Сергей Зарубин - Трубка снайпера

• Название: Трубка снайпера
• Автор: Сергей Зарубин
• Издательство: Вост.-Сиб. кн. изд-во
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

Документальная повесть о снайпере второй мировой Семене Номоконове.

---

По совету лейтенанта Номоконов на время изменил «почерк».

Разобьет чья-то меткая пуля стекло стереотрубы, снимет не­мецкий снайпер наблюдателя или неосторожного пулеметчика – к месту происшествия спешит Номоконов. Он появлялся в траншеях и на огневых точках – маленький, неторопливый и немного смеш­ной в своей странной экипировке. Винтовка, бинокль, несколько касок в руке, пучок рогатинок с зеркальцами, веревочки и шнуры за поясом. Улыбались солдаты, с любопытством смотрели на «ша­мана», увешанного амулетами.

Вот здесь, совсем рядом друг возле друга, впились в бревно две пули. Так, они прилетели справа… Вот следы крови, на этом месте был убит на миг приподнявшийся солдат… И теперь не по­смеивайтесь, ребятки. Не случайная пуля сразила вашего товари­ща. На правом фланге укрылся стрелок, который понапрасну не тратит патронов. «Профессор войны», снайпер! Молча расклады­вал Номоконов свои принадлежности и начинал «шаманить». Кас­ку приподнимет над бруствером, свою шапку или рогатинку с кар­манным зеркальцем. Со звоном скатывались в траншею пробитые каски, далеко разлетались осколки стекла.

Снайпер! Да только нетерпеливый он, неосторожный, обуре­ваемый злобой и жаждой мести…

Загорались глаза Номоконова, тугие желваки вспухали на об­ветренных скулах. Он просил солдат «еще немного поиграть» кас­кой, а сам приникал к бойнице или осторожно, сливаясь с землей, выползал на бруствер. Один выстрел, редко два… Скатывался Но­моконов в траншею, говорил, чтобы солдаты, когда наступит ночь, вытащили из-под коряги «профессора войны» и принесли во взвод лейтенанта Репина его снайперскую винтовку. А потом, попыхи­вая трубкой, неторопливо уходил к другим – маленький, в боль­ших валенках с клочьями меха на подошвах.

А один из поединков произошел на глазах командира дивизии генерал-майора Андреева. Однажды вместе с группой старших офицеров пробирался он по ходу сообщения к наблюдательному пункту, находившемуся вблизи первой траншеи. В гуле артилле­рийской перестрелки никто не услышал выстрелов из винтовки. Схватился за голову адъютант генерала, рухнул командир второго стрелкового батальона. Немецкий снайпер увидел какое-то движе­ние на переднем крае русских и догадался, что подстерег русских командиров. Шквал пулеметного огня не причинил немцу вреда. Некоторое время он выжидал, а потом снова выстрелил. Целей было много: беспокойные горячие люди, тревожась за командира диви­зии, высовывались из траншеи. Немецкий снайпер понимал, что русские начальники вызовут самых искусных стрелков, в борьбу с ним наверняка вступит проклятый «таежный шаман». И, действи­тельно, вызванный по тревоге, Номоконов пришел, чтобы скрес­тить свое оружие с опасным врагом.

Поединок, о котором сообщалось потом во фронтовой газете, про­должался не более четверти часа. Осмотрев трупы убитых, Номоконов понял, откуда стрелял немец, и попросил, чтобы все прекратили огонь, не мешали ему. Солдат осторожно выполз на бугорок. Тран­шея, крутой спуск к озеру, проволочное заграждение на берегу, полоска сверкающего льда… Противоположный берег, изрытый во­ронками… Где выбрал бы позицию Номоконов, будь он на месте не­мецкого снайпера? На бугре, за озером, конечно. Там большие ворон­ки, пни, сломанные деревья. С бугра хорошо видна русская траншея.

Можно хорошо рассмотреть идущих к траншее людей, пожа­луй, и с крыши строения. Сарай ставили когда-то возле озера, рыбацкую избушку или зимовье? Обгорела, на виду нашей ар­тиллерии и вроде бы не подходит для снайпера. Семьсот метров до избушки – не меньше. Несколько раз Номоконов приподни­мал на рогатине шапку, уже простреленную во многих местах, но немец «не клевал». Тогда «шаман» обходным путем сполз в свою траншею и краешком глаза осмотрел местность перед ней.

Справа, метрах в пятнадцати, на склоне бугра виднелась боль­шая воронка, образовавшаяся от разрыва тяжелого снаряда. Надо было привлечь внимание немецкого снайпера на себя. По просьбе Номоконова солдаты вынули из-под брустверной ниши два коро­теньких бревна, надели на них телогрейки, застегнули и по коман­де в разных местах скатили вниз. Немец не успел выстрелить в человека, покатившегося к воронке одновременно с чучелами, но, несомненно, увидел его.

– Теперь стреляй, фашист! – упал Номоконов.

Передохнув, он отполз на край ямы и быстро установил там свою винтовку. Приклад уперся в твердую землю, шнур был с собой, а колышек нашелся. Солдат отполз на другой край во­ронки, чуть приподнялся, навел бинокль на крышу сарая и дер­нул шнур.

В тот же миг на крыше чердака блеснула крошечная молния. Она засветилась как раз там, где не хватало нескольких досок. Не­мец ответил выстрелом на выстрел: возле дула винтовки рассы­пался, задымился легкой пылью комочек земли.

– Попался, – удовлетворенно сказал сам себе Номоконов. – Лад­но стреляешь, а только и у тебя нет терпенья…

Выждав с минуту, осторожно потянул за шнур, подтащил вин­товку к себе и, сунув в рот холодную трубку, немного полежал. Те­перь все решал один выстрел, и надо было успокоить биение сердца.

Потихоньку, сантиметр за сантиметром, стал выдвигать свою винтовку Номоконов. Можно было стрелять. Мушка закрыла по­ловину черного проема на крыше чердака, замерла. Вдруг что-то тупо ударило по лицу, оглушило. Номоконов приник к земле, ощу­пал щеку, отполз на дно воронки.

Меток и внимателен был немец– вместо трубки во рту торчал коротенький обломок мундштука. Звенело в ушах, изо рта сочи­лась кровь. Номоконов выплюнул остаток трубки, чуть отодвинул­ся, мгновенно приподнялся и, наведя мушку на проем в чердаке, выстрелил.

Пуля смертельно ранила врага. Цепляясь за доски, он появил­ся в проеме, встал в рост, выпустил из рук винтовку и на виду у всех, кто следил за поединком, рухнул вниз. Номоконов дважды выстрелил в немецкого снайпера для верности и припал головой к холодной земле.

Расслабились мышцы, исчезло напряжение, обручами сковав­шее тело в минуты короткого поединка. Одним фашистом меньше. Но нет и трубки – бесценного отцовского подарка. Из крепкого, как камень, корня дерева точил ее Данила Иванович Номоконов, охотник-следопыт. Потом, уже в колхозе, когда распустили охотни­чью бригаду, отправился старик в тайгу, чтобы прожить там ос­таток своих дней. Вот тогда в последний раз пришел он к своему сыну:

– Может, ты, Семен, и научишься ходить за плугом, водить трактор, а мне поздно. В тайге родился, на охоте и умру. Бери мою трубку, сохраняй – счастливая…

Ушел с дробовым ружьем. И умер зимой в чуме, который по­ставил в глухом урочище. Десятка три белок было у семидесяти­летнего старика и шкурка соболя. С честью закончил Данила Ива­нович последний сезон охоты.

Трубка, выточенная руками отца… Как сокровище берег ее Семен Номоконов, хранил в заветном месте. А поехал на фронт – взял с собой, обкурил… И вот осколками брызнула она в разные стороны. Пропала «сибирская бухгалтерия», как говорил иногда лейтенант Репин…

Приподнялся солдат, погрозил кулаком в сторону немецкого переднего края и, уже не опасаясь пули от меткого врага, пошел к своей траншее.

– Вас ждет командир дивизии! – встретили Номоконова сол­даты.

БОЛЬШИЕ СОБЫТИЯ

На рассвете – в бой. Задолго до начала атаки выйдут снайперы на исходный рубеж и скрытно займут свои позиции. Каждый чет­ко знает свои обязанности, но никак не угомонится командир взво­да лейтенант Репин: собирает солдат, чертит что-то на листке бу­маги, волнуется.

– По всей видимости, наша дивизия срежет этот выступ и возьмет высоты. Для чего? Мы получим плацдарм для дальнейше­го наступления! Чувствую, товарищи, завтра мы пройдем первые километры по освобожденной земле! Пройдем – многое сделано для этого.

Словно на белкование собирался Номоконов – тщательно го­товился к бою. Протер патроны, увязал вещевой мешок, высушил и хорошо подогнал обувь. В «частной наступательной операции», как была она названа в сводках, ответственную задачу получил солдат. В знакомом месте, возле рощицы, где когда-то упал на снег гитлеровский «пантач», немцы установили крупнокалиберный пу­лемет. Эту огневую точку должна подавить артиллерия. Если же нет… Тогда надежда на Номоконова – сверхметкого стрелка, снай­пера высокого класса. Так сказал лейтенант Репин. Много было во взводе немецких снайперских винтовок, а только пылились они в углу – не любили их солдаты. К январю 1942 года отечественные поступили во взвод – тщательно пристрелянные, с хорошими оп­тическими приборами. Много было тренировочных занятий. На одном из них, в сильный ветер, мгновенно сбил Номоконов дале­кие движущиеся цели, и лейтенант Репин, радостно вздохнув, ска­зал, что «пришло настоящее боевое мастерство». С новым оружи­ем ушел Номоконов в траншею, залег у бойницы, замер. Еще не совсем доверял «оптике» –трехлинейная № 2753 и бинокль лежа­ли рядом, под рукой. Ловить на мушку врагов через светлые линзы новенького оптического прицела оказалось куда удобнее! Вроде бы и пули стали острее. Одного фашиста ужалил Номоконов, вто­рого… Не менее километра было до целей! Один немец оплошал –спину немного выпрямил. А второй будто полюбопытствовать за­хотел, откуда прилетела к товарищу мгновенная смерть. Выглянул –и тоже свалился. Лейтенант Репин лежал рядом, смотрел в стерео­трубу, говорил: «Есть, блестяще, исключительно!». Расстреляв обойму, потихоньку ругнул себя Номоконов за то, что так долго воевал «старыми глазами»: в боевом соревновании его уверенно догонял Тагон Санжиев. Еще перед первым снегом поступили во взвод три снайперские винтовки. Заторопился Тагон, схватил-об­ласкал одну из них – никому не отдал. Молодой, а знающий – без сожаления расстался со своей испытанной трехлинейкой. Заколе­бался тогда Номоконов, но уж поздно было. Шибко приглянулись молодым солдатам новые винтовки – не забрать их, не обменять. Долго расхваливал лейтенант Репин «оптику». Наверное, ждал дня, когда руки зверобоя погладят новое оружие и на миг, чтобы никто не видел, прислонят к сердцу холодный черный прибор.