Михаил Перловский - Стеклобой

• Название: Стеклобой
• Автор: Михаил Перловский
• Жанр: Русское современное
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-6040082-5-6

Как мелкий жулик, случайно угодив в городок Малые Вишеры, в одночасье стал классиком русской литературы? Почему в городе запрещено мыть окна? Зачем соседи воруют трехцветных котят?

Историк из северной столицы Митя Романов бросает все и приезжает в городок, чтобы написать в заветном бланке регистрации: «Хочу стать ректором университета». Врет, место ректора ему не нужно.

«Тревожные приключения чужака в незнакомом городе – один из моих любимых сюжетов. В эту реку можно войти не однажды, с разными проводниками: с Кафкой, Исигуро или Стругацкими, с Куросавой или Серджио Леоне, но это всегда – удовольствие, потому что каждый раз и город, и герой – другие, новые, и все снова может пойти не так примерно тысячей способов». (Яна Вагнер.)

---

Ольга Паволга, Михаил Перловский Стеклобой

© Ольга Паволга, текст, 2018

© Михаил Перловский, текст, 2018

© ООО «Издательство «Лайвбук», оформление, 2018

* * *

Соне и Егору,

без которых книга вышла бы раньше, но была бы совсем другой

Глава 1

– Лермонтова любишь? – неожиданно заговорил водитель. – Видал красоту? – Он постучал костяшкой по боковому стеклу. – В гусарском полку служил, и доска есть, хочешь остановимся?

– Некогда, – ответил Романов, не поворачивая головы.

Знал он, что там за красота – в отражении стекла, растягиваясь и сжимаясь, проплыла красно-белая полуразрушенная махина посреди местечка Селищи. Два казарменных флигеля с севера и юга, бесконечные стены обнимают манеж, заросший высокой травой. На месте церкви – колонны и рухнувшие перекрытия, по крошащимся камням можно спуститься до подземной речки. Он помнил это место – так сильно он никогда больше не напивался. Его первая попытка попасть в городок, но дальше этих Селищ он тогда проехать не смог, струсил. А Лермонтов тут ни при чем.

Проснулся он под лязг распахнувшихся дверей «Газели», было слышно, как водитель выгружает из кузова коробки.

«Еще две коробки и начну помогать», – принялся считать Романов и уснул окончательно.

Глаза он открыл в полной тишине. Спать больше не хотелось. Машина стояла в большом дворе между солидных пятиэтажных домов, и солнце расстреливало его вещи и коробки с архивом, выстроенные в высоченные башни. Романов присвистнул и собрался щедро расплатиться с водителем, испытывая стыд, смешанный с облегчением. Но водитель взял положенную сумму, а остаток сунул Романову в нагрудный карман. Затем залихватски козырнул, прыгнул в кабину и уехал.

Майское солнце припекало. Романов отодвинул в тенек свое кресло, вписавшееся в уютный пейзаж двора, и устроился поудобнее. Наконец-то можно было вытянуть ноги – с самого Питера он ехал втиснутым в кабину и чувствовал себя как сложенный зонт. Двор был пуст, квартирная хозяйка его не встречала – наверное не дождалась. Он оглядел свои вещи и ему показалось, что это он сам разложен по двору в подписанных коробках под взглядами новых соседей.

В коробках были книги и архив – только самое важное. Зато старинные кресло и зеркало из бабушкиной квартиры превращали бегство из Питера в настоящий переезд по всем правилам. Смысла переть их с собой, конечно, не было никакого, но они – гарантия, что Романов не позволит себе сразу вернуться. Где кресло – там и дом.

Романов заметил, что бумага, в которую было завернуто зеркало, надорвана с угла, и он, сам не зная почему, сорвал ее целиком. Солнце яростно ударило в прохладное еще стекло, и блик прыгнул в чьи-то окна. Романов повернул зеркало так, чтобы в нем отражался весь двор и остался доволен композицией. Он закурил честно заслуженную сигарету, проверил телефон – сигнала по-прежнему не было – и вышел через арку на улицу, чтобы размяться.

Около перекрестка, прячась за трансформатор, стоял мужик в полосатой пижаме и тапочках. Он то и дело поглядывал на дорогу, явно ожидая чего-то. Романов прислонился к арочной стенке, с удовольствием затянулся, щурясь от солнца, и принялся наблюдать. Мужик был упитанным и довольно лопоухим, в руках он держал мешок, который шевелился и издавал животные звуки. Через пару минут из-за поворота выехал и остановился на светофоре древний грузовик. Пижамный, пригнувшись, быстро засеменил к кузову и, встав на цыпочки, аккуратно положил туда мешок. Из кузова мявкнуло, грузовик сорвался на зеленый, оставив бензиновый шлейф, а пижамный, торопливо шаркая ногами, направился во двор.

Докурив, Романов вернулся и обнаружил, что пижамный с большим интересом рассматривает его имущество, водит пальцами по резной раме зеркала, и даже нюхает его с обратной стороны. Зеркало, что и говорить, было великолепное. Романов и сам, увидев его впервые, обомлел: массивная рама из красного дерева была украшена тонкой резьбой, где сплетались ветки и стебли диковинных растений, превращаясь в рога волшебных оленей. Мутноватое серебристое стекло завораживало – все, что в нем отражалось, становилось прекраснее, и трудно было отвести от него взгляд.

– Доброе утро, – энергично поздоровался Романов. Ему захотелось спугнуть пижамного.

– Целоваться не будем, козырьки мешают, – хохотнул тот и перекинулся к креслу. – Ты к нам, в какие апартаменты? Масштабный ты, – протянул он, оглядев Романова с ног до головы, – хорошо хоть, потолки у нас высокие, правда, дверные косяки все-е-е твои будут. – Он проверил своей лапищей кожаное сиденье на мягкость, а потом плюхнулся в кресло, слегка подпрыгнув. – Ну как, нажимается? Работает? Каждое утро теперь мебеля прогуливать будешь?

– Где-то на втором этаже, – коротко ответил Романов на первый вопрос.

Он сделал очередную попытку отыскать в телефоне сеть. От мелькающих полосок на пижаме уже рябило в глазах, к тому же стоптанные тапки у этого типа давно слетели, и перед Романовым то и дело маячили желтые круглые пятки.

Пижамный заметил романовский взгляд:

– Не смотри на мое неглиже-декольте, надо так, положено мне. Инструкция! С кнопками не пошутишь, как там говорится – «то всё – то, а потом вдруг раз – и это». А это – балласт, чтоб не потонуть! – он звонко хлопнул по животу и, не дав Романову ответить, вскочил и стал оживленно перебирать пальцами корешки книг. После чего кивнул на трубку:

– Можешь сразу выбросить, мертвая зона.

Романов нахмурился, назло сделал еще несколько попыток и спросил:

– Я ищу свою квартирную хозяйку, Щур ее фамилия, не знаете, как ее найти?

– Эта сама тебя найдет…

Пижамный еще раз погладил кресло:

– Хорошо, что тебя встретил, а то скукотища. Я на Кубу хочу, всекаешь? Знаешь, какая там рыбалка? Акулы, – мечтательно добавил он. – И вот каждое утро – котят найди, котят поймай, котят отправь, – он противно заныл. – И обязательно трехцветных!

Романов непонимающе посмотрел на него.

– Ну только на них работает, – пижамный подошел ближе. – Кстати, Борис Альфредыч! – он протянул лапищу Романову.

– Дмитрий Сергеевич, – с нажимом ответил Романов и, неосторожно отступив, задел плечом большую сумку, немедленно рухнувшую с коробок. Из сумки посыпались кубики, красный мяч откатился к качелям. Понятно, детскую сумку по ошибке пихнули в его машину вместо дачного грузовика.

Романов, кряхтя, взялся собирать кубики, мысленно прицельно швыряя их в голову Бориса Альфредыча.

«Надо бы заодно укоротить башню из коробок», – подумал он и взялся за верхние этажи. Собрание сочинений Мироедова, второе издание собрания сочинений Мироедова, издание сочинений Мироедова исправленное и дополненное, с комментариями современников и письмами к женам, материалы к диссертации, архивные карточки. Ставя на землю ящик со слайдами, Романов услышал неожиданно глухой, хлопающий звук. Он удивленно оглянулся: возле качелей, придавив лапой лопнувший мяч, лежала большая лохматая собака.

Борис замахал пухлой ладонью пожилому дядьке в жилете с тысячью карманов, который спешил к ним от дальнего подъезда.

– Нас зовут Оливия, – задыхаясь от быстрой ходьбы, сообщил тот Романову. – Мячи в нашем дворе детям давно не покупают. Главное, сама же от громких звуков в обморок падает, – мужчина замахал на собаку платком. – Меня зовут Петр Пиотрович, Пиотрович – это фамилия, – он подмигнул, – а живем мы в двадцать пятой.

– Митя, – улыбнулся Романов.

Собака подошла и ткнулась ему в ноги. Сосед обхватил ее под животом и заговорил утробным голосом:

– Ты погуляла, ты большая собака-сенбернар, и теперь мы пойдем завтракать, да, моя рыбка? Не любишь, не любишь ты, когда я с другими по ночам гуляю. Другие противные собаки, да, моя хорошая, а я каждую ночь с ними? – он вздохнул, грустно посмотрев на Романова. – А никуда не денешься, жмешь, что дают, такие правила.

Рыбка чихнула и потащила Петра Пиотровича за собой к дому, тот послушно пошагал за ней.

– Бедный Петро, за ребенком ехал, за девочкой, всекаешь? – ухмыльнулся пижамный.

– Бооря! Бориииис! – раздалось откуда-то сверху.

Романов поднял глаза – в окне пятого этажа стояла крупная румяная женщина, как говорила бабушка, «в позе сахарницы».

– Смотри мне, даже не думай, – пижамный, перехватив взгляд Романова, дернул его за рукав. – Бегу, Галочка, лечу! – пропел он, втянул живот и засеменил к подъезду.

Романов уселся в кресло и его, видимо, разморило на солнце, потому что перед глазами опять закрутились ректор с выговором – «сначала вы публикуете статью, потом хотите отчислить свою же аспирантку», профессора, мрачно смотревшие исподлобья, и сама аспирантка Алла, без разрешения тиснувшая в журнал его эссе о Мироедове – «это гениально, Дмитрий Сергеевич, это докторская». Вновь накатило бессильное бешенство после кафедры. А затем он вспомнил пацанов, которых бабушка Варвара Николаевна увозила под вой школьных матрон в деревню.