Ирина Говоруха - Рыжая

• Название: Рыжая
• Автор: Ирина Говоруха
• Жанр: Любовный роман
• ISBN: 978-5-04-113740-3

С самого детства Ирка могла рассчитывать только на себя. В десять лет противостояла насилию родного дяди. В пятнадцать вернула мать-алкоголичку к полноценной жизни. В двадцать – построила успешный бизнес и стала независимой от ударов судьбы. Решать, кого из любимых мужчин назначить отцом ребенка она тоже будет сама. Историю «Рыжей» нужно прожить от начала и до последней страницы. Съесть вместе с героиней любимый суп из рыбных консервов. Дождаться маму, поглядывая на толстый отрывной календарь. Влюбиться, изменить, выйти замуж и встретить главного мужчину своей жизни. Запутаться в собственных сетях и многократно наступить на одни и те же грабли. Родить ребенка. Потерять самых близких людей. Найти свое призвание. Стать счастливой. Ее жизнь напоминает американские горки. Ее поступки заслуживают уважения. Ее история достойна романа.

---

Ефим лез с утешениями, но она обрывала мужа на полуслове:

– Что ты такое говоришь? Как это – где двое, там и трое? Я только отошла от ночных кормлений, ветрянок, зассанных ползунков. Только голову подняла, жить начала, на работу вышла и снова туда же? И потом в мире что ни день, то катастрофа. В Тонкинском заливе – перестрелки. В Южном Вьетнаме – переворот. Не дай бог снова война! – затем скрещивала руки и с силой прижимала к набухшей груди: – Как не вовремя! Как же все это не вовремя!

Галю с Лариской определили в один класс, девочки сели за парту вместе и поклялись дружить вечно. Всюду ходили вдвоем: в раздевалку, в туалет и школьный буфет. В буфете Лариска всегда просила два стакана киселя, но, как и прежде, путала буквы, и вскоре к ней прицепилось прозвище Сикель.

С началом учебного года семилетней Гале пришлось стать взрослой. Она прибегала из школы, делала на скорую руку уроки и летела за Петькой в детский сад, стараясь не отвлекаться на витрины книжного магазина, портреты космонавтов, чтение лозунгов типа «Коммунизм – светлое будущее всего человечества» и афиши. В прокате шел фильм «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен». До прихода взрослых с работы успевала сбегать в гастроном за хлебом и загрузить стиральную машину, пропустив через два тугих валика несколько простыней и пододеяльников. Вытереть пыль и отполировать круглую, как сдобный калач, настольную лампу. Взрослые возвращались к шести и гремели на кухне посудой. Отец традиционно жарил лук в муке. Мама чистила картошку, периодически почесывая свой вечно зудящий живот. Галя расставляла тарелки. Пыталась пересказать школьные новости и спеть «Песню советских школьников». На втором куплете ее грубо прерывали и начинали разговор о новом ребенке, ютившемся в натянутом до предела пузе. О том, что тот мало двигается. Мама промокала слезящиеся глаза, поднимала голову вверх и пыталась кого-то уговорить: «Прошу тебя, только не калека». Затем шикала на Галю, требуя занять Петьку. Тот становился неуправляемым. С виду ангел в шортах на подтяжках, в ситцевой рубашке и тюбетейке, ласково заглядывал прямо в душу, а руки в это время душили котенка или ломали бабы Фимину «давеча» расцветшую бегонию. В садике на него обижались воспитатели и мамаши. Тот имел привычку щипаться, зажимая пальцами-щупальцами кожу и прокручивая ее на сто восемьдесят градусов, или кусаться, словно сволочная крыса, прокалывая острыми зубками самые нежные места – шею или кожу под глазами. Дети визжали и демонстрировали кровоподтеки. Бывало, когда брат с сестрой оставались в комнате одни, Петька ни с того ни с сего начинал вопить: «Пожалуйста, не бей меня! Мне очень больно! А-а-а! Не нужно ногами!» Галя с глуповатой улыбкой на губах замирала, и в этот момент влетали разъяренные родители. Волокли ее в угол, а Петька как ни в чем не бывало продолжал строительство гроба или тюрьмы.

Мальчик играл в странные игры, чаще всего в похороны, смерть, войну. В переполненном транспорте истерил: «Не хочу домой! Папа опять будет тушить об меня сигареты и подвешивать вверх ногами». Люди укоризненно качали головами, а Галя пыталась брата пристыдить. Кондукторша предлагала вызвать милицию и написать куда надо, а тот еще больше распалялся, сучил ногами и специально облегчался в штаны. Мол, полюбуйтесь, какой я пуганый. Когда баба Фима заикнулась, что с мальчиком не все ладно и по-хорошему его бы нужно показать врачу, на нее привычно зашикали и потребовали не молоть чепухи. И вообще, ваше мнение никого не интересует. А потом родилась Леночка, и на Петьку вовсе махнули рукой.

Они ехали в роддом, играя в города. Папа отвечал невпопад. На букву «А» – Енисейск, а на «П» – какой-то Сергиев Посад, поэтому пришлось сосредоточиться на стройках с одноногими кранами и на тетке в тулупе, торгующей куриными шеями и крыльями. Петька читал по слогам «Строить прочно – сдавать досрочно», Галя волновалась, что не выучила к завтрашнему уроку «Гимн Советского Союза», а отец рассеянно рвал на мелкие кусочки проездной талон. У больницы замешкался и даже попытался заскочить в ближайшую пивную, но Галя расплакалась, и пришлось свернуть на дорожку, кое-как присыпанную песком. Петька жаловался, что снег царапает лицо, и норовил устроить очередной «концерт». На него не обращали внимания, так как в окне показалась зареванная мама. Отец закурил и что-то накалякал в воздухе дрожащим указательным пальцем. Мама покачала головой и закрыла лицо руками. Стала раскачиваться, задевая лбом раму и стекло. Отец с сеткой, в которой болталась гречневая каша и невкусные паровые котлеты, поплелся к больничному крыльцу и присел в реверансе перед надменной санитаркой. Та потребовала какую-то расписку, и он что-то долго писал и зачеркивал, допуская одну ошибку за другой. Из-под шапки ползли струйки пота и заливали глаза.

Через неделю в дом воровато внесли одеяльный сверток, перевязанный розовой лентой. Дети выбежали в прихожую и уткнулись в мамин все еще внушительных размеров живот. Она рассеянно погладила их по голове и попросила поиграть в другой комнате. Они для вида согласились, а потом пробрались в родительскую спальню и облепили кроватку. Петька преданно смотрел в глаза и исподтишка щипал младенца. Тот орал. Мама, подвязанная платком, тыкала ему в рот сосок, напоминающий виноградину. Отец шикал и устраивал проветривания. Листал какие-то медицинские журналы и созванивался с профессором по фамилии Зильберман. Носил тому сумки с дефицитными конфетами и коньяком. Верил, что все еще образуется, но когда в положенное время девочка не начала держать голову, не сказала долгожданного «агу», не села, заваливаясь то вправо, то влево, начал выпивать, и никто не смел упрекнуть его в этом. Как-никак у мужика такое горе.

Все открылось, когда Петьке исполнилось двенадцать лет. Сперва один из соседей заподозрил, что мальчик скручивает голубям шеи. Прибежал взмыленный, бледный, растерянный и все время, пока пил на кухне чай, щупал в вороте рубашки свою потную шею. Ему не поверили, да и пацан твердо стоял на своем, мол, «враки все это». Затем в многоквартирном доме начали массово исчезать коты. В пятой потерялся Бэмби, в двадцать седьмой – Авдотья. Хозяева развешивали объявления и слонялись дворами, как в воду опущенные. Никто из соседей не видел молодого полосатого котяру и старушку Дуняшу.

В один из дней отцу понадобились гвозди, и он отправился в гараж. Не доходя метров десять, услышал кошачий вой, а распахнув дверь, чуть не помер от ужаса. В железном ящике, накрытом крышкой, заживо горел очередной пропавший кот, а его сын спокойно наблюдал за происходящим, сверяясь с секундомером. Пока Ефим метался в поисках воды, искал, чем снять раскаленную крышку, кот испустил дух. Мужчина сполз по стене и неожиданно заплакал, а его ребенок в это время равнодушно разглядывал обгоревшую тушку.

– Зачем ты это делаешь?

– Ради эксперимента.

– Ради какого эксперимента?

– А разве не любопытно, сколько длится агония?

Ефим посмотрел в упор, будто выстрелил. Сын не отвел взгляда. Затем отец с трудом поднялся, старясь не дышать пропитанным жиром и паленой шерстью воздухом, но тошнота все-таки накатила, и его вырвало прямо на пол. Петька демонстративно зажал пальцами нос.

Он не помнил, как оказался в квартире, как упал навзничь в прихожей, свалив вешалку-треногу, и захрипел. Ему вызвали скорую и увезли с сердечным приступом, но он так и не признался в увиденном и впоследствии всю жизнь остерегался собственного сына.

Шло время, и стартовала девятая пятилетка. Рядили дожди, косились хлеба, разрастались березы и белые ивы. Началась антиалкогольная компания, преследующая цель изменить интерес к вину в пользу виноградного сока. Писатели сплотились против Солженицына, выступив в газете «Труд» с открытым письмом. Его подписали Айтматов, Катаев и Симонов. В школах продолжали рассказывать о ядерной войне, способах защиты от лучевого поражения, внушая безоговорочную веру в могущество Советского Союза.

Петька вроде как присмирел, вытянулся и оброс гнойными прыщами. Галя перешла в девятый класс и превратилась в настоящую красавицу. На нее засматривались сверстники, старшеклассники и даже кореши отца. Младший брат взял в привычку за ней шпионить и выдавать пикантные подробности в самый неподходящий момент. К примеру, что та выщипывает пинцетом волосы на лобке.

Леночке исполнилось семь, и все свыклись, что она никогда не поправится и навсегда останется инвалидом. Ее продолжали исправно мыть, кормить, вывозить на балкон подышать цветущей сиренью или легким морозцем. Та послушно сидела, пытаясь поймать на язык снежинку или дождевую каплю. Мычала. Петька больше не складывал ей в рот дохлых мух после того, как баба Фима засекла его со спущенными штанами. Пригрозила рассказать родителям, что грешит рукоблудием, и тот испугался, оставив младшую сестру в покое.