Клара Паркс - Заклинательница пряжи. Как я связала свою судьбу

• Название: Заклинательница пряжи. Как я связала свою судьбу
• Автор: Клара Паркс
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-095127-7

Вам предстоит уникальное и увлекательное чтение: пожалуй, впервые признанные во всем мире писатели так откровенно и остроумно делятся с читателем своим личным опытом о том, как такое творческое увлечение, хобби, казалось бы, совершенно практическое утилитарное занятие, как вязание, вплетается в повседневную жизнь, срастается с ней и в результате меняет ее до неузнаваемости! Знаменитая писательница Клара Паркс настолько же виртуозно владеет словом, насколько и спицами, поэтому вы будете следить за этим процессом с замиранием сердца, не имея сил сдержать смех или слезы, находя все больше и больше общего между приключениями и переживаниями героини книги и своими собственными. Эта книга для тех, кто не мыслит своей жизни без вязания, а еще для тех, кто только начинает вязать и ищет в этом занятии более глубокий смысл, нежели создание вязаной одежды, – ведь время, проведенное за вязанием, бесценно.

---

Купить пряжу просто. Всего пара щелчков мышкой – и сразу видно, что другие люди думают об этой пряже, что они из нее связали, понравилось ли им и сколько пряжи у них осталось.

Можно найти десятки, даже сотни моделей и инструкций – и посмотреть, какую пряжу другие люди использовали для этих моделей, что они думают о них и как они их вязали.

Отбросьте ненужную болтовню, абстрагируйтесь от окружающего, и все, что у вас останется, – пряжа. В этом и заключается настоящее приключение, это ключ к моему сердцу. Хорошая пряжа куда лучше, чем любой столик в Le Bernardin.

В Викторианскую эпоху люди часто общались друг с другом с помощью цветов. Это называется флориография. Цветок акации – символ тайной любви, маргаритка призывала к терпению, а цветы груши означали крепкую дружбу. Но, как и в детективах Агаты Кристи о мисс Марпл, некоторые цветы были предвестниками опасности, обмана и даже смерти. Женщины «общались» с помощью цветов, вкладывая в них гораздо более глубокий смысл, чем можно выразить словами.

А что если с пряжей мы делаем то же самое, создавая образцы и одежду, которые, если правильно их расшифровать, могут рассказать свои собственные истории? Лицевая гладь, резинка, косы и жгуты, даже просто пряжа – все это мгновенно пробуждает в памяти места, времена, людей, беседы – все те трогательные и мучительные моменты, которые мы спрятали в глубинах своей памяти. Со временем эти петельки складываются в карту нашей жизни.

Эта книга – сборник моих собственных размышлений о пряже и петлях. Почему мы их вяжем, как они складываются в вязаное полотно и какой вклад они внесли в полотно моей собственной жизни. Жизнь – это петля. У нее есть начало, середина и конец. Она служит определенной цели, и если повезет, то получится нечто большее, чем просто сложение ее отдельных фрагментов.

О притворстве и уверенности

По окончании колледжа я сразу же устроилась на работу в отдел по работе с клиентами в Macy’s[11] в торговом центре «Бейфер Молл» в Сан-Леандро, штат Калифорния. Четыре года в высшем учебном заведении, беглый французский, умение ориентироваться в произведениях искусства, как выяснилось, стоили ровно двадцать центов. Мне предложили зарплату в 6 долларов 10 центов в час, а затем подняли до 6 долларов 30 центов, приведя в качестве аргумента мой диплом.

За две недели стажировки я научилась делать всякое, что моя должность вовсе не подразумевала, например, работать за кассой, выдавать наличные и кредиты, а еще взвешиваться на весах в женской раздевалке. Потом начальница отвела меня в сторонку и уверила, что отдел по работе с клиентами гораздо лучше остальных отделов. Это путь к карьерному росту. Я же стою за стойкой администратора. Усердно работай и получишь повышение, говорила она. Вот, глянь на нее, она работает за этой самой стойкой с момента открытия в 1957 году.

Мой отдел находился в конце коридора с низкими потолками, флуоресцентными лампами и линолеумом на полу, все это явно отдавало обреченностью советской эпохи. Я встречала клиентов, стоя за пластиковой стойкой с кнопкой посередине. Нажми, и откуда-то сзади раздастся динь-дон старомодного дверного звонка. Люди обожали эту кнопку. Одна женщина пришла повоевать за покрытую застарелым жиром скороварку, которую намеревалась вернуть, хотя скороварке явно было уже немало лет и чека на нее не было. Она плюхнула своего годовасика прямо на прилавок, и тот стал непрерывно давить на кнопку.

«Чем я могу вам помочь?» Динь-дон, динь-дон.

«Ага, эта штуковина не работает (динь-дон), а менять на другую (динь-дон) мне не хотят». Динь-дон.

Высокая перегородка позади стойки скрывала служебное помещение без окон, зато с несколькими пустыми столами и скрипучими стульями, серыми металлическими шкафчиками для бумаг и ковром, который когда-то был бежевым. Это было мое укромное убежище.

Я понятия не имела, что я делала. Ни малейшего. Я была конечной инстанцией для тех, кто приходил за однозначным ответом. А я не могла назвать часы работы магазина, не подглядывая в шпаргалку. Хозтовары? Думаю, на этом же этаже. А, не, погодите, наверное, на втором этаже. Простите, секундочку, сейчас я проверю.

Телефон постоянно звонил. «Я только что купила набор простыней и постирала их, а теперь передумала, я могу их вернуть?» Да откуда я знаю? Сначала я записывала все сообщения, пыталась найти ответы и перезвонить. Но звонки все не прекращались. И я просто переводила звонки в режим ожидания, пока на том конце провода не бросали трубку.

Стопки записок все росли, и, в конце концов, я стала запихивать их в свою сумочку и выкидывать по дороге домой. Мне казалось, что меня поставили управлять атомной подлодкой. И неважно, на какую кнопку я нажму, все равно что-нибудь взорвется.

По пятницам в мои обязанности входило выдавать зарплату коллегам. Они стояли в ожидании, нетерпеливо постукивая пальцами по столу, пока я выискивала конверты с их именами, склонившись к специальному ящику под стойкой. Мужчины особенно старались помочь мне сориентироваться в алфавите. Они нависали над стойкой и заглядывали в ящик с конвертами вместе со мной. «Это Д… погоди, ты сейчас на Г, следующая буква…» Мне понадобилось ровно две недели, чтобы понять, – они просто пытались заглянуть в вырез моей блузки.

Магазин постоянно втюхивал кредиты, предлагая вечное «10 процентов скидки, если вы откроете у нас кредит». Сотрудникам выдавали лотерейные билетики каждый раз, когда кто-нибудь открывал кредитный счет. Даже я выиграла 200 долларов, которые тут же потратила в ювелирном отделе, купив часы Movado[12] со скидкой для сотрудников. Но если кому-то отказывали в кредите – а такое частенько случалось – этого несчастного отправляли ко мне за плохими новостями. Они уже знали, что им грозит, но все равно приходили. Я издалека могла опознать кредитную заявку, накрепко зажатую в кулаке бедолаги. Они понятия не имели, в чем проблема. Все же было прекрасно. Их кредитная история была идеальной. А им так нужен тот кожаный диван. «Это ужасно», – говорила я, изображая удивление и негодование. Я была хорошим полицейским, а отдел выдачи кредитов – плохим. «Сейчас я позвоню и выясню, что не так».

Я брала эту измятую, заляпанную заявку на кредит, поднимала трубку и звонила кредиторам – а они уже рассказывали мне, как все обстоит на самом деле. У этого пария уже три непогашенных кредита в компании, все в процессе взыскании. И он наврал про своего работодателя. У него задолженность по алиментам на ребенка уже девять месяцев. Есть ордер на его арест, и я должна срочно укрыться в безопасном месте и вызвать полицию.

Моя работа состояла в том, чтобы выслушать все это, не меняя выражения лица. А потом я должна была пересказать все это человеку, стоящему передо мной, но так, чтобы он молча кивнул и ушел, а не начал кричать, умолять, рыдать или распускать руки. Во мне нет ни капли «радости тюремщика». Я охотнее разделю с людьми их боль и смущение. Я чувствовала себя виноватой и такой ничтожной, и так ужасно, что именно мне приходилось сообщать плохие новости людям, которые наверняка уже знали, что их ждет. Вот она я, только что из колледжа, с хорошей кредитной историей и постоянной работой. Кто я такая, чтобы говорить этому парню, что он не заслуживает нового набора для столовой?

Но мне в голову пришла странная и освободительная универсальная истина: имитация уверенности вполне оправдывает себя. Все эти люди со своими помятыми скороварками и поддельными заявками на кредит? Чаще всего они не вовсе не собирались открыть мне свою душу и пойти со мной рука об руку в поисках решения одновременно справедливого и беспристрастного. Нет, им просто нужен был ответ, четкая линия на песке, граница. Даже если этот ответ был «я не знаю», преподнести его должен был человек, излучающий непоколебимую уверенность. И если таковая была, они просто кивали и уходили прочь. Вот и все.

Для меня это стало и откровением, и проблемой. Меня не так воспитали, чтобы излучать уверенность. Меня воспитали соглашаться, поддерживать и выделяться как можно меньше. Вы наверняка знаете мою маму по таким хитам как «Что же мне заказать?» и «Мне холодно? Надеть ли мне свитер?». А мой отец более тридцати лет благополучно отсиживался вторым гобоем Рочестерского филармонического оркестра и предпочел бы, чтобы его заживо сожрали волки, чем вызвали на бис. Меня не учили брать руководство на себя. Я могу рассказать, как молча мочь, как утаить обиду, как мученически страдать, да так мелодраматично, что сама Мерил Стрип будет брать уроки. Но стоять прямо и говорить: «Сэр, вы должны уйти или мне придется вызвать охрану, чтобы выпроводить вас отсюда» – такого в моей ДНК заложено не было.

Знаете, насколько проще наводить порядок в чужом доме, а не в своем собственном? Ну вот, то же самое относится и к эмоциональным домам. Я поняла, что оказалась в живой лаборатории, где никто не знал меня настоящую, это давало возможность поэкспериментировать и побыть кем-то еще – тем, кто не испытывает угрызений совести, четко обозначая границы, и смело указывает людям, что им делать. Все равно я не собиралась оставаться здесь надолго, так какого черта? Я неохотно, но все же стала той самой женщиной в аккуратном офисном костюме, чье имя никто даже и не пытается запомнить, чьи туфельки из натуральной кожи деловито цокают, пока она расторопно вышагивает туда-сюда, говоря вам «да» и «нет». И чем больше я забавлялась игрой в эту альтернативную сверхсамоуверенную персону, тем спокойней и проще мне работалось. Не то чтобы я нагло лгала людям, а просто вела себя так, будто знала все.