Алексей Молокин - Лабух

• Название: Лабух
• Автор: Алексей Молокин
• Издательство: АСТ: АСТ Москва: Транзиткнига
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-035681-1

Он зовет себя Лабух.

Он был одним из сотен нищих и свободных музыкантов трущобного «нижнего» города, веками враждовавшего с богатым, спокойным городом «верхним».

Но теперь он сумел сделать НЕВОЗМОЖНОЕ — сыграл музыку, которая освободила неупокоенных ПРИЗРАКОВ.

Отныне, согласно странному старинному пророчеству, он должен принять жребий Избранного — лидера, которому предстоит навеки прекратить войну «верхнего» и «нижнего» городов и подарить их обитателям НОВОЕ, ИНОЕ будущее.

---

— Клятые и кандидаты на выход! — скомандовал дед, переходя в третью ипостась — проводника-кондуктора, и сдавил меха, словно бурдюк с молодым вином.

Грянул марш. Заревели басы. Дед Федя промаршировал через салон, не переставая играть, уцепил со стойки граненый стакан, предусмотрительно налитый почтительно согнувшимся буфетчиком, ловко употребил его, занюхал баяном и героическим голосом грянул:

Уйдут, не глядя в сырую мглу,
Топча ногами сырой рассвет,
И неба гладь сотней тусклых лун
Устало вперится им вослед.
И будут сотни пустых утрат,
И будут сотни слепых потерь,
И начинается путь назад
Шагами первыми от дверей!

Проходя мимо Лабуха, дед, приглашая, мотнул головой, не прекращая, однако, пения:

И остаются навек в пути
(Спешат, боятся, что не дойдут),
Им не вернуться, им не прийти
(Им ярким утром закончить путь).
А тем, кто ждут их, тем ждать и ждать,
Век не смыкая в глухой ночи...
Как след прицела, скрутилась прядь
На лбу. А путь все молчит, молчит...

Лабух неожиданно для себя поднялся, обернулся на мирно беседующих за соседним столиком Дайану и Лоуренса и потопал за дедом. А дед не унимался:

И с пьяной песней придут назад,
Когда все сроки давно прошли,
И будет день возвращенью рад,
И будет запах сырой земли.
Ведь были сотни пустых утрат,
И были сотни пустых потерь.
И начинался их путь назад
Шагами первыми от дверей.

В конце гондолы неожиданно обнаружилась овальная металлическая дверца, которую дед, не сбавляя темпа, небрежно вышиб ногой и шагнул в образовавшийся проем.

Прежде чем последовать за ним, Лабух обернулся. Дайана встала. Глухарь удерживал ее руку и пытался что-то объяснить, но она, казалось, не слушала его. Лабух повернулся к проему и увидел под собой вместо прежнего буколистического пейзажика иссеченный трещинами улиц коричневый такыр Старого Города. Вниз летел дед Федя в обнимку с баяном. Словно сводный оркестр на военном параде, дед Федя, закончив один марш, сразу же принимался за другой. Снизу доносилось бодрое:

Мы красная кавалерия и про нас
Былинники речистые ведут рассказ...

Лабух последовал за ним и, стремительно падая на город, понял, что уже утро.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Глава 7. Расскажите мне про любовь

Как всегда утром, гулко ударило сердце и полетело в пустоту, словно ощутив непоправимое, в который раз успело зацепиться за что-то и закачалось верх — вниз, словно детская игрушка. Были когда-то такие пестрые колобки на резинке. Давно. В детстве.

Потом Лабух вспомнил, что на диване дрыхнет Мышонок, и тихо обрадовался. Впрочем, Мышонок, как выяснилось тотчас же, вовсе не спал. Он в одних трусах топтался возле стенного шкафа, пытаясь открыть дверь. Лабух поднялся, нащупал потайной штырь, запирающий шкаф, выдернул его и откатил сдвижную переднюю стенку, после чего отправился досыпать. Мышонок вытащил из шкафа свой драгоценный «Хоффнер» и немедленно включил его. Он пробовал свой любимый бас, нисколько не заботясь об остальных обитателях дома, проверяя все режимы, в том числе и полный голос. Поскольку жрать в доме все равно было нечего, пришлось окончательно просыпаться, подстраивать гитару и присоединяться. Так что вместо завтрака, на радость — а может быть и не очень на радость — всему кварталу прозвучал небольшой концерт из популярных и не слишком музыкальных произведений. Сначала они с большим чувством — а как же иначе, тема была весьма актуальной — исполнили «Бросьте десять центов, я ж ваш брат!». Потом вошли в раж и выразили свое отношение к деньгам, сыграв знаменитое «Money». Но не то слащаво-салонное, которое «мани — мани — мани...», а подлинное, флойдовское, с грозным лязганьем печатного станка, очень умело изображаемым Мышонком путем ритмичного лягания ведра с пустыми пивными банками и бутылками. Отдав должное классике, они перешли к авторским произведениям, что выразилось в исполнении некогда популярной композиции с душераздирающим названием «Расскажите мне про любовь!», посвященной в свое время той же коварной Дайане. Сообщив напоследок всему кварталу про то, что «от любви никуда не уйти!», они поняли, что, играй не играй, а есть все-таки хочется, а значит, пора собирать инструменты и идти лабать. На Старый Танковый.

— Слушай, Лабух, а я ведь через Ржавые Земли и Полигон босиком не пройду, — пожаловался Мышонок, — кеды мои сам знаешь где остались, а Ржавые Земли на то и ржавые, что там сплошные железяки. У тебя хожней каких-нибудь лишних не найдется, а?

Лабух кряхтя полез в стенную нишу, выворотил кучу старой обуви, порылся в ней, морщась от едкого запаха кожи и засохшего гуталина, и, наконец, выудил пару роскошных, почти новых сапог коричневой кожи с острыми носами, украшенными латунными мысками. Кроме того, на задниках сапог имелись кокетливые латунные же цепочки.

— На, владей, если подойдут, конечно. Я в них когда-то на свидания с Дайанкой ходил. Кучу бабла, между прочим, за них отвалил, на струнах экономил. И вообще, это, знаешь ли, ручная работа, раритет. Не выделывают нынче таких сапог.

Мышонок натянул раритетные сапоги, пошевелил пальцами, пару раз подпрыгнул и сообщил, что обувка ничего, подходящая, хотя, конечно, с его любимыми кедами ни в какое сравнение не идет. Потом подумал немного, решительно оторвал цепочки с задников — «Еще зацепишься за что-нибудь!» — и, наконец, остался доволен.

— Ну что, двинули? — Лабух взял гитару, натянул куртку, с сожалением оглядев прорехи в полах, и они вышли во двор.

На дощатой скамейке, за грубо сколоченным столиком, где обычно собирались местные алкаши, весь в боевых барабанах восседал Чапа в компании нескольких деловых. Кроме того, во дворе стояли, сидели, лежали подворотники всех мастей и размеров, шмары, телки, чувихи, кажется, где-то в глубине двора маячило несколько хабуш со своим пастырем. В общем, каждой твари по паре.

Музима сама вылетела из кофра, Мышонок за спиной лязгнул затвором своего «Хоффнера», а в голове билось — Как же так... Дайана ушла к глухарям, а Чапа, значит...

— Чуваки, до чего же я рад вас слышать, — провозгласил Чапа, вставая. — Иду себе, вдруг слышу, кто-то лабает, да так клево — ну, думаю, не иначе как Лабух! Проснулся уже. Да выключи ты свою стрелялку, тут люди собрались музыку послушать, а не друг дружку убивать!

Какая-то крутая телка, длинноногая, с круглым пухлогубым лицом, осторожно выглянула из-за спины своего дружка и, по привычке капризно растягивая слова и картавя, попросила:

— Можно еще раз ту песню, ну, которая про город и про любовь?

И Лабух понял, что они и в самом деле пришли слушать. Теперь это были не деловые, не подворотники, не хабуши — это были слышащие, и они ждали от него музыки.

Тепло зародилось где-то в затылке и хлынуло через предплечья, ударив в сразу же раскалившиеся кисти рук, делая пальцы длинными и горячими, — и началось!

...Взвился над Старым Городом древний гитарный рифф, придуманный давным-давно великим лабухом Иоганном, из затакта нежным и глубоким стоном вступил «Хоффнер» Мышонка, и когда Лабух ударился оземь мощным септом — грохнули барабаны Чапы. А потом бас задышал низкими и хриплыми синкопами, как дышат в горе или в любви, но Чапа не дал им упасть, и большой барабан забухал, огромный, словно сердце города, и остальные Чапины барабаны и барабанчики заколотились, а как же иначе, ведь они сейчас были сердцами людей, живущих в этом городе.

...Тонет город в тумане
В серебристой пыли,
И застыли дома —
Корабли на мели,
Нынче город безмолвен,
Нет у города слов...
Расскажите мне
Про Любовь!

Теперь гитара била редкими слитными аккордами, и бас Мышонка осторожно поддерживал ее, словно одинокую женщину — это была площадь с грязновато светящейся оторочкой ночных киосков по берегам, и все-таки — это был отдых. И сердце города билось почти как прежде, только чуть-чуть сбоило.

Где же эти слова —
Не позвать, не сыскать,
Голоса посрывав,
Прилегли на асфальт,
Будет утро,
Тогда их отыщет любой...
Расскажите мне
Про Любовь!

И снова Лабуха швырнуло на землю, но он и на этот раз устоял, а за спиной рваным контрапунктом, задыхаясь, зарычал бас Мышонка, и бешено заколотились быстрые маленькие сердца живущих.

Телефон в эту ночь
От усталости скис,
Равнодушно бормочет
Разбуженный диск,
Город сны свои спрятал
Под каменным лбом...
Расскажите мне
Про Любовь!

Господи, у меня не хватает пальцев, взмолился Лабух, и Бог засмеялся и дал ему еще пальцы. И тогда Лабух выбрался-таки из перекрученных, неправильно сросшихся переулков на свет и пошел вперед, глядя сквозь встречных прохожих. А Мышонок шел рядом — старый надежный друг-приятель, бубнил что-то успокаивающее, и это почти помогало. Выпить бы, с тоской подумал Лабух. Обязательно надо выпить.