Имоджен Гермес Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

• Название: Русалка и миссис Хэнкок
• Автор: Имоджен Гермес Гауэр
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-389-17467-2

Сентябрьской ночью 1785 года купца Джону Хэнкока будит отчаянный стук в дверь. Это с многомесячным опозданием вернулся капитан одного из его кораблей – «Каллиопы». Однако вернулся без «Каллиопы»: капитан Джонс продал корабль, чтобы купить диво дивное – чучело русалки. Новость мгновенно разносится по Лондону, по блестящим салонам и продымленным кофейням. Русалка открывает скромному купцу самые неожиданные двери – и вот на приеме в «Королевской обители» Джона Хэнкок встречает Анжелику Нил – самую пленительную женщину, какую ему только доводилось видеть. Судьбы их неизбежно – и самым неожиданным образом – переплетутся; но смогут ли они избегнуть рокового проклятия, которое, по древнему поверью, накладывает русалка?.. Впервые на русском – главный бестселлер из британских дебютов 2018 года, «бесподобный исторический роман о страсти и наваждении» (The Times), «неистощимый кладезь рискованного юмора и читательского удовольствия» (Evening Standard).

---

– Пожалуй, – соглашается Анжелика. – Но тогда зачем ей я?

– У тебя природный дар, которому не научишь, – отвечает Белла.

Анжелика ерзает на сиденье.

– Правда?

– Да. Вот почему ты – куртизанка, а не обычная шлюха. – Белла подается вперед. – Мамаша Чаппел больше не берет девушек с таким даром: боится, что не сладит с ними, не сумеет удержать в узде. Но она надеется, что твоя привязанность к ней сделает тебя послушной и сговорчивой, – именно поэтому тебе и нельзя возвращаться.

– О… – Анжелика на миг задумывается. – А Элиза говорит, что мне следует вернуться.

В глазах Беллы мелькает тень презрения.

– Ты по-прежнему держишь ее при себе?

– У нее никого больше нет. – Анжелика не упоминает о дезертирстве миссис Фрост, даже думать о нем не желает.

– Она страшная женщина, – шипит Белла, хватая подругу за запястье. – Она не дает тебе раскрыть свои способности в полной мере. В точности как миссис Чаппел. Вот в чем вечная беда с женщинами. Мужчины не боятся помогать друг другу на пути к успеху. А женщины видят главную свою силу в том, чтобы всячески вредить друг другу.

– Воистину, воистину так! Значит, мне понадобится твоя помощь. Чтобы сохранить независимость от миссис Чаппел, я должна обзавестись собственными связами.

– Я знаю одного джентльмена… Не в твоем вкусе, правда, – торопливо добавляет Белла. – Но он в совершенном восхищении от тебя и был бы счастлив провести несколько часов в твоем обществе. Театры уже открываются, да ведь? Так вот, у него ложа в «Друри-Лейн».

– Хорошая ложа? – подозрительно спрашивает Анжелика. – Вполне достойная меня?

– Ты никогда не спрашиваешь, вполне ли ты достойна той или иной ложи.

– Глупая! Я знаю, что любой достойна. Я достойна даже ложи самого принца Уэльского, если он соизволит меня пригласить.

– Мистер Дженнингс с радостью вывезет тебя в театр, – говорит Белла. – Он негодник, конечно, – но не такой уж и большой негодник; и если твоя цель просто оповестить общество о своем возвращении, мистер Дженнингс подойдет как нельзя лучше. Я напишу, чтобы он сегодня оставил для тебя место в ложе.

– Ах, Белла! – взвизгивает Анжелика. – Спасибо!

– Только веди себя прилично, не дай мне повода пожалеть о своей услуге. – Карета с грохотом останавливается на теневой стороне Беркли-Сквер, и лицо Беллы проясняется, как небо после дождя. – Ну, вот и приехали! Ты чего желаешь? Я пошлю лакея сделать заказ.

– Как? И лишиться удовольствия просмотреть весь сортимент! – Беркли-Сквер – что парадный плац, ожидающий, когда Анжелика на него ступит. – Я хочу войти туда.

– Ох, ради бога, не принуждай меня. Терпеть не могу, когда все вокруг на меня пялятся.

– Ну пожалуйста, Белла!

– Почему бы не взять все с собой и не съесть в карете?

– Потому что мы здесь не за этим. – Губы Анжелики упрямо сжимаются. Белла делает вид, будто не замечает, но проигнорировать руку подруги, клещами сомкнувшуюся у нее на запястье, она никак не может; Анжелика набирает в грудь воздуха. – Меня так долго не было в городе, Белла. Мне это очень нужно.

– Ох, Джелли…

Когда они выходят из экипажа, люди оборачиваются и смотрят на них: благородные юные девицы легонько толкают друг дружку локтями, жены дергают мужей за рукав, призывая к приличию.

– Замечаешь? – шепчет Анжелика. – Мы давно удалились от мира, но нас здесь не забыли. Неужели тебе не приятно?

– Не особенно, – говорит миссис Фортескью. – Но меня хотя бы перестали открыто порицать и оскорблять, как Иезавель какую-нибудь, – и на том спасибо.

– А мне приятно.

Анжелика покачивает бедрами так, что белоснежная пена платья завихряется у нее вокруг ног, прикрытых лишь тончайшими чулками и двумя слоями полупрозрачного муслина. Какое счастье снова идти по Лондону – да еще в обществе дамы, вызывающей самые бурные пересуды в городе, – и ловить на себе взгляды, взгляды, взгляды! За пузырчатым стеклом витрины кондитерской стоят рядами высокие банки с леденцами всех оттенков рассвета, бесчисленные сахарные скульптуры, искрящиеся как лед, и целый дворец из желея, стеклянно-прозрачный, с крохотными воздушными пузырьками вокруг смородинок, абрикосов и виноградин, висящих внутри.

Зал кондитерской являет собой истинный храм сахара, где решительно ничего не свидетельствует о пролитом поте и усердном труде его создателей, которые неустанно что-то парят, варят, снимают накипь, тщательно отмеряют ингредиенты, колдуют над блюдами. Здесь прохладно, все вокруг блестит и сияет; знатные господа и дамы сидят кучками за мраморными столиками, мило беседуя. На длинных полках вдоль задней стены теснятся бутылки с ликерами и сиропами всевозможных цветов и ароматов – бергамотовыми и мускатными, ярко-красными и нежно-розовыми; на прохладных мраморных стойках выставлены бокалы силлабабов с пышными шапками пены; а из заднего помещения нескончаемой чередой выносятся все новые и новые изысканные лакомства. Посетителям подаются полосатые желеи, сверкающие шербеты, замороженные шоколадно-кремовые бомбочки, башенки, мышки и кошечки. На стеклянных подносах на прилавке высятся груды пирожных и прочих сладостей: крохотные янтарные карамельки, тарталетки с полупрозрачным заварным кремом, сдобные булочки из фруктового теста, искусно скрученные в «узлы верности». Больше всего Анжелика любит меренги с цукатами – хрусткие облачка с апельсиновым ароматом, обсыпанные карминовой пудрой, дробленым миндалем, ягодами годжи и измельченными листьями златоцвета.

– Прямо как драгоценные камни, – вздыхает она. – Восхитительно вкусные маленькие карбункулы. Я возьму домой немного.

По атмосфере, установившейся в зале, Анжелика догадывается, что все на нее смотрят и прислушиваются: теперь разговоры за столиками текут не столь оживленно, как в первую минуту ее появления, и когда она направляется к стойке с фруктами, то явственно слышит шорох платьев и шейных платков, владельцы которых слегка перемещаются на своих сиденьях, чтобы не потерять ее из виду. Кондитеры, чей главный талант состоит в умении соединить фрукты с алкоголем, сахаром и кремом, все же достаточно разумны и практичны, чтобы предлагать своим посетителям отборные дары лондонских садов и теплиц также и в натуральном виде: персики и сливы, чуть не лопающиеся от спелости; плотные гроздья красной смородины; блестящие налитые плоды клубники; сочные дыни, источающие волны терпкого, медового аромата; ананасы, затейливо обвитые виноградными лозами.

– Ах, ананасы! – взвизгивает Анжелика. – Белла! Хочу ананас!

– Так утоли свое желание.

Анжелика заливается румянцем (что придает прелести любой женщине, а обладательнице столь соблазнительных пышных форм – тем более) и понижает голос до жалобного шепота:

– Элиза не одобрит.

– Элиза тебе не указ, – шипит Белла. – Купи ананас.

– Она говорит, подобные покупки – деньги на ветер.

– Ну, такая у нее работа, вести счет деньгам. Если бы в свое время тебе не потребовалась помощница, она бы до сих пор шила простыни на чердаке.

– Ой, но Элиза страшный деспот во всем, что касается кошелька. Говорит, что в нашем… – Анжелика наконец-то произносит эти слова, – нынешнем положении мы должны отказаться от всяких излишеств.

– Ну и дура твоя Элиза. Ты можешь от многого отказаться, но только не от излишеств. Неужели она хочет, чтобы все видели и знали, что ты питаешься одной гороховой кашей? – Белла вздыхает. – Ладно, ничего не попишешь. Остается единственный способ заполучить ананас.

Губы Анжелики вздрагивают в озорной усмешке.

– Ты серьезно? Думаешь, получится? После столь-то долгого перерыва?

Анжелика незаметно озирается кругом, проверяя, привлечено ли к ней внимание присутствующих. Да, все до единого посетители украдкой поглядывают на нее, не только женщины, хрустящие миндальным печеньем, а и мужчины тоже, среди которых она замечает нескольких джентльменов высшей пробы.

Анжелика глубоко вздыхает.

– Обожаю ананасы! – восклицает она с очаровательным кокетством. Глаза Беллы лучатся смехом, и Анжелика продолжает с еще большим воодушевлением: – Превосходнейший из всех фруктов, по-моему! Ах, как бы мне хотелось ананас, чтобы всласть полакомиться дома!

– Пойдемте отсюда, миссис Нил! – громко требует Белла, гадливо передергиваясь. – Видеть не могу эти богомерзкие плоды! И не потерплю такой пакости в своей карете!

– Ах, да неужто же вы лишите меня удовольствия?

– Да, мадам, именно что лишу! Сегодня обойдетесь без ананаса. – Обе поворачиваются прочь от прилавка; миссис Фортескью вскидывает бровь и шепчет: – Отлично сыграно!

– Думаешь, сработает?

– Подожди – и увидишь.

Глава 5

За тридцать лет мистер Хэнкок изучил как свои пять пальцев все кофейные дома вокруг Биржи, а потому почти сразу принимает решение, в каком из них он выставит русалку. Это была любимая кофейня его отца, и для людей с долгой памятью и умеренным воображением она по-прежнему сохраняет репутацию заведения, где можно случайно подслушать серьезные беседы на различные биологические темы. Уровень дискуссий ныне уже не такой, каким был когда-то, ибо ведут их преимущественно пожилые торговцы, гордящиеся научным складом своего ума, – а какой более или менее состоятельный человек в наши дни не мнит себя ученым? Кофейня называется «Ананас».