сказать, что игнорировал ее существование? Он злился, завидовал, тихо ненавидел, выискивал, что в ней такого, делающее ее особенной… Но никогда не оставался безразличным. Всегда, даже на расстоянии, она цепляла его, вынуждая следить хоть краем глаза, притягивая необъяснимой гравитацией. Была чем-то таким, что нельзя не замечать, не видеть.

Но, черт возьми, видеть и замечать – это совершенно не то, что начало с ним твориться, когда Джимми оказалась в непосредственной близости, на расстоянии прикосновения. И уж тем более и рядом не стояло с тем, что он почувствовал себя погруженным в озеро жидкой лавы, когда она вошла одетая в это платье, гори оно в аду вместе с той, на ком было надето! Пока Джимми ходила в мешковатой форме, грубых ботинках, с волосами, стянутыми в тугой пучок, Сейму еще удавалось внушать себе, что она такой же боец, как и другие, его сослуживица. Но увидев ее такой женственной, хрупкой, поразительно чувственной, он почувствовал себя рехнувшимся. Это была та ее неизвестная ему сторона, которую он не видел никогда раньше, но теперь уже никогда не сможет забыть. Она отчетливо взывала к нему и находила не просто бурный отклик – сумасшедшее желание нырнуть с головой, утопая навсегда. Даже увидев ее мельком обнаженной в первый день среди других бойцов, он просто запретил себе размышлять и помнить. Но, похоже, что от образа Джимми в этом платье ему не удастся отмахнуться. То, как скручивало болью его пах при виде движения ее груди при дыхании под этой тканью, невозможно просто выкинуть из головы волевым решением. Вид ее влажных губ, волос, рассыпанных по плечам, изгиба уже почти по-женски щедрых бедер впечатался в его подкорку. Сможет ли он смотреть на нее завтра в этой уродливой привычной форме и не видеть опять такой, как сегодня? Зачем она вообще явилась к нему? Подразнить? Проверить на прочность? Может ли она испытывать хоть намек на ответное желание? Что случилось бы, если бы он все же позволил себе прикоснуться к ней, поцеловать? Оттолкнула бы его? Или позволила бы вторгнуться в свой рот? Каким был бы этот поцелуй? Нежным, осторожно испуганным, или неистово страстным, на грани болезненных укусов. Таким, который заставил бы их срывать друг с друга одежду и позволил бы опомниться, только когда оба смогут отдышаться, охрипнув от криков чистого экстаза? Да о чем он вообще позволяет себе, на хрен, думать? Все, что он должен делать сейчас в своей голове, – это навешивать огромные запрещающие сигналы на каждую часть тела девчонки, которая всплывала в его опьяненном воображении. Она одна сплошная запретная зона, гребаный фонтан из неприятностей и непредсказуемых проблем. И идеальным для него было бы оказаться от Джимми на другом конце планеты. К сожалению, это невозможно. Но он должен отгородиться от нее, от любых эмоций. Изничтожить на корню это свивающие его внутренности дикое желание.