Себастьян Фолкс - Энглби

• Название: Энглби
• Автор: Себастьян Фолкс
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2019
• ISBN: 978-5-00131-070-9

Майк Энглби – человек незаурядный. В самом деле, как бы иначе выходец из «низов» в 1970-е поступил в Кембридж, а затем сделал карьеру журналиста? Его исповедальный рассказ о собственной жизни, перемежаемый тяжелыми воспоминаниями, – это свидетельство из первых рук, доказывающее, что перед нами – человек, терзаемый комплексами и одновременно наделенный парадоксальным аналитическим умом и феноменальной памятью, человек, способный глубоко понимать литературу и чувствовать музыку. Тем более странными кажутся провалы в памяти Энглби, едва речь заходит о студентке Дженнифер Аркланд, в которую он был тайно влюблен и которая таинственно исчезла ветреной осенней ночью. Косвенные улики, собранные полицией, вроде бы указывают на Энглби, но главный герой не намерен никому давать подсказки – ни следствию, ни читателю.

---

Себастьян Фолкс Энглби

Посвящается Гиллону Айткену

Ничтожно мала та часть жизни, в которую мы живем. Ибо все прочее не жизнь, а времяпрепровождение.

Сенека. О скоротечности жизни, глава 2 (49 г. до н. э.)[1]

Sebastian Faulks

ENGLEBY

Copyright © Sebastian Faulks, 2007

© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2018.

Глава первая

Меня зовут Майк Энглби, и я уже второй год учусь в одном старинном университете. Мой колледж основан в 1662 году, по здешним меркам его здание считай что современное. Часовня – по проекту не то Хоксмура, не то Рена; сады вокруг разбиты тоже кем-то известным. Резьба на хорах – работы того единственного краснодеревщика, о котором вы слышали. Капитан наших лодочников в прошлом году взял золото на международных гонках. (Кажется, он физик.) Капитан крикетной команды играл за Пакистан, хотя английский у него – как у принца Уэльского. Среди преподавателей (по-здешнему – «донов») имеются три профессора; один, известный как Игуанодон, недавно рассказывал на радио про ящериц.

Сегодня вечером я не собираюсь сидеть за домашним заданием, потому что у нас еженедельная встреча в фолк-клубе. Там будут почти все парни нашего колледжа. Не столько ради музыки (она там, кстати, вполне ничего), сколько ради студенток, которые туда собираются в большом количестве. Не придут только безнадежные зубрилы и те, кто считает, что фолк умер, как только Боб Дилан сменил акустическую гитару на электрическую.

На этих встречах я несколько раз видел одну девчонку, Дженнифер Аркланд. Имя я узнал из списка кандидатов в студенческий союз. На выборных плакатах были маленькие фотографии, под ними имена, фамилии и кое-что о каждом кандидате. Под снимком Дженнифер значилось: «Стипендиатка по истории, второй курс. Училась: в лимингтонской средней школе и Сорбонне. Увлечения: музыка, танцы, киносъемки, кулинария. Сторонница демократизации студенческого союза – за счет большего участия женщин в общественной жизни – и неформальных встреч на природе».

Она попадалась мне и в кафетерии университетской библиотеки, обычно с парочкой сокурсниц, одна толстая, зовут Молли, другая – суровая брюнетка, имени я не расслышал. Около них часто крутились то Стив из Крайст-колледжа, то Дэйв из Джизес.

Для начала надо было прибиться к ее кругу. Точнее, к кружку. Не важно, в каком она. У них у всех короткие названия. Литкружок, химкружок, маткружок. Возможно, есть и кружкружок, где плетут какие-нибудь кружева.

Надо будет выяснить про ее кружок, а там и разузнать о ней побольше.

* * *

Я получил стипендию, покрывающую саму поездку в университет и учебные расходы; родители у меня бедные. Сдав экзамены, я сел в поезд и поехал в колледж на собеседование. Пересаживался я в Лондоне и, по идее, провел там какое-то время, только совершенно этого не помню. Странная у меня память. Я помню мельчайшие детали, но в самом ее полотне зияют дыры. Помню, как на станции я сел в автобус, хотя понятия не имел, как выглядит мой колледж. В итоге объехал весь городок и снова оказался на станции – получилась обзорная экскурсия. Потом я взял такси; чтобы расплатиться, пришлось занять денег у привратника. Фунт в кошельке у меня так и лежал, мало ли что.

Мне выдали ключ от комнаты; общежитие было во внутреннем дворике, путь туда лежал через подземный переход. Я попытался вообразить себе соседа по общежитию. Некто по имени Тони, с бородкой и в дафлкоте. Я честно старался заранее проникнуться симпатией к самому колледжу и к комнате, где сегодня заночую. Представил, как ранним утром еду на велике на лекции, и рулить трудно из-за кипы учебников в багажнике. Как покрикиваю другим парням: «Увидимся!» Надо бы купить трубку. Возможно, даже завести подружку – строгую отличницу в очках, не самую тут популярную.

Комната мне не понравилась. Сырая, тесная, я кожей чувствовал, сколько в ней перебывало народу. Не очень древняя, на XVII век не тянула, но и не современная: года так пятьдесят пятого. Ванной не было – она оказалась рядом с лестницей. Там было очень холодно, так что, пока наберется вода, я ждал одетый. Зато вода оказалась очень горячая. И в самой комнате, и на лестнице слабо пахло газом и линолеумом.

Я неплохо выспался, но на завтрак в столовую решил не ходить, чтобы не общаться с другими абитуриентами. Я вышел на улицу, обнаружил кафе, где взял жидкий кофе и булку с сосиской и расплатился тем самым фунтом на «мало ли что». В колледж я вернулся через главный вход. Привратник угрюмо буркнул из промозглой будки с керосиновым обогревателем: «Джи-двенадцатый сектор, кабинет доктора Вудроу». Кабинет я нашел легко. У двери ждал еще один парень. С виду умный.

Наконец дверь открылась, и пригласили меня. Внутри сидели двое: один солидный, похожий на директора школы, указал мне на стул, сам сел за стол; второй – помоложе, худой, с бородкой – даже не поднялся из кресла. У нас в школе учителя бороды не носили.

– Вы неплохо написали по Шекспиру. Часто бываете в театре? – спросил тот, что постарше. Вопрос казался слишком безобидным, и я заподозрил подвох. Ответил, что у нас в Рединге театров нет.

Я не сводил с него глаз. Шикарно же – быть доктором чего-нибудь, взвешивать и вершить судьбы мира. Однажды в посудной лавке я видел набор пластиковых салфеток с академиками в мантиях: доктор богословия, магистр искусств и так далее. И вот впервые вижу настоящего доктора. Он задал еще несколько вопросов, тоже весьма банальных.

– …Поэтика Элиота. Не могли бы вы сравнить творчество Элиота и Лоренса?

Это впервые подал голос бородач. Я подумал – издевается. Американский банкир, увлеченный англиканской литургической ритмикой, и сын шахтера, мечтавший вырваться из своего Ноттингема – хоть через секс, хоть через такую же приземленную живопись. Как их сравнивать? Я внимательно посмотрел на бородача, но он был абсолютно серьезен, и я стал разбирать использование каждым из них одних и тех же стихотворных форм, стараясь, чтобы это звучало как вменяемый ответ. Он несколько раз кивнул, вроде бы довольный. И тему развивать не стал.

Другой, постарше, еще раз пролистал мои бумаги.

– Тут характеристика, – наконец произнес он, – от вашего учителя… У вас с ним были разногласия?

– Ничего такого не знаю, – сказал я.

– Есть какие-нибудь вопросы про здешнюю жизнь? Мы стараемся, чтобы все чувствовали себя как дома.

Надо было о чем-то спросить; подумают еще, что мне по фигу. Но спросить о том, что действительно волновало, я не решался. В повисшей тишине куранты колледжа гулко пробили полчаса. Я чувствовал, как оба смотрят на меня. По спине скатилась струйка пота. Вообще-то я почти не потею, вот, кстати, и вопрос:

– Как быть с постирушками?

– С чем? – сухо переспросил старший.

– У вас эти… какие-нибудь машины, ну эти… стиральные? Есть тут прачечная или белье надо куда-то относить? Сдавать?

– Джеральд? – обернулся он к бородачу.

– Насчет белья я не в курсе, – отозвался тот.

– Каждому первокурснику полагается куратор, – сообщил профессор. – Это член совета колледжа, с любыми возникшими вопросами обращайтесь к нему.

– Значит, я могу обратиться непосредственно к нему?

– Можете. Да, я полагаю, что можете.

Контакт был налажен, и я осмелел:

– А что насчет денег?

– Простите?

– Сколько мне понадобится денег?

– Полагаю, сумму гранта определят ваши местные власти. Вам самому решать, как ею распорядиться. Есть какие-нибудь вопросы относительно вашей темы?

– Нет, я уже просмотрел краткое содержание.

– Вас не очень смущает перспектива заняться Чосером?

– Нет, я люблю Чосера.

– Ах, ну да, ну да. Вы нам об этом писали. Ну что же, мистер Энгл… мм…

– Энглби.

– Энглбери. Можете идти, если у моего коллеги… Джеральд?

– Нет-нет.

– Отлично. В таком случае увидимся осенью.

Я не понял, почему они не сообщили мои результаты, и рискнул уточнить:

– Так я получу стипендию?

– Мы сообщим в вашу школу. Когда подведем итоги всех собеседований. Год выдался непростой.

Я пожал протянутую профессором руку, помахал бородатому в кресле и по дубовой лестнице спустился вниз. Вот же аферисты!

* * *

Вечером, выдрав талон из книжечки, я спускаюсь в столовую, интерьер которой был создан еще Робертом Адамом. В каждом новом семестре полагается купить книжечку из тридцати пяти талонов; предъявлять их не обязательно, но этот аванс позволяет кухне не прекращать работу. Я в длинной черной мантии, в канделябрах на расписанных оштукатуренных стенах горят свечи. Когда открывается дверь позади главного стола, мы встаем. Глава нашего колледжа – океанограф – когда-то картировал подводные хребты. Он знает, чем Австралия крепилась к Китаю и как Гана сконденсировалась у подножия Анд. Новая Зеландия у него, видимо, откололась от Германии.