Дмитрий Лазарев - Самая страшная книга 2020

• Название: Самая страшная книга 2020
• Автор: Дмитрий Лазарев
• Жанр: Ужасы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-118943-3

Ужасное… оно повсюду. Выглядывает из темного леса, караулит под дверью, едет с тобой в одном вагоне. Ужасное… оно всегда. В эпоху царей и во время Первой мировой, в «лихие» девяностые и в наши дни. В прошлом, настоящем, будущем. Ужасное… оно во всем. Пялит безумные зенки сектанта, проливается с небес кровавым дождем, шепчет из жерла старой стиральной машины, звонит по домофону, доставляется курьером на дом. Ужасное уже здесь. В твоих руках! На страницах антологии «Самая страшная книга 2020».

---

Не улыбалась мне перспектива подаваться в местные леса, хотя я прекрасно понимал, что рано или поздно придется. Это раньше на охоту я в удовольствие ходил, а теперь всякий раз думаешь: как оно там повернется? Вернуться бы живым, а уж добыть дичь – везение. Вот ведь парадокс: зверья в последнее время в лесу развелось немерено! Зайцы – те сами непугаными идиотами на огороды лезут, поэтому зайчатина у наших – первое мясное блюдо на столе. А за крупной дичью надо поохотиться. Лося или кабана поленом по башке не огреешь. Зато лосятину и кабанятину на кордоне можно на что угодно обменять. Хоть на патроны, хоть на водку, хоть на солярку. В нашем с Пашкой занятии первые – ценнее всего получаются.

– Так что, – Пашка легонько поддел меня локтем, – соберемся пострелять в ближайшие дни?

– Соберемся. Зови своих, вешняковских.

Деревеньки наши стояли по обе стороны Гнилого леса. С одной стороны – Вешняки, где жил Пашка Силантьев, с другой наша – Малая Горка. Вот в тот самый Гнилой лес, что рос в низине между нашими деревеньками, мы и наведывались за зверьем. Лес был сырой, болотистый, но богатый дичью. Да только в последние два года там все больше чудики попадались, а не нормальный зверь. А с чудиком, если нарваться, как повезет. Можешь и вовсе из леса не вернуться. Потому мы по одному больше в лес не ходим. В Малой Горке только я из охотников остался, в Вешняках с Пашкой – трое.

– Хорошо с вами сидеть, мужики. – Пашка хлопнул себя по коленкам. – Но надо до дома ехать. Мои, поди, заждались уже.

Он нехотя поднялся, собираясь шагнуть из спасительной тени в послеполуденное пекло.

– А ты в Вешняки через Гнилой лес, поди, собрался? – осведомился Потапыч, подслеповато щурясь на небо.

– А то! Так ведь ближе, чем в объезд. Да и спокойно там в последние месяцы.

– Не езди сегодня через Гнилой лес, не будь дурьей башкой. Говорю тебе, как есть: худо сегодня будет.

– Потапыч, ты чего это вещать задумал? – удивился я. – Не накаркай, гляди! Уже третий месяц тишь да гладь.

– Тишь да гладь, – ехидно передразнил старик. – Говорю вам, проснется сегодня она! Вона, смотрите-ка, по небу облака какие плывут странные!

Я вскинул голову. По выжженному солнцем небу плыли едва заметные облака. Словно кто плюнул. Три облака-плевка цепочкой друг за другом. Самые обычные белые обрывки давно растаявшей тучи.

– Да не выдумывай ты, Потапыч, – отмахнулся Пашка. – Облака как облака.

– Не езди через Гнилой лес, Пашка, себе дороже выйдет, – прокаркал ему в спину Потапыч, но тот лишь рукой взмахнул на прощание.

После отбытия Павла в собеседниках у старика остался один я. На меня все его недовольное бурчание и обрушилось. Тот долго еще тыкал кривым пальцем в небо, пытаясь доказать мне необычность небесного явления, которую я в упор не замечал. Уж не знаю, по каким ему одному известным приметам дед ориентировался, да только он в своих предостережениях не ошибся…

К вечеру небо выцвело, стало белесым, а чуть позже серебристо-прозрачным. Вечерние сумерки крались вдоль единственной улицы, заползали во все закоулки. Я как раз заканчивал поливать грядки у Потапыча в огороде, а Дениска, его названый внук, мне помогал по мере своих детских сил. В этот самый момент по небу прокатился тревожный гул. Я пораженно замер, вскинув голову вверх, в надежде увидеть надвигающуюся на нас грозовую тучу. Но небо было по-прежнему серебристо-прозрачным и чистым. Даже облака-плевки бесследно растаяли.

– Спаси, сохрани и помилуй нас, грешных! – пробормотал Потапыч и торопливо перекрестился.

– Ты чего, Потапыч, как в пословице: пока гром не грянет – мужик не перекрестится? – пошутил я.

– Все бы вам, дуракам молодым, зубоскалить, – ворчливо отозвался старик и скомандовал внуку: – А ну-ка, Дениска, бегом в дом! А ты, Мишка, бросай занятию, хватит на сегодня поливать. Сходи до своего дома за ружьем и опять к нам приходи.

– Ты чего это, Потапыч? – спросил я, и мне вдруг резко перехотелось шутить.

То ли заметил промелькнувшую на его лице тень тревоги, то ли ногами ощутил пока еще едва заметную дрожь земли.

– Да не стой ты разиней-то! – старик даже ногой топнул от нетерпения. – Иди за ружьем, тебе говорят!

Этот сердитый окрик подхлестнул меня не хуже плетки. Я поставил лейку между грядок и торопливо пошел к себе за ружьем.

Все началось три года назад. Вот так же, летом. Июнь входил в самую пору, в лесах зрела земляника, а я приехал в отпуск, навестить своих, поохотиться и отдохнуть от городской суеты и вездесущих гаджетов. Еще был жив отец, у меня была любимая работа в городе и надежда уговорить батю перебраться ко мне, в цивилизацию. А получилось, что я застрял надолго в отчем доме.

Отдых в деревне имел для меня два несомненных плюса: хорошую охоту и то, что мой сотовый молчал здесь как убитый из-за отсутствия связи. Гарантия того, что начальник не решит внезапно прервать твой отпуск каким-нибудь авралом. Хотя я отдавал себе отчет, что рано или поздно прогресс доберется и до этих мест. Так и вышло.

В тот год, когда началась вся эта галиматья, мой старик обрадовал меня новостями, едва я переступил порог нашей избы. Мол, приехали люди из города, будут вышку ставить у Гнилого леса, на горке, прямо за Вешняками. Связь налаживать. Не скажу, что я был сильно обрадован, хотя держать связь со стариком было бы неплохо.

Неделю мы всей деревней наблюдали за работой бригады монтажников. Некоторые из наших даже успели познакомиться и пообщаться с ними. Вот Пашка, тот сразу у их вагончика замаячил. Все выспрашивал, высматривал, правда, монтажники сильно его не жаловали и встретили не шибко приветливо, что интерес мужика только подогрело. Я-то прекрасно понимал, зачем Пашка отирается рядом с вагончиком. Нет, не потому, что страдал особой приветливостью. Просто высматривал, нельзя ли чем плохо лежащим поживиться.

А потом бригада пропала. Бесследно. Еще накануне вечером вешняковские их видели. Те на горочке суетились, что-то прилаживали, а поутру Пашка обнаружил пустой вагончик с распахнутой настежь дверью. История умалчивает, воспользовался ли ушлый парень ситуацией, чтобы поживиться при удачно выпавшем случае, но я уверен, что по вагончику он хорошо пошарил, прежде чем тревогу поднять.

А дальше сообщили о происшествии в район, те связались с компанией, что бригаду прислала. И вот тогда уже народу у Гнилого леса привалило! И начальство из района приехало, и люди из компании. Эти все наших расспрашивали, не видел ли кто чего. А через пару дней их резко сменили военные. Расспросы почти прекратились, зато по деревням поползли слухи один другого причудливей. Многие вдруг вспомнили, что в ту ночь, когда бригада пропала, слышался со стороны Гнилого леса странный гул. Те, у кого дома на окраине, ближе к лесу, говорили, что сперва послышался будто бы грохот, «точно два огромных камня сшиблись», а уж после земля загудела. Правда, я в ту самую ночь ничего не слышал, потому что спал как убитый. И сначала в россказни селян не шибко верил, понимая, как это бывает. Одному с похмелья примерещилось, остальные не от большого ума, но ради красного словца подхватили и подробностей навыдумывали. Но скоро пришлось поверить. Обратно в город никто меня не выпустил. Так и пришлось со стариком остаться. Первое время я злился, конечно, потом плюнул и успокоился.

Хриплый собачий вой я услышал издали. Это батин Карай надрывался. Впрочем, не батин теперь уже, а мой. Косматая жилистая зверюга, сопровождавшая меня на охоте и не знавшая страха, за последние три года малость испортилась нервами. Нет, зверя пес по-прежнему выслеживал и дом охранял исправно (было б от кого), но в иные моменты нападала на него настоящая собачья истерика, и Карай мог голосить часами напролет. Я точно знал, что ничего хорошего этот вой не предвещает.

– Хорош горло драть, – урезонил я пса, входя в калитку.

Тот мигом заткнулся на полуноте и облегченно завилял хвостом. Я зашел в избу, сдернул с гвоздя двустволку и патронташ. На улице отвязал Карая, который нетерпеливо заплясал вокруг меня.

– Идем ночевать в гости, – сообщил я псу и вышел за калитку.

Потапыч времени даром не терял и, пока я ходил к себе, раздул самовар и собрал на стол незатейливый ужин из вареной картошки и соленых огурцов.

– Ты будто праздновать собрался, – заметил я, входя в кухню.

– Ну, праздновать не праздновать, а ночь нам предстоит непростая, – рассудил старик. – Надо подкрепиться и иван-чая попить для бодрости.

– Может, обойдется еще? А, Потапыч? – Я без особой надежды выглянул в окно.

– Зря надеешься, – ехидно заметил дед. – Может, она и рассосется со временем, эта ваша номаль, но не сегодня.

Я вздохнул. Крыть было нечем.

Первое время никто из нас не понимал, насколько все серьезно. Ну, ходят какие-то людишки, народ расспрашивают, ясно, что о своих беспокоятся, а нам что за дело? У нас свои дела. Лето же, у всех забот полон рот в саду-огороде. А вот когда вояки наши деревеньки с приличным куском леса кордоном обнесли да нас всех под арест посадили, мы крепко призадумались: а за что? Неужели за пропавшую бригаду?! Да что ж такого в ней особенного было, и куда она подевалась? Не в болотах же Гнилого леса дружно утопла.