Анджей Заневский - Цивилизация птиц

• Название: Цивилизация птиц
• Автор: Анджей Заневский
• Издательство: Локид
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-320-00128-2

Мы часто прогоняем птиц, убиваем их, едим, запираем в клетках. Иногда нас мучают угрызения совести, и мы бросаем хлеб лебедям, чайкам, голубям...

Мы поступаем так с тех пор, как появились на Земле, и, несомненно, будем и дальше продолжать поступать точно так же – в соответствии со своей двуличной психологией, хищными инстинктами и презрением ко всем иным существам, населяющим нашу планету, которую мы считаем своей исключительной собственностью.

Уважаемый Читатель! Если ты утомлен и разочарован, если чувствуешь себя чужим в этом мире, протри глаза и взгляни в небо. Ты никогда не будешь одинок, если рядом с тобой окажется хоть одна птица. А когда вокруг наступит ночь, подумай о птицах, которые спят в щелях твоего дома, о птицах, которые, как и ты, тоже хотят прожить свою жизнь.

---

Голубка и Ом уже в своей нише за белой статуей. Маленький Сизый Голубок пристроился на рогатой голове... Ом нежно воркует, призывно поглядывая на него.

Я смотрю на Голубку с карниза на противоположной стене.

Ом больше не прогоняет меня... А если бы он обратил внимание не на него, а на меня? Если бы я стал его маленьким Сизым Голубком?

Тогда я был бы рядом с ней, рядом с моей Голубкой.

Глаза закрываются от усталости. Сумерки. Наступает ночь. Слышится отдаленный звон колоколов...

Ты боялась сорок и часто сворачивала с дороги, услышав впереди их громкую трескотню. Они могли окружить, поколотить и даже убить неожиданно оказавшуюся слишком близко от них птицу. Но ты большая и сильная Голубка, и сороки не причинят тебе никакого зла.

Помнишь заклеванного, полусъеденного неоперившегося маленького голубя? А забитую клювами молодую горлицу? А трепещущих в сорочьих клювах птенцов воробьев, щеглов, синиц и славок?

Сорок надо бояться... За первой, которая появится поблизости, сразу же прилетят и все остальные. А ты ведь хочешь, чтобы из твоих яиц выводились птенцы, чтобы они вырастали и устраивали свои гнезда неподалеку от твоего. Ты хочешь видеть, как они живут, как растят своих птенцов. Пронзительные крики сорок отвлекают внимание... В огромной колонии голубиных гнезд на полуразрушенном чердаке стеклянно-стального здания каждая семья защищает свой кусочек территории, устланный перьями и веточками.

Днем меня беспокоят тени ястребов и злобная трескотня сорок. Ночью из щелей, трещин и отверстий выползают клопы, и к утру тела голубей становятся красными от высосанной крови. Клопы ждут, когда мы за­снем. Мы не чувствуем их укусов, не чешемся, не отряхиваемся. Мы спим глубоким сном усталых птиц, не ощущая суеты кровожадных насекомых.

Клопы с наибольшей жадностью набрасываются на молодых, еще слепых голубят, и те иной раз бывают настолько искусаны, что умирают. А иногда случается и так, что сквозь пленки век клопы высасывают у птенцов глаза.

И тогда родители тщетно ждут, когда же птенцы наконец прозреют, – под побелевшими пленками век – лишь пустота. Маленькие птички, хотя и не замечают ни теней, ни световых пятен, тоже ждут прозрения, которое никогда не наступит.

Родители иногда очень долго кормят таких ослепших птенцов, все еще надеясь, что их глаза когда-нибудь откроются.

Но наступает день, когда птенцы, несмотря на свою слепоту, пытаются выбраться из гнезда и взлететь, а вместо этого падают вниз или разбиваются о стены.

Полдень. Жара. Сонливость. Ты тоже погружаешься в сон. Голова опускается. Глаза затягиваются пленкой... Ты усаживаешься поудобнее на белых теплых яйцах и зеваешь.

С крыши доносится воркование Ома, который воюет со мной за внимание Сизого Голубка. Ты думаешь, я забыл о тебе? Думаешь, что какой-то молодой самец когда-нибудь смог бы заменить мне тебя?

Ом ужасно злится на меня. Голубок ведет себя совсем как самочка. Он сидит в гнезде и ждет – хочет снести яйца. А тем временем я, воркуя и пританцовывая вокруг него, стараюсь отвлечь внимание Ома, стараюсь заставать его перестать охранять тебя.

Голубок, похоже, действительно поверил в то, что он – самочка, и позволяет Ому ласкать клювом его шейку. В ответ на мое воркование он поворачивается и смотрит своими круглыми красными глазами. Ом в порыве ревности бьет его клювом по затылку.

У тебя заспанные глаза, Голубка. Ты как будто вспоминаешь о первых проблесках света и тени под пленками век. Ом снова рядом с тобой, но он все время беспокоится за того Голубка, который одиноко сидит на веточках и перышках в точно таком же, как твое, гнезде. Ом мечтает о том, чтобы ты и Голубок уселись рядом, в одном гнезде – тогда ему легче будет присматривать за вами.

Ом – ревнивый собственник. Он не понимает, почему ты прогнала Сизого Голубка из вашего гнезда. Он все еще важно вышагивает вокруг, воркуя и отпугивая всех, кто осмелится слишком близко подойти сюда.

Уставший от высиживания несуществующих яиц, Голубок смотрит по сторонам, разыскивая взглядом своего самца, как это обычно делают все молодые самочки. Он вытягивает шею ко мне, приподнимается, трепещет крылышками.

Я делаю вид, что не замечаю его. Недовольный моим равнодушием, он взмывает в небо и летит к пруду. Жара стоит ужасающая. Птице хочется охладить раскаленные перья и наполнить водой зоб.

Голубок садится на каменных ступенях, не замечая устроившихся поблизости молодых сорок. Он погружается в воду и приседает, разбрызгивая воду в стороны. Капли отлетают далеко, попадают на спрятавшуюся в ветвях сорочью стайку.

Увлеченный купанием Голубок бьет крылышками по воде, а сороки со злостью отряхивают намокшие перышки.

Ом, который из своего гнезда то и дело посматривает туда, где он оставил Голубка, вдруг замечает его отсутствие.

От пруда доносится злобная трескотня сорок. Ом издалека видит, как сороки не выпускают Голубка на берег – наоборот, кричат, подпрыгивают, клюют, пугают его, стараясь спихнуть на глубокое место.

Ом летит вниз, широко раскинув крылья.

Он оставил тебя, Голубка, забыв обо мне, забыв о том, что я сижу на карнизе, совсем рядом с тобой.

Широкие, слегка приподнятые кверху коричневатые крылья рулят прямо к барахтающемуся у берега Голубку. Ом врывается в стаю разозленных сорок, пролетает между ними, и вот он уже рядом со своим Голубком. Тот стоит в воде – мокрый и испуганный.

– Взлетай! Оторвись от воды и лети за мной! – приказывает Ом взмахами крыльев.

Я не собираюсь ждать, пока он вернется в гнездо. Поворачиваюсь и вижу твою стройную бело-розовую шейку.

Ты смотришь на меня, Голубка?

Я лечу... Пусть Ом как можно дольше занимается своим Голубком... Он сам оставил тебя одну, и я должен этим воспользоваться.

Я уже совсем рядом с тобой, уже над тобой... Ты смотришь на меня без враждебности, не прогоняешь, не фыркаешь, не клюешь.

Ты лишь слегка приподнялась, привстала над яйцами и развела пошире крылья, защищая их, как будто я собирался разбить скорлупки.

– Ты должна стать моей! Я хочу тебя! Будь моей! – повторяю я – воркую, распушаю перышки, убеждаю, уговариваю.

Ты смотришь на меня благосклонно, уже готовая покориться. Я верчусь вокруг, не в силах поверить, что моя заветная мечта сбывается.

Ом с Голубком взмывают в небо, но мокрые перья Голубка не дают ему лететь. Он тут же садится на освещенную солнцем балюстраду, и Ом чистит ему перышки, выжимая из них лишнюю влагу.

– Голубка! Моя Голубка!

Я чувствую под собой покрытую пухом стройную теплую спинку. Машу крыльями. Я счастлив. Я самый счастливый голубь на свете!

После бесснежной, сухой зимы наступила солнечная, иссушающая весна. Жара, духота, горячий ветер, и ни одной капли дождя.

Ты в ужасе перепархиваешь от лужицы к ручью, от родника к пруду, от канавы к реке. Ты боишься, предчувствуешь... После такой сухой зимы, после сухой весны придет жаркое, палящее лето... Птенцы будут сохнуть от жары, от горячих ветров и сквозняков. Старые птицы будут умирать прямо на лету и падать на раскаленную землю. Из перегретых лучами солнца яиц никогда не родятся птенцы.

Ты боишься своих предчувствий, потому что знаешь – они осуществятся... Если бы они были неосуществимы, ты бы так упорно не искала холодных, сырых мест, ям, канав, лестниц и ниш, способных задержать влагу.

Ты не сможешь скрыть свой страх, Голубка. Не спрячешь его за суетой вокруг двух гладких белых яиц в гнезде, где ты все время что-то поправляешь, выщипываешь, переносишь с места на место. Ты не перестаешь подкармливать уже выросших, взрослых птенцов – почти таких же по размеру, как ты сама.

Ты не обманешь, не успокоишь меня притворным спокойствием, не развеешь моих подозрений, что твои настороженные взгляды и быстрые взмахи крыльев – это страх перед будущим, которое тебе уже известно. Ты засыпаешь. Сквозь сон воркуешь, фыркаешь, щелкаешь клювом. Тебе снится жаркое лето, когда высохнут реки и озера, а с неба вместо дождя будут падать серая пыль и пепел. Я с ужасом смотрю на тонкие пленки, прикрывающие твои глаза. Я помню ослепленных солнцем птиц.

Как и все другие голуби, я хорошо различаю цвета земли, блеск неба, шепот ветра, оттенки рассвета и заката.

В фонтанах между статуями воды давно уже нет, но птицы все продолжают садиться на каменные ступени. Они ждут. Воды не будет, но птицы еще тешат себя иллюзиями, что она вдруг потечет, брызнет, поплывет по трубам, смоет пыль с клювов, крыльев и ног, промоет горло.

Я лечу над залитыми солнцем ступенями, над бассейнами, балюстрадами, фонтанами. Здесь умирают птицы, до самого конца верившие в то, что вода вот-вот появится...

Тишина... Полдень. Птицы прячутся под ветвями, в нишах, в арках – везде, где холод приносит облегчение.

Рядом, под стеной, спит голубиное семейство. Глаза закрыты, клювы приоткрыты, горлышки дрожат, пульсируют, со свистом втягивая воздух. Ты хочешь уснуть, но не можешь, борешься с жарой, с обжигающими прикосновениями, с раздражающим теплом лежащих рядом голубей. Голубка подпирает клювом тяжелеющую голову. Глаза двигаются кругами под тонкой пленкой век, крылышки слегка вздрагивают, шелестят трущиеся о хвост и бока маховые перья.