Михаил Зуев-Ордынец - Последний год

• Название: Последний год
• Автор: Михаил Зуев-Ордынец
• Жанр: Исторические приключения

Историко-приключенческий роман о русских колониях в Северной Америке.

---

— Девчонка индианская — настоящая божья коровка. Ребенок еще. — Капитан заговорил неожиданно мягким голосом, сдерживая свой гудящий бас. — Я против ихнего племени большой зуб имею. Но прощаю. По дикости творят. А по душе сказать, жаль мне их. И наши, кто чин имеет, любая чиновничья тля шпыняет их да общипывает, что горох при дороге, а янки их таково тряхнут! Первым делом у них здесь всякие компании появятся: пушные, лесные, рыбные, горные. В коммерции американцы сильны, надо правду сказать. Видел я в Калифорнии, как они золотое дело развернули. Земля сплошь изрыта, верхние пласты содраны, горы разворочены. Землетрясение! Какие великие капиталы вложены! У них это быстро! Акции, облигации, и пошли финансовые махинации и спекуляции! Плутократы, одно слово! И слово-то какое верное. А индианам ихние махинации — нож к горлу! Первым делом начнут янки травить индейцев ромом да виски. Мы-то ерошку племенам не продавали, а янки зальют их спиртным. Пей, некрещеная душа, скорее сдохнешь!

— Надо помочь индейцам оружием, а защитить себя они сумеют, — убежденно сказал Андрей.

— Сумеют ли? — покачал с сомнением головой Македон Иванович. — А помочь, конечно, надо. И вот как отвечу я на ваш вопрос, что в бане был задан. Всем сердцем я с вами!

— Македон Иванович! — вскочил с лавки Андрей. Синие глаза его сияли.

— Тихо, тихо, гусар! — выставил ладонь капитан. — А дело наше так вырисовывается. Во-первых, за ружья придется втридорога платить и обязательно голенькими деньгами.

— Лишь бы ружья исправные были и современные.

— Плохие или старые не возьмем. Во-вторых, придется нам оружие в Ново-Архангельске покупать. Ясное дело, вместе поедем. Вместе в деле и в ответе вместе!

— А когда тронемся? — нерешительно спросил Андрей.

— Как только байдары с моря вернутся.

— А когда они вернутся?

— Экий вы! — поморщился капитан. — Нельзя так спрашивать. Люди в море, а не на полатях. Пора бы моим зверобоям вернуться. Каждую минуту жду, а они где-то замешкались… Ну-с, пригубим еще по одной, за победу и одоление над врагами! — поднял Македон Иванович стакан. — Эх, берегись душа, потоп будет!

Капитан был уже пьян и стал угрюмым и злым. Размахивая зажженной трубкой с длинным чубуком из китового уса, он кричал зло:

— Я с янками давно мечтаю счет свести! А счет у нас, ох, крупный! Они все время здесь в тесную бабу с нами играли! Выпихивали. Шныряли, вынюхивали, щупали, что тебе миткаль в лавке. И ведь как хитро подкапывались. Вы долго на берегу не были, больше года, и не знаете, что у нас опять «подснежники» начали появляться.

Андрей заинтересованно посмотрел на капитана. «Подснежники» — слово сибирское, занесенное в Аляску, означает трупы, зарытые в снег, а весной обтаявшие.

— То там, то здесь, какого-нибудь нашего горемыку найдут, зверовщика или зверобоя, — продолжал Македон Иванович. — У того череп головоломом развален, у другого грудь оперенной стрелой пробита, третьему горло алеутским ножом перехватили, у четвертого двухконечный индианский кинжал в спине торчит. А на острове Аланашке до того тамошние алеуты изнаглели, что среди бела дня начали стрелы в наших зверобоев кидать. Одного стрелами утыкали, что твой дикобраз. Или возьмите тех двух янков, про которых вы рассказывали. Зачем они приходили? Золото разведывали! Шпионы, одним словом! Я и своих-то индианов из редута в лес выселил. Ерошку, видите ли, начали они где-то доставать. И пьют, и опохмеляются! Кунаки они мои, а с пьяных глаз запросто копье в спину всадят! Вот и выселил. Как говорят: на аллаха надейся, а ишака привязывай!

Македон Иванович сердито вытер вспотевшее лицо платком с изображением какого-то сражения и продолжал пьянеющим, но еще твердым голосом:

— А кто индианам и алеутам водку продает и нож им в руки против нас вкладывает? Догадались, ангелуша? Заметьте вот что: на каком бы острове не нашли убитого русского, там обязательно побывало чье-то китобойное или какое иное судно и дикарей щедро ромом угощало. А расплата за угощение известно какая. Не одно такое судно задерживал наш сторожевой крейсер «Алеут», а ухватиться не за что. Мирные купцы! Или Сент-Луиской меховой американской Компании судно, или торговой фирмы «Гутчинсон и Компания», или «Астор и Сын». А есть ли такие фирмы? Фальшь, наверное, одна?

— Про фирму Астора я читал в газетах, — сказал Андрей. — Известные американские негоцианты из Нью-Йорка. Миллионеры! Основатель фирмы Джон Астор, отец теперешнего Астора, еще к Баранову [41] посылал своих эмиссаров. Предлагал совместную коммерцию на Аляске.

— Вот видите, — американский негоциант, да еще миллионер! Эти самые асторы да гутчинсоны и подталкивали нас, и не перстом, а пестом, чтобы мы скорее отсюда убирались, чтобы скорее флаг наш спустили. И спустим! Своими руками спущу я славный российский флаг над моим редутом! Каково это боевому офицеру? А коли государь-император приказал? Смею я высочайший приказ не выполнить?

Македон Иванович, слегка покачиваясь, подошел к царскому литографированному портрету, висевшему под иконой, и встал перед ним навытяжку, как стоял бы на высочайшем смотру. Он долго смотрел на царя единственным глазом, смотрел преданно и горько и вдруг погрозил царю пальцем:

— Обмишулился ты, царь-батюшка! С\чковато у тебя получилось! Редут мой, как амбар, продал. И могилку Женечки продал. Эх! — всхлипнул капитан и махнул горько рукой.

Он вернулся к столу, налил полный стакан:

— Трех императоров я помню, а добра от них не помню. Ин, ладно! Не нам царей судить. Нам все ни по чем, была б ерошка с калачом! — со злой удалью выкрикнул Македон Иванович и выплеснул стакан в рот.

Он был уже основательно пьян. Бурно обнимая смеющегося Андрея, прижимаясь жаркой щекой к его щеке, капитан мощно гудел на всю избу:

— Все для вас, ангелуша, сделаю! Ружья индианам мы непременно купим! Солдат без ружья, что гусь бесхвостый! Я их фрунту и рассыпному строю обучать буду У меня они не забалуют. Мы под пушкой рождены, на барабане пеленуты!

Размахивая длинным чубуком, он начал командовать:

— Индианы с дула заряжающиеся, смирна-а! Чтоб никакого шевеления! Шаг твердый дай! Ша-агом, арш!

Топая под столом ногами, он запел старую аляскинскую песню:

В годе восемьсот втором
Шли мы в драку напролом.
Город Ситку защищали,
От индеев сберегали!

Песня его отрезвила. Он поднялся с лавки, глядя конфузливо в сторону.

— Простите великодушно, Андрей Федорович. Совсем размок старый ржавый шомпол. Я теперь спать буду до зоревого барабана.

Укладываясь на полатях, он беспокойно вздыхал:

— А зверобоев моих все нет и нет.. На чертовых асторов не натакались бы!..

ПИСЬМО С ДАЛЕКОГО БЕРЕГА

Андрей прилег на лавку, не раздеваясь Выпил он мало, но в голове шумело. Он лежал, закинув руки за голову, глядел в низкий потолок и не видел его. Как всегда, Андрея волновала мысль о скорой поездке в город. В Ново-Архангельске не было у него ни одной родной души, и все же каждый раз при мысли о городе его волновало предчувствие какой-то особенной встречи, которая не только наполнит его жизнь, но и сделает ее снова светлой и прекрасной.

Он рывком поднялся, решительно подошел к капитанской конторке, взял перо, чернила, бумагу и, освободив от посуды край стола, сел. Зная, что если хоть на минуту задумается — стоит ли писать? — то писать не будет, как было уже не один раз, он поспешно обмакнул перо в чернильницу.

«Едва взявшись за перо, я вижу уже две трудности для себя. Первая — мой язык. Заранее прошу извинить мой неотесанный стиль. В оправдание могу сказать, что обращаюсь я теперь среди людей необразованных и просто неграмотных и что для меня теперь легче действовать ружьем и ножом, чем пером.

Вторая трудность — наибольшая. Как передать на равнодушной бумаге все чувства человека, обреченного на бессрочное отлучение от родины, им пламенно любимой, и от людей, любимых столь же беззаветно и пламенно? Как передать через посредство бездушной бумаги тоску, а подчас и отчаяние, терзающие сердце изгнанника? Эту сердечную боль ч могу сравнить лишь с той болью, какую, я воображаю, испытывают белые медведи, убиваемые здешними эскимосами поистине варварским способом. В кусок топленого сала вмораживается спираль из китового уса. Зверь глотает вкусную приманку, сало в его желудке тает, китовый ус распрямляется и начинает терзать его внутренности. Но зачем я омрачаю Ваш взор этой ужасной картиной?

Я пишу вам с очень далекого берега. С какого? Откуда? Об этом ниже. А пока знайте, что ароматы многих экзотических стран и ветры многих океанов и морей принесет Вам вместе с моим письмом петербургский почтальон.

Ах, почтальон, почтальон! Вот он стоит передо мной в форменном мундире, в черной лакированной каске с гербом, с красивой полусаблей на перевязи и с большой черной сумкой через плечо. Бог мой, не надо было вспоминать этого почтальона! Вот уже и другие воспоминания встают передо мной, а самое печальное — это весело освещенные окна Вашего дома на Миллионной. Я знал, что в этот вечер у Вас елка, будут святочные гадания и ряженые, будут милые дурачества с переодеваниями, будут танцы, но не будет на этом веселом празднике меня. Я в этот вечер проехал мимо Ваших окон на лихой тройке, якобы в Стрельну, кутить. Но я ехал в изгнание.