Эдвард Радзинский - Апокалипсис от Кобы

• Название: Апокалипсис от Кобы
• Автор: Эдвард Радзинский
• Жанр: Историческая литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-17-114226-1

Это рассказ человека, который провел всю жизнь рядом с Кобой-Сталиным. Он начал писать свои «Записки» революционером и закончил в глубокой старости обломком исчезнувшей великой Атлантиды – страны по имени СССР. В них он пытается объяснить себя тогдашнего, который так легко убивал во имя Революции, и описать своего лучшего друга, законного сына нашей кровавой Революции – Иосифа Сталина. Эти «Записки» – голос «России кровью умытой». В книге присутствует нецензурная брань.

---

Высокий лежал в грязи в своей шубе. Кто-то, мгновенье назад бивший его, наконец поинтересовался:

– За что его?

Из толпы ответили:

– Кто ж его знает… Он таперь неживой, не ответит.

Матрос объяснил:

– В сыскном – бо-ольшой чин! Ишь шуба какая. Да что ж добру пропадать, православные. – И он деловито начал снимать с мертвеца шубу.

Именно тогда я впервые начал догадываться о тайне Кобы.

Мы приехали на Мойку. В кабинете Молотова состоялся разговор…

Коба снял черное пальто. Под ним оказался поношенный пиджак, косоворотка, брюки, заправленные в валенки. Каменев тоже повесил пальто, оставшись в отличной тройке (такую впоследствии я увидел на Ильиче.) Не хотел быть похожим на народ. Был прав. Главное свойство нашего народа – «своих» не уважать.

Молотов с Кобой были знакомы по общей ссылке, но это никак тогда не проявилось. Встретились, будто чужие.

Каменев начал изысканно, вежливо:

– Итак, давайте уточним, голубчик, кто редактирует главную газету партии.

– Я, – ответил Молотов.

– Я хотел бы внести некоторое изменение, молодой человек. Главную газету партии с сегодняшнего дня редактируют новые товарищи – член ЦК нашей партии товарищ Коба Сталин и товарищ Каменев, бывший ее редактор, член Государственной думы, глава большевистской фракции. Прошу нас любить и очень жаловать. Я надеюсь, голубчик, у вас возражений нет?

Молотов задумался. Потом обвел глазами приезжих. И сказал:

– Возражений нет. Мне уходить?

– Ни в коем случае. Вы будете нам помогать, – улыбнулся Каменев и затем попросил всех нас оставить его наедине с Кобой.

Мы с Молотовым вышли в коридор. Здесь на стуле сидел приехавший следом Шляпников. Не стесняясь моего присутствия, он набросился с матерком на Молотова – зачем уступил (подслушивал под дверью).

Молотов усмехнулся и, как обычно, ответил очень спокойно:

– Скоро приедет Ильич, у него всегда особое мнение. Что бы ни написала в газете эта компетентная парочка, они ошиблись… Ильич уничтожит этих самодовольных глупцов. Так что пусть за газету отвечают они.

Шляпников задумался. Он знал, как и все мы, что Ильичу приехать в Россию из Швейцарии невозможно. Но он знал, как и все мы, что Ильич тем не менее обязательно приедет. Так что Шляпников, поразмыслив, больше ничего не произнес.

Каменева завезли домой и поехали к друзьям Кобы – Аллилуевым. Он в письме договорился поселиться у них. По дороге я спросил Кобу:

– Мы давно не виделись. Как тебя теперь называть?

Я знал: уже с 1914 года он стал подписываться Сталин.

– Товарищ Сталин, но для тебя – Коба… Для старых друзей до смерти – Коба.

– Почему Сталин?

– Потому что сталь все выдержит… Мне кажется, мой старый знакомый Молотов хорошо усвоил, что стали молот не страшен. И освободил место. А вот тот, в коридоре – не понял, потому, как болван. – У Кобы всегда был очень хороший слух.

– Почему Каменев?

– Товарищ Фудзи забыл Евангелие. А вот товарищ Каменев помнит, хотя в семинарии не учился… «На этом камне я построю церковь…» «На этом камне я построю партию», – будто бы сказал про него Ильич. Вряд ли сказал, если только не был в очень хорошем настроении. Самодовольный человек – Каменев.

– А почему не Сталинов? Ведь Каменев и Молотов…

Коба засмеялся:

– Дурак! Потому что Сталин – как Ленин…

Великие всегда слышат тайный голос Провидения.

Он будто услышал тогда это имя, которое легко кричать и славить.

«За родину, за Сталинова!» – нет музыки! «За родину, за Сталина!» – лихо!

Последняя любовь Кобы

Аллилуевы жили в обычном петербургском доходном доме. Квартира находилась под самой крышей на последнем этаже. Родители отправились покупать угощение для гостя, нас встречало новое поколение.

Я запомнил хорошенькие лица двух гимназисточек, выглядывающих из-за плеча брата Федора…

Я вошел первым, и одна из них, черноглазая, тоненькая, бросилась мне на шею. Потом смешно отпрянула. Коба, вошедший за мной, прыснул в усы.

– Боже мой! Вы очень похожи, – сказала она. (Мы давно не виделись с Кобой, и я успел подзабыть этот частый рефрен.)

– Это Фудзи, мой брат, – пояснил Коба.

– Настоящий брат? – спросил Федор.

– Больше, чем настоящий. Он – друг…

Пили чай. Помню, провожая меня к дверям, Коба шептал:

– Хороша?

Помимо черноглазой Нади за столом сидела ее сестра, но я не спрашивал, о ком он шепчет. Я знал этот взгляд, когда буквально пылали его желтые глаза. Я хорошо видел, на кого он так смотрел.

– Похожа на грузинку…

(Прабабка Нади была цыганка. Опасная цыганская кровь!)

– Смугленькая… И рыженькая, как мама, – продолжал Коба. – Я женюсь на ней, – он засмеялся. Счастливо засмеялся.

Немолодой грузин (под сорок) решил жениться на девочке-гимназистке. На нашей маленькой родине такие браки – в порядке вещей.

Семью Аллилуевых я знал по рассказам Кобы. Не раз, бежав из ссылки, он прятался у них в квартире.

Отец Нади, столяр, был в нашей партии со дня основания. Ее мать – маленькая зеленоглазая красавица с пепельными волосами. В молодости столяр Аллилуев, плечистый черноволосый, красивый парень, много раз изгнанный с работы за революционную деятельность, снимал угол в их доме. Ей было четырнадцать, когда она смертельно влюбилась в будущего мужа. И объявила матери, что выходит за него замуж. Мать заперла ее в комнате, выдать дочь за бездомного столяра-революционера ей не улыбалось. Девушка не сомневалась в ответе матери и обо всем позаботилась заранее. Возлюбленный ждал ее у дома. Она выбросила узелочек и спустилась по веревке со второго этажа. Веревка оборвалась, она упала, сломала ногу. Но влюбленный Аллилуев унес ее на руках… Страстная была женщина. Будучи замужем, ничего не могла поделать с тем же «огненным темпераментом». Когда новая страсть беспощадно завладевала ею, она не обманывала несчастного Сергея. Попросту уходила из дома. Но каждый новый роман заканчивался возвращением к доброму мужу…

Впоследствии я услышал опаснейшую историю. Будто появление в доме Робин Гуда Кобы не оставило равнодушной пылкую женщину. И рождение младшей дочери Аллилуевой Нади имело отношение к этому роману. Надеюсь, это легенда. Во всяком случае, в тот же вечер Коба рассказал мне, что познакомился с Аллилуевым, когда Надя уже появилась на свет… Он дважды мне это рассказывал – видно, знал о легенде. Даже добавил новую подробность о том, как в детстве спас маленькую Надю. Она купалась в реке и начала тонуть, он в одежде бросился в реку. Но, насколько помню, он так и не научился плавать – стеснялся шести пальцев на ноге.

Отелло и Дездемона

Я навестил у Аллилуевых Кобу через несколько дней. Он попросил меня привезти Камо. Я привез.

Мы пили чай. Родителей опять не было. За столом сидели сестры Надя и Анна и брат их Федя. Я и сейчас вижу ту Надю. У нее смуглая кожа прабабки-цыганки. Темные волосы расчесаны на прямой пробор, ровно падают на плечи, и такой же безупречно ровный прямой нос и тонкие губы. Все это создает ощущение чего-то твердого, непреклонного. Женственны только невысокая точеная фигурка и, конечно, глаза – огромные, карие, нежные и… печальные.

Напротив Аллилуевых сидим мы – Коба, Камо и я. Младшие Аллилуевы завороженно смотрят на Камо. Еще бы – герой партии. Так ловко умел убивать! Сам герой партии рабски преданными глазами глядит на Кобу. Коба же… весь вечер весело подтрунивает над Камо, а тот добродушно сносит. И Надя чувствовала: легендарный Камо боготворит Кобу! Неразговорчивый Камо вдруг начал рассказывать о наших подвигах, о том, как был бесстрашен Коба… Хотя Коба строго запретил упоминать о его участии в эксах. Но я понимал – на этот раз он разрешил. Да, он был влюблен. Второй и последний раз я видел его влюбленным.

Наконец Камо замолчал, и теперь уже заговорил Коба. Говорил не умолкая. Надо заметить, он был в ударе. Все время поглядывая на Надю, смешно рассказывал, как на каждой остановке поезда господа буржуи с красными бантами приветствовали их – «жертв проклятого царского режима». Как в привокзальных ресторанах испуганные хозяева кормили голодных «жертв» бесплатно. Она хохотала. После смешной истории тотчас последовала трогательная. О собаке Тишке, с которой одинокий Коба разговаривал в бесконечные полярные ночи.

– Я часто рассказывал ей о вас всех, – признался Коба. – Причем так часто, что при слове «Аллилуевы» она радостно, долго лаяла.

И опять хохотала Надя.

Польщенный, он завершил повествование совсем героически. Как в полярную ночь в чудовищный мороз, в пятьдесят градусов он отправился добывать рыбу, чтобы не умереть с голоду. И дошел… Через все дошел. С каким восторгом Надя, не читавшая рассказов Джека Лондона (которые читал Коба), смотрела на него! Боже мой, как она на него смотрела! Как горели ее обычно печальные глаза!

Я и сейчас вижу: они сидят за столом в начале века, пьют чай вприкуску и весело смеются… Камо, Надя, сестра ее Аня и брат Федя. Я смотрю на них из самого конца века. Я уже все знаю: Коба убьет Камо, посадит в тюрьму сестру Нади, погибнет и сама Надя, сойдет с ума ее брат… Опасный у нее жених! Но все это впереди.