Тулку Ургьен Ринпоче - Блистательное величие. Истории из жизни великих мастеров медитации старого Тибета

• Название: Блистательное величие. Истории из жизни великих мастеров медитации старого Тибета
• Автор: Тулку Ургьен Ринпоче
• Издательство: Литагент 5 редакция
• Жанр: Зарубежная эзотерическая и религиозная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-104762-7

Личные мемуары одного из величайших практиков и учителей тибетского буддизма Тулку Ургьена Ринпоче погружают в мир старого Тибета, где царят особые представления о человеческих возможностях, совершенно отличные от современных. В книге много поражающих воображение историй, связанных с легендарными мастерами медитации – друзьями, родственниками и знакомыми автора. Тон повествования пронизан искренностью и юмором, он отражает ту уютную и доверительную обстановку, в которой эти истории были рассказаны составителям этой книги, близким ученикам автора. Тулку Ургьен Ринпоче (1920–1996) признан буддистами разных традиций как выдающийся мастер тибетского буддизма. Он практиковал медитацию с четырехлетнего возраста и двадцать лет провел в затворничестве; он прославился как наставник, к которому обращались за помощью многие великие мастера школ кагью и нингма. Так, Тулку Ургьен Ринпоче был наставником и представителем Гьялва Кармапы Шестнадцатого, о чем также рассказывается в книге.

---

Есть много историй о том, как Кхьенце Старший разгромил Кармей Кхенпо. Однажды Кхьенце даже швырнул в него торма, попав ему прямо в голову!

Такое представление, которое они устраивали, создавало впечатление, будто они просто не могут говорить друг с другом без того, чтобы не поспорить. Постороннему могло показаться, что они постоянно выискивают повод для ссоры. Но для тех, кто их хорошо знал, было ясно, что они используют эту игру, чтобы прояснить для понимания тонкие моменты, устранить препятствия и помочь продвижению по пути.

Мой учитель Самтен Гьяцо был одним из учеников Кармей Кхенпо и рассказал мне много историй о нём, таких, например, как следующая.

Раз в год в Лхасе устанавливали большой шатёр, где собирались на диспут все крупные учёные, особенно из трёх главных монастырей – Сэра, Гандэн и Дрепунг, – чтобы выяснить, кто будет лучшим в этом году. Рассаживались перед высоким троном главы монастыря Гандэн по двадцать человек в ряд лицом друг к другу. Судили диспуты между всеми участниками, пока один из них не выходил победителем.

Как-то раз Кармей Кхенпо довелось быть в Лхасе во время проведения этого большого диспута. Он не принадлежал ни к одному из престижных монастырей-участников, но однажды утром почувствовал сильное желание пойти и присоединиться к этому состязанию. Он объявил об этом намерении своим помощникам.

– Зачем вам это? – спросил один из них. – Не будет ли для вас неудобства?

Так он хотел вежливо его отговорить: помощник думал, что Кармей Кхенпо было бы стыдно потерпеть поражение.

– Нет, я должен пойти, – настаивал Кхенпо, – иначе нельзя.

Потом Кармей Кхенпо взял пару дощечек, которые служат обложками для книг, и привязал их бечёвкой к груди и спине. Это должно было показать, что его тело – священный текст и что сам он – воплощение Дхармы. Затем он набросил свою монашескую накидку не на то плечо, взял чётки не в ту руку, а головной убор с острой вершиной, какие носят учёные, приплюснул сверху. Он мысленно представил на своём темени Чокгьюра Лингпу, а самого себя – как Льва Речи, особый образ Падмасамбхавы, нераздельный с Манджушри. Уверенный в своей непобедимости, он вступил в круг состязающихся.

Когда подошла его очередь, он стал побеждать противников одного за другим. Когда в конце он одержал победу надо всеми, он оказался перед троном владыки Гандэна, который объявил: «Вы выиграли – вы победитель!»

Это был необычайный подвиг: не думаю, что раньше побеждал хоть один уроженец Кхама. По традиции, все бросают на землю свои жёлтые головные уборы, а победитель триумфально шагает по ним. Но тут Кармей Кхенпо подумал: «Надлежит уважать даже самый малый лоскуток монашеской одежды, так что если я наступлю на эти головные уборы, то нарушу свои обеты».

Поэтому, не став предпринимать «триумфальное шествие», он отступил в тень, склонил голову, прикрыл лицо ладонью и тихо вышел. Но всё-таки он был очень доволен собой, потому что не только победил всех учёных-геше, но и не нарушил обетов.

Вернувшись в Кхам, Кармей Кхенпо встретился с великим Кхьенце, который в то время приехал в Цангсар Гомпа. После обмена приветствиями Кармей Кхенпо сказал: «У меня есть хорошие новости!» – И стал рассказывать историю о диспуте. В заключение он с гордостью заявил: «И я даже не стал шагать по их жёлтым шапкам!»

Тогда Кхьенце выхватил одну из своих ваджр и стукнул Кармей Кхенпо по голове: «Ты, малодушный трус! Вместо того чтобы держаться за монашеские обеты, ты мог бы прославить учения кагью и нингма. Куда девалась твоя отвага кхамца? Ты что, не веришь в воззрение внутренних йог? Вроде бы ты считаешься практиком Ваджраяны! Твоё тело – божество, твоя речь – мантра, а твой ум – самадхи, так как же ты мог поддаться таким низким привязанностям? Ты совершенно ни на что не годен!»

И он хлопнул его ещё раз. Кхенпо выскользнул из комнаты и какое-то время не появлялся.

Перед самой своей смертью Кармей Кхенпо сказал: «Кхьенце Ринпоче не раз меня колотил, иногда даже сбивал с ног своими тычками и затрещинами. Частенько он устраивал мне взбучку. Но своими побоями он устранил препятствия к долгой жизни: теперь я настолько стар, что уже ослеп, но так и не могу умереть!»

Казалось бы, в его словах звучала жалоба, но на самом деле это была хвала.

* * *

Когда Кармей Кхенпо умер в своём уединении над Карма-Гоном, ему было за восемьдесят. Затем он родился сыном моей тёти.

Существовало предсказание Лотосорождённого Гуру о том, что после смерти и Кармей Кхенпо, и Конгтрул проявят Радужное Тело – знак высокой реализации. Однако, вероятно, потому, что они прилагали так много усилий, чтобы помогать другим – они постоянно были заняты своими учениками, – ни один из них не завершил свою жизнь обретением Радужного Тела.

Обретёт ли практик Радужное Тело, зависит от многих факторов. Например, Кармей Кхенпо действительно достиг такого уровня, на котором все умственные явления растворяются в дхармате, – это называется исчерпанием представлений и явлений. Но, хотя, достигнув такого высокого уровня, он должен был проявить Радужное Тело – внешний знак этого состояния реализации, – он этого не сделал.

Точно так же в терма, оставленных Чокгьюром Лингпой, предсказывалось, что после смерти Конгтрул уйдёт в Радужном Теле. Но этому помешало то, что он целиком посвящал себя деятельности на благо живых существ. Одна из главных причин этого заключается в том, что при наличии большого числа учеников всегда есть вероятность нарушения самайи кем-либо из них, а нарушение самайи влечёт за собой тяжкие последствия для учителя и тем самым может помешать ему проявить Радужное Тело. В учениях Тантры описывается «Радужное Тело с остатками» – явление, которое зависит от чистоты самайи учеников и благотворителей. Но есть исключения: не так давно Радужное Тело проявил Ньягла Пема Дудул, который умер в окружении пятисот своих учеников; по-видимому, никто из них не стал препятствием. Однако всё же большинство достигших такого же уровня реализации учителей, которые широко и открыто учат многочисленных учеников, обычно не обретают Радужного Тела, хотя у них была бы такая возможность, будь у них поменьше учеников.

Вот почему, наверное, говорится: «Если хочешь достичь Радужного Тела, не бери много учеников».

Вангчог Дордже

Вангчог Дордже был одним из троих детей Чокгьюра Лингпы. В одном из наших текстов о нём говорится как о «магическом проявлении» царя Джа, то есть о том, что он – воплощение индийского царя, который вскоре после ухода Будды получил от Ваджрапани, вечного владыки учений Тантры, «Восемнадцать тантр Маха-йоги». Вангчог Дордже и моя бабушка Кончог Палдрон были детьми одной матери – Маюм Дега. Матерью третьего ребёнка, Цеванга Норбу, была племянница Кхьенце Старшего.

17. Царь Джа – мастер Маха-йоги

Благодаря тому, что Вангчог Дордже сотни тысяч раз повторил мантру Манджушри, а также практиковал в своих прошлых жизнях, он развил в себе невероятные умственные способности. От его поразительной интуиции люди лишались дара речи. Мне говорили, что уровень реализации, которого он достиг на пути, был даже выше, чем у его отца-тертона. Ещё в ранней юности Вангчог Дордже совершенно самостоятельно и самопроизвольно осознал природу ума.

Потом, когда у него просили учений по медитации, он отвечал: «Я не тот человек, который может указать вам путь к природе ума. Я забрался на крышу, не поднимаясь по ступенькам лестницы, а взлетев туда одним прыжком. Даже если бы я стал описывать своё состояние медитации, вы не смогли бы его понять».

Было предсказано, что Вангчог Дордже откроет все терма «Новых сокровищ», ещё не открытые его отцом, и обеспечит их распространение. Вот какой это был значительный человек.

С детства он мог видеть волшебные письмена дакини, будто они были начертаны прямо перед его глазами, и умел их записывать вместе со связанными с ними учениями, по своему желанию, как если бы они возникали в пространстве его ума. Однако он так и не исполнил предсказание в полной мере.

* * *

Вангчога Дордже считали невероятно красивым, а некоторые даже находили в нём божественные черты, не виданные среди людей. Он был довольно высок, очень силён и с благородной осанкой. У него были необычные волосы: длинные и заплетённые в косы, они были обёрнуты вокруг головы. Его причёску называли «завораживающей короной», и это означало, что эти волосы никогда не стригли, и в каждой их пряди обитали дакини. Они отливали тёмно-синим блеском и никогда не спутывались после мытья, даже если их не расчёсывать.

Поскольку Вангчог Дордже был и сыном, и держателем линии Чокгьюра Лингпы, предполагалось, что у него, согласно традиции, должны были быть сыновья, которые продолжили бы род и линию передачи. Ходила молва, что у него сотня возлюбленных. Куда бы он ни отправился, везде шли разговоры, что девушки, желающие «телесной связи» – настоящего физического благословения – с красивым тулку, могли просто прийти к нему на свидание. Каждый вечер молодые женщины буквально выстраивались в очередь у его дома.