Ричард Ллойд Пэрри - Пожиратели тьмы: Токийский кошмар

• Название: Пожиратели тьмы: Токийский кошмар
• Автор: Ричард Ллойд Пэрри
• Жанр: Зарубежные детективы
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-386-12312-3

Люси Блэкман, молодая статная англичанка со светлыми волосами, летом 2000 года вышла на улицы Токио и бесследно исчезла. Следующей зимой в пещере на побережье нашли ее расчлененные останки. Книга британского журналиста, ставшего непосредственным участником событий, не только рассказывает об этом нашумевшем деле, но и скрупулезно исследует тонкие нюансы, отличающие европейский менталитет от японского. По мере расследования перед читателем разворачивается достоверная картина психологического климата Страны восходящего солнца, бесконечно чуждая и загадочная для всего остального мира.

---

«До сих пор расходятся мнения о том, являются ли современные девушки, развлекающие публику в ночном клубе или баре, такими же образованными, как гейши в старину. И тем не менее гейша постепенно им уступает», – писал великий американский историк Токио Эдвард Сейденстикер.

Самыми первыми иностранными участницами «торговли водой» были проститутки из Кореи и Китая, жительницы колоний довоенной Японской империи. В 1945 году во время семилетней оккупации Японии США прибыло и людей с Запада, но они были скорее покупателями, чем продавцами. Тогда же Роппонги и превратился в место развлечений. Название переводится как «шесть деревьев». До войны здесь был ничем не примечательный жилой район, в котором располагались казармы Императорской армии Японии. После капитуляции помещения казарм заняли американские военные. Вокруг них появились маленькие бары с названиями наподобие «Силк хэд», «Грин спот» и «Черри», обслуживающие солдат не при исполнении. Как раз в тот период сложился необычный девиз Роппонги. Местные заметили, что американские рядовые здороваются, хлопая друг друга по ладони высоко над головой. Возможно, как-то поздней ночью любопытный бармен-японец поинтересовался странным обычаем у своих клиентов, и они на пьяную голову долго пытались объяснить ему теорию и практику фразы «High five» – «Дай пять». Фразу коряво транслитерировали на японский и получилось «Хай таччи», или «Хай-тач»; отсюда и девиз под автострадой в Роппонги: «Хай-тач-таун»[14].

В 1956 году в Роппонги открылся первый в Токио итальянский ресторан, положивший начало повальному увлечению экзотикой вроде пиццы и кьянти. Через два года на юге Роппонги открылась Токио-Тауэр, огромная красная телебашня, похожая на Эйфелеву. Неподалеку построила штаб-квартиру частная телекомпания «Ти Ви-Асахи», а в 1964 году в Роппонги появилась станция метро. Это был год Олимпийских игр в Токио, символизирующих переход страны из послевоенной нищеты к богатству и международному влиянию. К тому времени в городе уже функционировало множество хостес-баров, правда, с японским персоналом. В 1969 году, знаменуя рост финансового благополучия, в Роппонги открылся «Казанова» – первый токийский хостес-клуб с иностранками.

Японцев, которые были готовы платить за общение с хостес, всегда хватало. Обычно раскошеливалась компания: клубы считались вполне приличным местом, где подписывали договоры, отмечали успешные переговоры и награждали сотрудников за старания и труд. Открытие «Казановы» знаменовало собой появление новых клиентов «мидзу сёбай» – «белых воротничков» с иностранными партнерами, приличными доходами, высоким уровнем образования и достаточным знанием языка, чтобы общаться с иностранными хостес на английском.

«Казанова» считался невероятно дорогим местом, однако за дальнейшие тридцать лет за ним последовало множество более дешевых «кимпатсу» – «клубов с блондинками». Час в «Казанове» стоил 60 тысяч иен, а в заведении «Кай», открывшемся в 1992 году, и его преемнике «Кадо» – около 10 тысяч иен. Первые клубы нанимали девушек-туристок прямо с улицы. Вскоре владельцы баров стали размещать объявления в иностранных газетах и журналах и даже посылать агентов за границу, чтобы нанимать и импортировать подходящих молодых женщин. Но все же в Роппонги хостес-клубов с иностранными работницами, не считая стриптиз-бары, было не так уж много. При Люси в список входили «Казанова», «Кадо», «Винсент», «Джей коллекшн», «Уан айд Джек» (самый большой из всех, дочернее заведение «клуба для джентльменов» «Севенс хэвен») и «Касабланка».

Энни Эллисон в 2000 году преподавала культурную антропологию в университете Дьюка в Северной Каролине, где работал и Роберт О. Кеохейн[15]. В 1981 году, будучи аспиранткой, она четыре месяца прослужила в японском хостес-клубе в Роппонги, где оказалась единственной иностранкой. Исследование, проведенное там, стало основой ее докторской диссертации, позднее опубликованной без сокращений отдельной книгой «Ночная работа: сексуальность, удовольствие и корпоративная маскулинность в токийском хостес-клубе». Большая часть текста представляла собой тщательно аргументированную и основанную на теории научную работу, насыщенную фразами вроде «фаллическое самовосприятие» и толкованиями японских понятий, например «дзи-кокендзиёку» («желание показать себя и заслужить одобрение»). Однако там встречались и весьма комические моменты, такие как описание встречи невозмутимого и доброжелательного культурного антрополога-аналитика с невротически подавленными завсегдатаями «Плавучего мира».

«Я сидела за столиком с четырьмя мужчинами, всем было около сорока, – пишет профессор Эллисон в „Ночной жизни“. – Они спокойно и взвешенно рассуждали об отношениях между Соединенными Штатами и Японией, об университетах, путешествиях и так далее. В какой-то момент подошла мама-сан. Она спросила, как у них дела, и сказала одному из клиентов, что с каждым визитом в клуб он выглядит все привлекательнее. Хозяйка доверительно улыбнулась, пожелала приятно вечера и направилась к другому столику.

Один из мужчин заговорил о пении под караоке в клубах и признался, что это отнюдь не удовольствие, а скорее обязанность. „Это неизбежно (шо-га-най)“, – заявил он. Кто-то спросил, какой у меня рост, и мужчины по очереди стали хвастать, какие большие у них пенисы. Один уверял, что его орган длиной 50 сантиметров. Другой развел руки сантиметров на 60. Еще один сообщил, что у него такой большой, что он мог бы прыгать через него, как через скакалку, поэтому ходить с ним очень неудобно.

Потом подозвали другую девушку-хостес, а меня пригласили к следующему столику».

Профессор Эллисон описывает динамику появления в клубе новой группы «белых воротничков», как другой антрополог описывал бы обряд инициации в Микронезии. Вначале напряженная тишина, пока коллеги – начальство и подчиненные, молодые и средних лет, – рассаживаются в предвкушении ночи гарантированного «веселья». Затем облегчение, когда подают пиво и мидзувари, и тенденция к нетрезвому поведению еще до того, как осушен первый бокал. Наконец, сигнал, что вечер по-настоящему начался: навязчивое упоминание груди одной из присутствующих хостес под громкий хохот, а также, как выразилась профессор, «тычки» – легкие шлепки по груди под довольное фырканье других клиентов.

«Разговоры о груди стали сигналом о том, что настала пора поиграть, – пишет профессор Эллисон. – Замечания насчет груди неизменно вызывали одну и ту же реакцию: удивление, веселье и облегчение».

Впрочем, антрополог утверждает, что в целом атмосфера клуба не отличалась особенной грубостью. «Когда мы начинали, нас учили трем вещам, – писала она позднее в очерке. – Как зажигать сигареты клиенту, как разливать напитки и не класть локти на стол. Нам также советовали не есть в присутствии гостя – это признак неуважения. Не считая этих правил, работа заключалась в исполнении желаний клиента. Если ему нужна вульгарная девушка, будь вульгарной. Если интеллигентная – будь интеллигентной. Если он хочет пошлятины, он ее получит. Мерзко? Да. Унизительно? Да. Работа отличалась от торговли „белыми рабами“ только в одном: к сексу никого не принуждали».

Общественные таксофонные будки в Токио обклеены рекламными листовками, предлагающими обычных проституток. Услуги хостес-клубов специфичнее и дороже. Вопреки ожиданиям, чем дороже и элитнее клуб, тем меньше разрешается трогать и хватать.

«Некоторые заведения „мидзу сёбай“ допускают мастурбацию мужчины для достижения эякуляции, – продолжает профессор Эллисон. – В хостес-клубах, напротив, оргазм происходит исключительно за счет собственной фантазии.

Японский секс, как и японское общество, упорядочен и организован. Мужчины здесь предпочитают заранее точно знать, чего от них ждут и как они должны себя вести. И они в курсе: единственное, что предлагается в хостес-клубах, – это возбуждение… Мама-сан, владелица и управляющая моим клубом, очень четко давала понять: прикосновения клиента время от времени допустимы, а вот секс – грубое нарушение. Однако большинство клиентов – по крайней мере японцев – и не ждали секса. Они были настроены на флирт и лесть, и они их получали.

На таких условиях можно со многим мириться. Некоторые разговоры были оскорбительными, некоторые нет, но главное – продолжать беседу. Сегодня вечером ты можешь обсуждать Чайковского с очаровательным и вежливым джентльменом, а назавтра тот же человек поинтересуется, сколько раз за ночь ты кончаешь и когда потеряла девственность, или сравнит твою грудь с бюстом двух других девушек за столиком. Работа хостес – улыбаться и притворяться, что считаешь клиента веселым. Убедить его, что он самый чудесный, самый важный человек в мире, что ты мечтаешь с ним переспать. Японцу хочется верить, что высокая красивая женщина с европейской внешностью без ума от него, что она находит его удивительным и сегодня же станет его любовницей. Клиентам нравилось говорить о сексе, причем иногда разговоры становились совершенно недвусмысленными и перерастали в предложения, но к концу вечера вы просто расходились в разные стороны. Ни удивления, ни разочарования – потому что никто ничего и не ждал.