Комбат Найтов - Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево

• Название: Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево
• Автор: Комбат Найтов
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2020
• ISBN: 978-5-17-119410-9

На фронте частенько бывает так, что не хватает долей секунды, чтобы нажать на спусковой крючок и уйти с линии огня. Часто мешают «вновь открывшиеся обстоятельства». Командирам не хватает опыта и умения быстро оценить ситуацию, отсутствует решимость выполнить поставленную задачу. Очень мешает неизвестно откуда взявшееся начальство. Командармам не хватает недели или двух, чтобы осуществить задуманное, а главкомам – желания преодолеть «политическую целесообразность». Все меняется, когда на участке фронта появляется целеустремленный и опытный человек. Так могло произойти в Крыму и под Барвенковым, в Европе и на Карельском фронте. Не хватило решимости и умения, везения и риска. Не хватило совсем чуть-чуть.

---

– Я вдовая, мне можно! – сказала она, забирая все свое. – И я ребеночка хочу.

Оставшиеся пять ночей она использовала на всю катушку. Женщины тонко чувствовали, что после войны все будет по-другому. Старую жизнь и старые принципы сожрал огненный вихрь. При расставании сухо поцеловала в губы:

– Если вспомнишь и будешь жив, возвращайся. Адрес знаешь.

Мы погрузились в зеленые вагоны: сорок человек, шесть лошадей – и через белую снежную мглу медленно поползли к Будогощи. Оттуда пешим маршем через лес в Вишеру, там опять в поезд, потом автомашинами, оставляя по группе в каждой деревне от Крестцов до Бронницы, прибыли на стык Ленинградского и Северо-Западного фронтов. Задача: глубокая разведка восточного берега озера Ильмень до Ловати или Старой Руссы. Третий взвод ведет разведку в сторону Новгорода, от Мясного Бора влево. Знаменитые места! Сколько тут костей по лесам валяется! И мои кости, пожалуй, будут искать «черные следопыты» в далеких девяностых. Лакомый кусок: планшетка с картой, СВТ с немецким прицелом, самодел, новенький MG-42 с двумя новыми полными коробками, ТТ и «снежный лешак» – редкость, на вес золота. Три группы погибли на нейтралке в районе Мясного Бора, повел группу сам. Удачненько! Взяли толстого жирного подполковника, а на отходе маленький осколок немецкой мины пробил голень, зацепив какой-то нерв. Нога повисла плетью. В группе три человека, двоих не вытащить.

– Уходите, я прикрою.

– Командир, ну его нах этого немца!

– Я приказываю, уходите! Доставить живым!

Разорвал индпакет, сделал восьмерку, затянул жгутом ногу. Сзади, метрах в трехстах, немецкие траншеи, оттуда бьют три пулемета и минометная батарея. И около роты преследует нашу группу. Подвижности почти нет – опираясь на пулемет, допрыгал до небольшой канавы. Все, здесь. Даю две короткие по офицеру.

Туман. Вместе с дымом последнего боя
Туман над травой, что растет под тобою,
Туман застилает летящих коней,
В высоте, в небесах.
Туман. Может быть, это все только снится,
Но кони над домом твоим, будто птицы,
Летят, отражаясь в распахнутых в небо глазах[1].

Семь минут отыграл, но сейчас накроют минометами. Опять прыгаю с пулеметом вместо костыля. Успел отпрыгать метров на двадцать, скатился в старую ячейку. Переждал налет, и снова короткими по пулеметчикам в траншеях.

Ветер. Унесет твой голос
Ветер. К той, что лучше всех на свете,
К той, что ждет тебя давно.
Месяц. Над тобою светит
Месяц, и над нею тот же месяц
Улыбается в окно.
Туман. Вместе с дымом последнего боя
Туман над травой, что растет под тобою,
Туман застилает летящих коней,
В высоте, в небесах
Туман. Может быть, это все только снится,
Но кони над домом твоим, будто птицы,
Летят, отражаясь в распахнутых в небо глазах.

Еще одиннадцать минут удержал егерей, теперь мои успеют, но не повезло, зацепило еще раз. В глазах сплошные тени, а немцы начали наступать снова. Бью по теням короткими. Сейчас кончится вторая коробка.

А за спиной маленький худенький татарин Алиллюлин, забросив толстого борова-немца в траншею, не переведя дыхания, выскочил на бруствер:

– Мужики! Там наш командир, раненый, отход прикрывает! Батальон! За Родину! За Сталина! В атаку! Вперед!

И ведь поднял! Батальон кондовых замшелых сибиряков поднял в атаку своим тонким мальчишеским фальцетом. Выволокли меня из-под Мясного Бора. Тащили волоком на плащ-палатке, били головой о пеньки и неровности, но вытащили. Пришлось отдать в батальон здоровенную бутыль самогона из Янино.

До боли знакомая 2-я хирургия Первого ВМОЛГ, проспект Газа, д. 2. Я здесь уже лежал дважды, но в другом времени. Почти ничего не изменилось, только проводку наружную убрали и вместо пластмассовых коробок «Каштана» сейчас висят круглые громкоговорители с метрономом. Когда идет обстрел района, метроном начинает стучать чаще. Немцы стреляют по порту довольно часто. Кормят паршиво: манная каша, слегка подкрашенная консервированным молоком, рыбные котлеты с мерзлой картошкой. Мне не повезло, врачи в медсанбате не смогли извлечь осколок из голени, поэтому отправили меня сюда. В палате двенадцать человек, хорошо, что нет никого с ожогами и у всех легкие ранения. В соседней палате стоит такой стон, что у нас слышно. Здесь осколок удалили, но пока я «лежачий» из-за ноги. Вторая дырка сквозная в плечо, чуть в стороне от сердца. Там все в порядке, жизненно важные органы не задеты. К ноге стала возвращаться чувствительность, начал шевелить пальцами. Валяться скучно. Но еще недельку придется потерпеть, пока швы не снимут. У меня сегодня были гости из Янино, кто-то из наших, видимо, поддерживает связь с кем-то там. Приехали председатель колхоза Краев, счетовод Люба, у которой я жил в конце ноября, и еще какая-то женщина, я ее не помню – ни как зовут, ни кто такая. Они привезли продукты в госпиталь, и мне прихватили немного. Валентин Иванович втихаря сунул свой противный самогон, а Люба со второй женщиной оставили два больших кулька с пирожками с картошкой и с творогом. Все, взяли надо мной шефство. Что ни говори, в моем положении это приятно. Люба посетовала, что часто приезжать не сможет, но постарается забрать к себе на поправку, как переведут в выздоравливающие. Что-то не нравится мне такая забота! Но я промолчал, полагая, что война сама все расставит по местам. За внимание и заботу, конечно, поблагодарил. Свидания с ранеными здесь короткие, поэтому через пять-семь минут гостей вывели из комнаты медсестры. Разделили между теми, кому можно, пирожки, а молоко у нас отобрали кипятиться. Пускай сами теперь пьют эту гадость! Терпеть не могу кипяченое! Поэтому заставили всей палатой выпить мой стакан санитарку Фросю. Пайки в Ленинграде, хоть и нет блокады, совсем маленькие. Ну, а вечером, под большим секретом (полишинеля), распили председательский самогон, уже после отбоя. На десять человек получилось совсем по чуть-чуть. Двоим дали только понюхать, им совсем пока нельзя из-за ранений в живот. Через шесть дней сняли швы, я добрался до телефона и дозвонился Евстигнееву, попросил забрать меня отсюда, ибо от тоски сдохну. Через два дня меня выписали на долечивание при медсанчасти разведотдела. И я вернулся в роту.

Официальное положение «выздоравливающий» имело свои плюсы: впервые появилось немного времени только для себя. Ротой фактически командовали майор Карпов, начальник оперативного отдела разведуправления фронта, и лейтенант Любимов, окончивший разведшколу в прошлом году, один из трех, оставшихся в живых и в строю, членов моей первой группы. Еще пятеро живы, но в роту не вернулись: либо еще в госпиталях, либо попали в другие части после них. Живем в Родочах, километрах в двадцати от линии фронта. Маленькая деревушка в одну улицу, базируемся в церкви, переделанной под клуб. В леса и в деревни вокруг начали прибывать стрелковые части 2-й ударной, бывшей 26-й, армии Соколова в составе одной стрелковой дивизии, восьми стрелковых бригад, семи лыжных батальонов, двух артиллерийских полков и двух отдельных танковых батальонов.

На второй день неожиданно приехал Евстигнеев.

– Дай посмотрю! Живой? Двигаться можешь?

Мне заканчивала делать перевязку новая санинструктор роты Женечка Артемьева.

– Ходить? Да!

– А ехать?

– Далеко?

– В Фальково!

– Семьдесят километров? А зачем?

– Там штаб Соколова.

– Интересно! Армия здесь, а штаб там!

– Что-то ты больно разговорился! Поехали, у меня приказ Говорова обеспечить разведданными Соколова. Ты понадобишься.

– Есть!

– На, «шпалы», прикрути! Вот два приказа: старый, еще сентябрьский, и новый. Отдай писарю, пусть впишет, и побыстрее. Времени нет.

Писарь сидел в соседней комнате, а Женечка быстро заменила четыре кубика на две шпалы. Надел новенький, густо пахнущий овчиной, белый монгольский полушубок – старшина где-то надыбал взамен изуродованного ватника. Надел портупею с ТТ, командирскую сумку с ротными картами.

– Охрана будет, или своих взять? Машина есть.

– Бери!

Дежурный по роте поднял отделение бойцов, и мы тронулись. Ехали долго, генерал вначале что-то мне говорил, потом задремал. Сказывается постоянный недосып. На дороге потряхивало, разнылось плечо… В общем, в Фальково я приехал основательно заведенным. На таком расстоянии от участка боевых действий управление войсками будет однозначно потеряно в первые же минуты боя. Слава богу, ждать генерал-лейтенанта Соколова не пришлось, наоборот, он и генерал Визжилин ждали нас.

– Задерживаться изволите, Петр Петрович! – громогласно заявил Соколов. Затянутый в старую двухременную портупею устаревшего образца и с маузером на боку, он напоминал сошедшего с картинки начальника губернского ЧК. Коим и был на самом деле.

– Да вот, узнал, что капитан Иволгин, мои глаза и уши, вышел из госпиталя, поэтому заехал к нему, чтобы вас познакомить с общей картиной на той стороне Волхова.