Эндрю Ллойд Уэббер - Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера

• Название: Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера
• Автор: Эндрю Ллойд Уэббер
• Жанр: Биографии
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-04-095512-1

Автобиография короля мюзиклов, в которой он решил снять все маски и открыть читателям свою душу. Обладатель премии «Оскар», семи премий «Грэмми» и множества других наград, он расскажет о себе все. Как он создал самые известные произведения, которые уже много лет заставляют наши сердца сжиматься от трепета – «Кошки», «Призрак оперы», «Иисус Христос – суперзвезда» и другие. Остроумно и иронично, маэстро смотрит на свою жизнь будто сверху и рассказывает нам всю историю своей жизни – не приукрашивая и не скрывая. Он анализирует свои поступки и решения, которые привели его к тому, где он находится сейчас; он вспоминает, как переживал тяжелые периоды жизни и что помогло ему не опустить руки и идти вперед; он делится сокровенным, рассказывая, что его вдохновляет и какая его самая большая мечта. Много внимание обладатель премии Оскар уделяет своей творческой жизни – он с теплотой вспоминает десятилетия, в которые театральная музыка вышла за пределы театра и стала самобытной, а также рассказывает о создании своих главных шедевров. Даже если вы никогда не слышали об Эндрю Ллойд Уэббере раньше, после прочтения книги вы не сможете не полюбить его.

---

Мой преподаватель искусств был в бешенстве. «Как ты мог написать такую гадость, – кричал он, – неужели ты не понимаешь, что эта церковь – сплошная викторианская показуха?» Наверное, это действительно было потрясением для учителя, который в 1960-х умудрился вытащить группу подростков посмотреть на античные памятники только для того, чтобы один из них влюбился в викторианское искусство.

Последовавший за этим летний семестр был поводом для проведения ежегодного Вестминстерского стипендиального конкурса под названием «Вызов». Восемь избранных мальчиков удостаиваются чести поступить в Колледж, предназначенный только для стипендиатов. Этот конкурс был бессмысленным для меня, когда я учился в подготовительной школе. Но сейчас я по-прежнему был достаточно юн, чтобы попытать счастье в нем. Так я и поступил.

Первые тесты по греческому, математике и другим предметам подсказывали, что мое решение об участии было крайне неразумным. История была последним экзаменом и, учитывая, что предыдущие я фактически провалил, здесь я мог позволить себе высказать все, что хотел. Моя работа была восхвалением средневековой Британии с упором на то, что готическое Возрождение только улучшило ее. Я утверждал, что не менее прекрасные, чем витражи в клерестории Вестминстерского аббатства, витражи викторианца по имени Кемпе в трансепте даже затмевали их.

В тот солнечный летний день я вышел с экзамена в полной уверенности, что я больше ничего не услышу от людей, стоящих за «Вызовом». Но на следующий день меня вызвали на собеседование. За столом сидели завхоз, директор школы и старший учитель истории, невероятный человек по имени Чарльз Кили. Почему-то человеком, задававшим мне вопросы, был завхоз. Каким-то образом мы перешли на тему замков на Англо-Уэльских границах. Не помню, почему, но я рассказывал тогда о замке Клан. И если вам когда-нибудь доведется рассуждать на подобную тему, запомните, что Оливер Кромевель взорвал свою «крепость» или главную башню, которая плавно сползла вниз по холму, на котором стоял замок. Я рассказал об этом, и выяснилось, что семья завхоза происходит как раз из Клана.

В тот вечер я узнал, что получил Королевскую стипендию в Вестминстере.

4 Бледный оттенок чего-то, что не очень на первый вкус

Если вам, как и мне, кажется, что рассказы о подростковой тоске, депрессии, безответной любви и гормональном дисбалансе больше подходят для тинейджерских сайтов, лучше пропустите эту часть главы. Честно говоря, я практически это сделал. В двух словах, я был достаточно растерян и несчастлив на протяжении последующих двух лет. Отчасти потому, что теперь я жил в школе-интернате, далеко от дома, неважно, что это было всего лишь в трех станциях метро от Харрингтон-роуд. И, да, как в случае со многими государственными школами того времени, был учитель, чьи действия сегодня привели бы к среднесрочному пребыванию в одном из наименее благоприятных заведений ее Величества.

Но в сухом остатке – подходящая фраза в данном случае – получилось так, что я выпустился из Вестминстера поумневшим и получившим знания у самых лучших и добрых преподавателей, о которых только можно мечтать. На первом месте в списке были наш заведующий интернатом Джим Вудхаус и старший учитель истории Чарльз Кили. Именно он не побоялся рискнуть и присудить мне стипендию. И до последней минуты я тщетно старался оправдать его веру в меня.

История, которую вы смело можете пропустить, начинается летом 1962 года, летом, которое всегда будет ассоциироваться с горько-сладкой песней Брайана Хайланда «Sealed with a Kiss». Тетушка Ви и Джордж-важная-шишка продали свою квартиру на Уэймут-стрит и переехали в дом, который они построили на Итальянской Ривьере недалеко от французской границы, в деревне Ла Мортола, известной садами Hanbury. До сих пор это место остается моим любимым на средиземноморском побережье.

Джордж достиг пенсионного возраста, и перспектива наслаждаться солнцем и дешевой выпивкой стала непреодолимой. Одним махом я потерял свое убежище в Лондоне, правда, вскоре понял, что это было скорее плюсом. В Ла Мортоле мне довелось прикоснуться к последним дням золотой осени богемного Лазурного берега, который теперь исчез под натиском олигархов и нуворишей.

В том году наш семейный отпуск проходил на севере Норфолка, в деревне Бернем Маркет. Я выбрал это место, потому что Норфолк просто наводнен церквями. Единственная проблема заключалась в том, что Джон Лилл поехал с нами, и фортепьяно пополнило наш счет за аренду жилья. Было понятно, что вся эта ситуация начинает давить на Джулиана. В один из дней мы ехали с ним на открытом автобусе. Это был необычайно солнечный день, и я заставил брата присоединиться к моему исследованию церковной архитектуры. Я живо помню, как он спросил меня, как бы нам заставить маму понять, что она творит с семьей.

На самом деле нам обоим нравился Джон. На тех каникулах он разучивал дьявольски трудную часть седьмой Сонаты для фортепиано Прокофьева, военную браваду в размере 7/8. Я помогал ему, переворачивая страницы. Я стал одержим гипнотическими возможностями этого музыкального размера… Пытаясь считать в семидольном размере, используйте подсказку: считайте раз, два три; раз, два; раз, два подряд, без пауз. Затем попробуйте считать: раз, два; раз, два, три; раз, два и затем можете приступить к вариации. Уверяю, вы обретете популярность среди уличных музыкантов. В каждом моем мюзикле есть фрагмент в размере 7/8. В «Призраке» даже есть шутка на этот счет, над которой, правда, смеялись лишь раз – дирижер Лорин Маазель нашел ее забавной.

Думаю, Джон тоже посмеялся бы над ней. У нас с ним похожий музыкальный юмор. Несколько лет спустя мы были на концерте необычных инструментов в ратуше St Pancras. Большим открытием был Концерт для тубы Ральфа Воан-Уильямса. К сожалению, ему предшествовал Концерт для сопранино с оркестром Вивальди. На сцену тогда поднялся огромный мужчина с самыми большими руками, что я когда-либо видел, он был без какого-либо видимого инструмента. Дирижер поднял палочку, и Голиаф поднес свои пухлые ладони ко рту, из которого раздался столь пронзительный и высокий звук, что каждая собака и каждая летучая мышь в окрестности должны были умолять спекулянтов о местах в первом ряду. Усугубляло ситуацию то, что Вивальди, скажем так, был не в лучшей своей форме, когда сочинил сие произведение. Мы с Джоном не могли удержаться от смеха. Веселье закончилось тем, что я начал икать, когда серьезная женщина в очках, сидевшая перед нами и погруженная в музыку, повернулась к нам со словами: «Это могло бы быть смешным, но это не смешно». Когда следующим на сцену поднялся миниатюрный парень, покачивающийся под тяжестью своей огромной тубы, капельдинер более чем настойчиво попросил нас уйти. Был ли это единственный случай, когда лауреата конкурса имени Чайковского выгнали с концерта?

В другой раз Джон рассказал мне, что, когда он впервые исполнял музыкальную поэму Филипа Гласса, он нечаянно перевернул сразу две страницы. После выступления Гласс поздравил его с потрясающей интерпретацией.

Короче говоря, со временем я очень полюбил Джона. Оглядываясь назад, я понимаю, что проблема была не в нем. Проблема была в маминой одержимости им.

Я не вправе говорить за отца, но я подозреваю, что он испытывал нечто подобное. Тем летом 1962 года все это, должно быть, переполнило чашу его терпения. И ко всеобщему удивлению он заявил, что собирается поехать к Ви с Джорджем в Италию. Отец никогда не был за границей. А у мамы не было никакого желания составить ему компанию. Так что было решено, что он проведет неделю у моих тетей с дядей, а я присоединюсь к нему несколькими днями позже.

Мое первое впечатление об аэропорте Лазурного берега в Ницце – мой отец, лавирующий по залу ожидания. Его речь была невнятной, бледная кожа шелушилась, и он истерически хихикал над женскими попками. Очевидно, что солнце и местные напитки произвели на него неизгладимое впечатление. Мое первое воспоминание об Английском променаде – настойчивость, с которой отец звал меня туда. В те дни бикини были не самой распространенной одеждой для прогулок среди сырых туманов Британии.

Вскоре мы проносились мимо шикарных вилл на Бас-Корнише и Кап-Ферра, мимо тогда еще малоэтажного Монако, через французскую границу, чтобы попасть в мир запахов и цветов, актеров и вина, пармезана и оливкового масла, известного кинорежиссера Дэвида Нивена и его бассейна, который был построен в метрах, а не в футах, как нужно было, художников и их любовников, которые всегда были одними и тем же людьми, но каждый раз в новых комбинациях, тетушкиного лазурного пианино и увитой растениями террасы с фиолетовыми бугенвиллеями с видом на темно-синее Средиземное море, сказочного рыбного ресторанчика, где Уинстон Черчилль праздновал капитуляцию Германии… Я могу бесконечно перечислять вещи, населявшие исчезнувший мир, который полностью захватил мою жизнь.