Мартин Гудман - История иудаизма

• Название: История иудаизма
• Автор: Мартин Гудман
• Жанр: Зарубежная эзотерическая и религиозная литература
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-389-18182-3

Иудаизм – это воплощение разнообразия и плюрализма, столь актуальных в наш век глобальных политических и религиозных коллизий, с одной стороны, и несущими благо мультикультурализмом, либерализмом и свободой мысли – с другой. Эта древнейшая авраамическая религия сохранила свою самобытность вопреки тому, что в ходе более чем трехтысячелетней истории объединяла в себе самые разнообразные верования и традиции. Мартин Гудман – первый историк, представивший эволюцию иудаизма от одной эпохи к другой, – показывает взаимосвязи различных направлений и сект внутри иудаизма и условия, обеспечившие преемственность его традиции в каждый из описываемых исторических периодов. Подробно характеризуя институты и идеи, лежащие в основе всех форм иудаизма, Гудман сплетает вместе нити догматических и философских споров, простирающиеся сквозь всю его историю. Поскольку верования евреев во многом определялись тем окружением, в котором они жили, география повествования не ограничивается Ближним Востоком, Европой и Америкой, распространяясь также на Северную Африку, Китай и Индию, что прекрасно иллюстрируют многочисленные карты, представленные в книге. Увлекательная летопись яркой и многогранной религиозной традиции, внесшей крупнейший вклад в формирование духовного наследия человечества.

---

К тому моменту, когда корпус библейских текстов сложился примерно в нынешнем виде (в III веке до н. э.), самыми важными почти для всех иудеев были пять книг Моисеевых – Пятикнижие. Для Иосифа Флавия самыми авторитетными книгами иудаизма были «закон и пророки»; ту же позицию занимали и его современники, писавшие Новый Завет. Подавляющее большинство библейских рукописей, найденных среди свитков Мертвого моря, представляют собой фрагменты Пятикнижия, в первую очередь Второзакония. Фигура Моисея как автора Пятикнижия была уникальной в глазах иудеев уже тем, как он обрисован в самом Пятикнижии, где Бог особо выделяет его среди других пророков, которым является в видениях и снах: «Но не так с рабом Моим Моисеем… устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит», так что «не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу». Такие похвалы тем более удивительны, что в самом Пятикнижии Моисей как вождь не лишен недостатков; Бог даже не позволил ему войти в Землю обетованную за недостаток веры, проявленный, когда народ роптал в Мериве. В библейских книгах Пророков и Псалтири Моисей упоминается удивительно редко, хотя бо́льшая часть Пятикнижия представляет собой, согласно тексту, божественные повеления, переданные народу через Моисея: «И сказал Господь Моисею, говоря…» [6].

Ни в одной другой книге Библии божественное откровение не представлено так непосредственно и так последовательно, но и другие книги во времена Иосифа Флавия считались причастными той же ауре боговдохновения, что и Пятикнижие. Иосиф дает нам самое раннее свидетельство существования чего-то вроде канона Писания, замечая, что у иудеев, в отличие от прочих народов:

…раз никто не имеет права вносить в списки что-либо от себя… но только у пророков с достоверностью переданы самые отдаленные события глубокой древности, как они были, частью записанные по Божественному вдохновению, частью – ими самими, то у нас… только двадцать две [книги], содержащие летопись всех событий нашей истории, и они по справедливости почитаются боговдохновенными. Пять из них – книги Моисея, которые содержат законы и историческое предание от сотворения человека до смерти Моисея… От смерти Моисея до царствования персидского царя Артаксеркса, преемника Ксеркса, жившие после Моисея пророки составили еще тринадцать книг с изложением событий. Остальные четыре книги содержат песнопения Богу и наставления людям в их повседневной жизни [7].

Кажется очевидным, что в этом отрывке Иосиф имеет в виду нечто довольно близкое именно к тому канону Библии, который позднее считали истинным раввины и христиане. Хотя здесь он ссылается на эти книги, чтобы подчеркнуть достоверность еврейских преданий об истории, исключить из списка «остальные четыре книги» он не мог (по-видимому, в этом списке точно были Псалтирь, Книга притчей Соломоновых и Екклезиаст, но какая еще книга входила в эту категорию, установить труднее), хотя они вовсе не содержат исторических сведений [8].

Вера в божественное происхождение слов, записанных в Пятикнижии, сделала священными и пергаменты, на которых эти слова были записаны. Иосиф Флавий писал о волнениях, вспыхнувших после того, как в середине I века н. э. в Иудее римский солдат бросил в огонь свиток Торы. Когда в 66 году, перед самым началом войны против Рима, на синагогу в Кесарии напали местные язычники, евреи покинули здание, но сохранили священные свитки. Сам Иосиф вспоминал, что после разрушения Храма в 70 году выпросил в дар у римского императора Тита священные книги.

В ранней раввинистической терминологии, примеры которой мы находим в Мишне, священные книги – это книги, «оскверняющие руки». Это понятие необходимо сопоставить с более общими понятиями о чистоте и нечистоте в библейских текстах (см. главу 4), но в данном случае, очевидно, имеется в виду некий духовный «заряд», подобный силе, по преданию, убившей во времена Давида Озу за то, что тот дотронулся до ковчега Завета (но не столь смертельный). У этого понятия нет аналогов в других дохристианских религиях; во многих отношениях еврейское преклонение перед текстами Писания как объектами было по своему характеру сходно с языческим отношением к статуям богов. Уже в раввинских текстах начала III века н. э. можно найти правила переписывания священных текстов; в следующие века эти правила всё усложнялись, вплоть до появления подробных инструкций даже по выписыванию декоративных коронок – наверший для определенных букв в свитках Торы. Появление тщательно разработанных правил можно проследить по библейским рукописям из Кумрана – самым ранним из дошедших до нас (в некоторых случаях созданным во II веке до н. э.) – в таких приемах, как использование палеоеврейского письма или точек вместо божественного имени, вероятно, во избежание случайного произнесения этого имени вслух, что, как мы увидим (см. главу 4), воспринималось как святотатство [9].

Такое внимание к организации и ценности письменных библейских текстов подразумевает огромную веру в надежность писцов, которые копировали книги в учебных и литургических целях. Возможно, оригиналы по крайней мере некоторых библейских текстов хранились в Иерусалимском храме, но неизвестно, проводились ли сверки переписанных свитков с оригиналами, и если да, то как часто. В библейских рукописях из Кумрана наблюдается широкая текстуальная вариативность – от многочисленных орфографических вариантов в рукописях Пятикнижия, где древнееврейские слова иногда пишутся с согласными, обозначающими гласные [11], а иногда нет, до куда более значимых вариаций в тексте: содержание найденной в Кумране фрагментарной рукописи первых двух книг Царств куда ближе к рассказу об этом периоде в Первой книге Паралипоменон, чем к версии Первой и Второй книг Царств в позднейшем раввинистическом варианте Библии.

В бюрократических государствах Ближнего Востока и Египта институт писцов как вспомогательных административных работников существовал издавна, и, возможно, некоторые из тех, кто переписывал еврейские религиозные тексты в персидский период (как, например, Ездра, названный в Библии писцом [12]), в ранние эпохи официально занимали подобные должности в еврейском обществе. Из библейских текстов мы знаем, что переписчиков обучали внутри семьи-гильдии и выдающееся семейство писцов могло играть важную роль в политической жизни в период монархии, когда высочайшим постом для представителя этой профессии был пост «писца царского», но о наличии класса или гильдии еврейских писцов в конце эпохи Второго храма никаких свидетельств нет. В свитках Мертвого моря можно различить работу многочисленных отдельных писцов на протяжении эпохи от II века до н. э. до I века н. э., но сами тексты умалчивают о том, кем они были, и ни Флавий, ни раввины-танаи первых двух веков н. э. ничего не говорят ни об уровне профессионализма писцовой гильдии, ни о ее социальной роли.

Писцов часто нанимали для рутинных целей, например для копирования юридических документов, в чем можно убедиться по брачным документам и актам купли-продажи I–II веков н. э., найденным в пещерах близ Мертвого моря. Легко представить, что любой такой писец, решивший взяться за копирование религиозного текста, должен был пользоваться доверием своих клиентов, которые, как правило, не имели возможности проверить соответствие его текста оригиналу. Можно предположить, что такие переписчики относились к своей задаче с благоговением, зная, что создаваемый ими объект приобретал святость в результате их действий. В раввинистическом иудаизме считается, что прикоснуться к любому библейскому тексту – даже к отрывку длиной всего в 85 букв – означает «сделать руки нечистыми», что придает процессу письма еще большую святость, чем лепке идола с точки зрения ваятеля-язычника, для которого (об этом сообщает Цицерон) идол становился священным только после окончания работы и посвящения. Такие переписчики неизбежно воспринимались как люди одновременно ученые и благочестивые, и, возможно, именно поэтому авторы Евангелий, описывая общение многочисленных жителей Галилеи с Иисусом, выделяют «книжников» в особую категорию [10].

Учитывая то, насколько священными считались еврейские тексты и их материальные копии, идея их перевода на другие языки может показаться странной, однако, очевидно, евреи делали подобные переводы еще до середины II века до н. э., когда были написаны последние фрагменты книг, сейчас составляющих еврейскую Библию, а именно последние пророчества в Книге Даниила, сочиненные, судя по всему, в 167 году до н. э. Пятикнижие было переведено на греческий язык, вероятно, в Александрии, уже в III веке до н. э.; в течение следующего века или около того были переведены и остальные библейские книги. Различия в стиле перевода заставляют предположить, что над текстами работали несколько переводчиков, возможно находившихся в разных местах. Приблизительно в середине II века до н. э. еврейский автор сочинил полный романтики рассказ, написанный в форме письма к нееврею по имени Филократ от его брата Аристея, о том, как веком ранее по воле греко-македонского правителя Египта Птолемея Филадельфа появился перевод Торы на греческий. Согласно этому «письму», Птолемей повелел семидесяти двум мудрецам из Иерусалима перевести законы иудеев на греческий язык для царской библиотеки. В тексте письма царь-язычник восхищается мудростью этих законов. Достоверность этого рассказа давно ставится под сомнение, но о чем он действительно свидетельствует – это о гордости еврея-автора за получившийся в результате перевода греческий текст. К середине I века н. э. годовщина этого перевода отмечалась ежегодным празднеством на острове Фарос в александрийской гавани, «куда приплывают не только иудеи, но и очень многие другие, чтобы почтить то место, где впервые воссиял перевод». Философ Филон Александрийский (см. главу 7), подробно рассказывая о празднестве, добавил к версии, изложенной в письме Аристея, несколько красноречивых деталей. Согласно письму Аристея, в конце каждого дня семьдесят два переводчика сверяли свои версии, чтобы перевод как можно лучше соответствовал еврейскому тексту. В версии Филона все происходит иначе: переводчики, выбрав остров Фарос, «где они могли найти мир и спокойствие, а душа их могла бы без помех сообщаться с законами», сидели в отдельных кельях и, став «словно одержимые», записывали каждый один и тот же текст, «как если бы каждому диктовал невидимый подсказчик» [11].