Михаил Зуев-Ордынец - Последний год

• Название: Последний год
• Автор: Михаил Зуев-Ордынец
• Жанр: Исторические приключения

Историко-приключенческий роман о русских колониях в Северной Америке.

---

«Вот почему мистер Клейн торопит с ратификацией договора, — раздраженно подумал он. — Но, бог мой, разве угнаться русским увальням за американской энергией!»

Окончание парижской статьи взбесило его. Это был прямой неприличный выпад персонально против него.

«Золотой аляскинский клад отнимают у народа, который ради открытия его предпринял героические путешествия, часто по едва проходимым горам и по ледовым морям, во время таких бурь и снежных вихрей, когда зрение и на несколько шагов не могло достигать. Неограниченная народным представительством монархическая власть России отрекается от своего народа, столь упорно и мужественно открывавшего эти земли. Неблагодарная Россия отрекается от своих сынов, умноживших за океаном ее мощь».

Скомканный «Матэн» полетел на пол.

— Проклятые французишки! Вот истинная язва Европы!

Он был так разозлен концом парижской статьи, что забыл, о чем писалось в начале ее. Раздраженно покосился на не просмотренные еще газеты. На очереди была русская газета. Он прочитал заголовок и поморщился. Это был либеральный «Голос». Но все же взял газету и начал читать столбец, обведенный красным.

«Сегодня слухи: продают Николаевскую железную дорогу, завтра — русские американские колонии. Кто же поручится, что послезавтра не начнут продавать Крым, Закавказье, Остзейские губернии? За охотниками до покупки дело не станет.

Но Русская Америка действительно продается. Это уже не слухи. И продажа совершается тогда, когда в недрах ее открыты весьма многообещающие признаки золота. Мы не можем отнестись к подобному невероятному факту иначе, как к самой злобной шутке над обществом. Неужели трудами самоотверженных для России людей должны воспользоваться иностранцы и собрать в свою пользу плоды их?»

Холодные, цвета осеннего петербургского неба, глаза царя округлились, как у разъяренной кошки.

— «Злобная шутка над обществом!» — повторил он, больно дергая себя за бакенбарду. — А кто это общество? Поповичи-студенты, мещане-адвокаты, мужицкие сыновья — народные учителя, пехотные поручики, не имеющие калош, чиновники и, конечно, сами господа журналисты.

Parbleu! [33] Распустились газетные писаки! Отец умел держать их в тугой узде! При нем Булгарины да Гречи являлись еженедельно в штаб жандармского корпуса и докладывали о чем и как будут писать. А теперь, voila [34], свобода печати!

Он положил руки на стол, то сжимая, то разжимая кулаки. С каким наслаждением давил бы этих писак, вот так, чтобы сок из них потек! Позволил бы печатать только таксы на мясо и хлеб да объявления о продаже жеребцов и колясок! Пример берут с проклятого «Колокола»! Даже в ящиках его царского стола лежат «Колокол» и «Полярная Звезда». Получил их городской почтой, как простой смертный. Черт с ним, с аляскинским золотом! Золото в Сибири открыли. Не посылать же ради этого мифического золота в Аляску армию и флот. Без оружия американские владения не отстоять. Англичане начали открыто говорить в парламенте и писать в газетах об изгнании русских из Аляски. Англичан поддерживает, тоже открыто, Луи Наполеон, этот quisi-император из адвокатского рода.. Диспозия весьма нехороша! Посылать через всю Сибирь армию, а через два океана флот и получить на далеких аляскинских берегах новый Севастополь, новый позор на всю Европу? Нет, господа журналисты, вашему так называемому обществу нет дела до повелений, исходящих с высоты престола! Аляска будет продана Америке!

Он сморщил нос, будто услышал дурной запах.

С презрением он подумал об этой стране лавочников и менял, об их неотесанных президентах, об их нелепых послах, не умеющих танцевать полонез и напивающихся на придворных куртагах, как армейские штабс-капитаны. А приходится дружить с этой торгашеской страной. Вот именно, приходится!

В Кронштадте стоит сейчас американский броненосец «Миантономо». Командиру корабля поручено поздравить императора со спасением от пули Каракозова. Ловкий, черт возьми, ход! Республиканское правительство поздравляет русского императора со спасением от пули республиканца! А в Севастополь на пароходе «Город квакеров» прибыла целая орда их вояжеров. Через министра двора они просят дать им аудиенцию. Очень неприятно, что среди них есть и писака, какой-то Марк Твен. О, бог мой, что за нелепая фамилия — Ометка Два! Черт его знает, что он потом напишет! А придется их принять. Опять — придется! Козлобородым, пропахшим бакалейной лавочкой джентльменам отвечено, что император примет их в Ливадии, в летнем крымском дворце.

Он улыбнулся, вспомнив остроту по этому поводу одной из фрейлин: «Не забудьте, Ваше Величество, после их визита пересчитать серебряные ложки».

Он сделал строгое лицо и начал читать первую статью договора. В ней говорилось, что Америке уступается территория, площадью в 1519000 квадратных километров. Однако! Все европейские государства без Скандинавии разместились бы на Аляске. А платят за это янки семь миллионов двести тысяч долларов. Дорого это или дешево?

Он беспомощно вздохнул и начал читать вторую статью о том, что вместе с территорией передаются Соединенным Штатам все укрепления, казармы, арсеналы, доки… Ну, и так далее, и так далее! Это не интересно.

— А люди? Людей я тоже продаю?

Он перелистал договор. Вот и о людях!

«Русские ее обитатели могут или возвратиться в Россию в течение 1867—1870 гг.. или принять подданство Соединенных Штатов».

Большое белое лицо царя гневно передернулось. Дурацкие условия! Надо было и людей продать. Нельзя пускать их в Россию. Шелковые рубашки носят! Хорошо, что русские мужики плохо знали американские владения, и хорошо, что на пути туда лежит море, А то бросилось бы мужичье на Аляску толпами. Губернаторы доносят, что мужики целыми деревнями уходят искать какую-то Белую Арапию. Болваны, дикари!

А зачем ему эта аляскинская зараза? Сенаторы-ревизоры сообщали, что аляскинские русские жители смелы и дерзки с начальниками, особенно с приехавшими из России. Наглотались там демократического духа! И как не наглотаться? На огромную страну ни одного полицейского или жандарма. Из таких, живших в политическом разврате, и выходят Чернышевские и Каракозовы! C'est clair! [35] К дьяволу эту заразную страну!

Он взял перс и посмотрел на большой бронзовый бюст Николая I. Отец грозно пучил на него глаза. Казалось, он сейчас гаркнет на нерешительного сына, как гаркал на генералов, не угодивших ему на смотрах и маневрах. Александр покорно склонился над договором и перелистал его, отыскивая титульный лист. На нем, поверху, каллиграфическим писарским почерком было написано: «Собственной Его Императорского Величества рукою начертано».

Он посмотрел еще раз на бронзовое лицо отца и написал:

«Быть по сему. Александр».

Он положил перо и откинулся на спинку кресла. В холодных его глазах было бездушное спокойствие. И вдруг замер, прислушиваясь, В соседней с кабинетом комнате послышались осторожные крадущиеся шаги.

Сквозь щель в шторах прорвался золотой солнечный луч и осветил напряженное бледное лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами. Луч передвинулся на золотой генеральский погон, но в глазах по-прежнему было выражение притаившегося затравленного зверя. Шаги в соседней комнате приблизились, затем раздалось выжидательное покашливание лейб-камердинера.

Царь облегченно вздохнул и, подняв глаза на большую, висевшую над бюстом отца, икону, широко и благодарно перекрестился.

ВОСЕМЬ КОСТРОВ НА ВЕРШИНЕ СИДЯЩЕГО БЫКА

Андрей, выйдя из леса, остановился, глядя из-под ладони на яххи, освещенные солнцем. В стойбище было заметно небывалое оживление. Дети бегали, стаскивая сучья, хворост и плавник с отмелей Юкона. Мужчины сходились кучками, вполголоса о чем-то говорили, расходились и снова собирались для тихих разговоров. Даже крикливые женщины были сегодня необыкновенно молчаливы. Подойдя ближе, он понял причину их молчаливости.

На окраине стойбища курганом, выше человеческого роста, лежали заполеванные охотниками звери и птицы. Подплывали жирными лужами крови олени-карибу, лоси, медведи-двухлетки, дикобразы, зайцы, кролики, бобры, выдры, гуси, утки, куропатки, тетерки, цапли — все, во что можно пустить стрелу, что можно затянуть петлей, что можно поймать сеткой и захлопнуть западней. Женщины в мокасинах, промокших от крови, просовывая крепко сжатый кулак под кожу, приподнимая ее быстрыми движениями одного только кулака, свежевали зверей. Руки их были окровавлены до локтей, они вытирали их о подолы кухлянок или давали облизывать собакам. Лохматые индейские псы, громко дыша и поскуливая от жадного нетерпения, умильно глядели на женщин. В стороне от индейских псов сидел Царь, судорожно облизываясь. И когда летели в сторону сизые потроха, псы бросались в драку, а Царь, пользуясь свалкой, выхватывал кусок побольше и мчался по стойбищу, волоча длинные кишки.