Филлис Дороти Джеймс - Двенадцать ключей Рождества (сборник)

• Название: Двенадцать ключей Рождества (сборник)
• Автор: Филлис Дороти Джеймс
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-17-982481-7

Впервые на русском языке!

Как часто орудием судьбы становится маленькая, невинная на первый взгляд вещица! Дешевая игрушка. Шоколадная конфета. Пестрая рождественская хлопушка. Записка, на которой нацарапано несколько строк. И каждая – ключ к загадочному убийству…

Филлис Дороти Джеймс вошла в историю британского детектива как мастер крупных литературных форм и прежде всего как создательница хорошо известной и российскому читателю великолепной серии романов о приключениях интеллектуала из Скотленд-Ярда, гениального детектива Адама Дэлглиша.

Однако теперь она предстает перед читателем как автор замечательных детективных рассказов – глубоко психологичных, исполненных юмора, лаконичных, с продуманной интригой и эффектной, неожиданной развязкой.

---

Она пропустила обратный автобус, а следующий отправлялся до Ноттингема только в начале четвертого. Хоть она ничего не ела с самого раннего утра, чувство голода притупила нервозность. Однако она понимала, что день обещает быть долгим и поесть нужно. Завернув в кафе, она заказала тост с сыром и чашку кофе, потратив несколько минут, чтобы заглотить все это. Кофе был горячим и почти безвкусным, но когда первый глоток обжег горло, она поняла, как он необходим.

Девушка за кассой указала ей дорогу к агентству недвижимости, оно находилось в десяти минутах ходьбы от кафе. Там ее принял молодой человек в костюме в тонкую полоску. Наметанным взглядом окинув ее старое синее твидовое пальто, дешевый портплед и сумку из заменителя кожи, он сразу зачислил ее по собственной классификации в разряд клиентов, от которых ждать нечего. Особого внимания такое не заслуживает. Однако показал ей все спецификации, и любопытство его возросло, когда она, лишь мельком взглянув на бумаги, сложила их и сунула в сумку. На ее желание осмотреть дом сегодня же он ответил согласием – вежливо, но, как она и ожидала, без энтузиазма. Дом пустовал. Ее следовало сопроводить. А в ее унылой респектабельности не было ничего, что заставило бы агента предположить в ней вероятного покупателя. И когда он, извинившись, ненадолго отлучился, чтобы проконсультироваться с коллегой, а потом вернулся и сообщил, что сейчас же отвезет ее в Кридон, она тоже догадалась почему. Работы в агентстве было немного, и уже пришло время кому-нибудь наведаться в дом и проверить, как там и что.

По дороге они не произнесли ни слова. Когда добрались до Кридона и он свернул на аллею, ведущую к дому, ощущение, возникшее у нее при первом посещении, вернулось, только теперь оно было сильнее и глубже. Сейчас это было больше, чем просто воспоминание о былом несчастье. Это были ожившие вновь детские страдание и страх, усиленные жуткими предчувствиями. Агент припарковал свой «Моррис» на поросшей травой обочине, она подняла голову, взглянула на слепые окна, и ее охватил страх настолько сильный, что она не могла ни двинуться, ни что-либо сказать. Она отдавала себе отчет в том, что мужчина держит для нее дверцу машины открытой, ощущала его пивное дыхание, в неприятной близости от себя видела его лицо, выражавшее мученическое терпение. Ей хотелось сказать, что она передумала, дом ей совершенно не подходит, нет смысла смотреть его, и она подождет агента в автомобиле. Но под презрительным взглядом заставила себя подняться с теплого сиденья и вылезти из салона. Она молча ждала, пока он отпирал висячий замок и распахивал ворота.

Вместе они добрались до парадной двери между неухоженных газонов и разросшихся кустов рододендрона. И вдруг шаркающий звук шагов по гравию рядом с ней изменился: теперь она шла со своим отцом, как в детстве. Стоило ей протянуть руку – и она почувствует, как его пальцы сжимают ее ладошку. Агент рассказывал что-то о доме, но она не слышала, и его лишенная для нее смысла болтовня стала отдаляться, а вместо нее зазвучал другой голос, голос ее отца – впервые за десять лет:

– Солнышко, это не навсегда. Только пока найду работу. Я буду каждое воскресенье забирать тебя и водить обедать. А потом мы станем гулять, вдвоем. Бабушка обещала. И я куплю тебе котенка. Уверен, бабушка не станет возражать, когда увидит его. Черного котенка. Ты же всегда хотела такого. Как мы его назовем? Малыш Блэки? Он будет напоминать тебе обо мне. А когда найду работу, я сниму маленький домик, и мы снова будем вместе. Я буду заботиться о тебе, моя крошка. Мы будем заботиться друг о друге.

Она не смела поднять голову, чтобы не увидеть обращенных к ней глаз, полных отчаянной мольбы, не усугубить ему горечь расставания, не выказать презрения. Она уже сознавала, что должна помочь ему, сказать, что все понимает, не возражает против того, чтобы пожить у бабушки месяц-другой. Но на такую взрослую реакцию она не была еще способна. Она помнит слезы, как отчаянно цеплялась за куртку отца, помнит старика – бабушкиного повара с плотно сжатыми губами, он отрывает ее от папы и несет наверх, в кровать. И последнее воспоминание: из окна комнаты, расположенной над крыльцом, она смотрит на отца, на его ссутулившуюся, словно побитую фигуру, бредущую по дорожке к автобусной остановке.

Когда они дошли до входной двери, она подняла голову. Окно было на месте. Конечно, куда ж ему деться? Она знала каждую комнату в этом темном доме.

Сад купался в мягком октябрьском солнечном свете, однако холл обдал их холодом и мраком. Громоздкая лестница из красного дерева вела из этого мрака в черноту, нависавшую над ними, как плотная масса. Агент стал шарить по стене в поисках выключателя, но она не стала ждать. Безошибочно нащупала круглую дверную ручку, которую когда-то ее детские пальцы не могли даже обхватить и шагнула в гостиную. Комната пахла по-другому. Там ощущался аромат фиалок, перебиваемый запахом мебельной полироли. Воздух был холодным и отдавал плесенью. Стоя в темноте, она дрожала, но была совершенно спокойна. Ей казалось, будто она перешагнула барьер страха, как, наверное, жертва пыток преодолевает в какой-то момент барьер боли и для нее наступает своего рода покой. Она почувствовала, как агент задел ее плечом, направляясь к окну, где раздвинул тяжелые шторы.

– Предыдущие владельцы оставили половину мебели, – сказал он. – Так лучше. Если дом выглядит обжитым, больше вероятность привлечь покупателя.

– А кто-нибудь проявил заинтересованность?

– Пока нет. Это дом не на всякий вкус. Великоват для современной семьи. И потом убийство… Оно случилось здесь десять лет назад, но слухи еще не затихли. С тех пор дом четыре раза переходил из рук в руки, однако ни один из владельцев в нем долго не задержался. А это сбивает цену. Разве память об убийстве замнешь?

Голос его звучал беспечно, но он не сводил взгляда с ее лица. Приблизившись к пустому камину, агент провел рукой по каминной полке, следя за клиенткой, которая двигалась по комнате словно в трансе. Она будто со стороны услышала собственный голос:

– Какое убийство?

– Шестидесятичетырехлетняя женщина. Забита до смерти своим зятем. Старик-повар вошел через кухню и застал его с кочергой в руке. Вы только подумайте! Это могла быть такая же кочерга, как эти. – Он кивнул на медные каминные инструменты, прислоненные к решетке. – Все произошло на том месте, где вы сейчас стоите. Дама сидела в этом самом кресле.

Голосом, таким грубым и хриплым, что сама не узнала его, она произнесла:

– Это не то кресло. То было больше. У того расшитые сиденье и спинка, подлокотники по краю обвязаны кружевами, а ножки – в форме львиных лап.

Его взгляд сделался пристальным, потом он сдержанно засмеялся. В глазах мелькнуло недоумение, сменившееся вскоре чем-то другим. Возможно, презрением.

– Значит, вы все знаете. Вы одна из них?

– Из кого – из них?

– Вы на самом деле не ищете дом. Во всяком случае, дом таких размеров едва ли можете себе позволить. Вы просто хотели пощекотать себе нервы, увидеть, где это случилось. В эту игру кто только не играет, и обычно я распознаю таких, как вы. Могу поведать вам все кровавые подробности, которые вас интересуют. Впрочем, крови было не так уж много. Череп он ей разбил, но кровотечение оказалось в основном внутренним. Говорят, лишь тонкая струйка стекала по лбу и капала ей на руки.

Речь его лилась так плавно, что она поняла: все это он рассказывал уже не раз, ему нравится это сообщать, картинкой подобного ужаса будоража своих клиентов и тем самым развеивая скуку собственного дня. Как ей хотелось, чтобы не было так холодно. Если бы она могла снова согреться, ее голос перестал бы звучать так странно.

– А кот? Расскажите мне про кота, – попросила она, почти не размыкая пересохших губ.

– О, вот это был настоящий ужас! Кот сидел у нее на коленях и лакал ее кровь. Но вы, похоже, и сами все знаете. Уже слышали?

– Да, – солгала она, – слышала.

Но она не только слышала. Она знала. Видела. Она находилась там.

А вскоре очертания кресла, стоявшего перед ней, изменились. Перед ее взором возникло нечто аморфное, черное, постепенно обретавшее форму и телесность. Бабка сидела в кресле, приземистая, как жаба, в черном платье для воскресных утренних служб, в перчатках и шляпе, с молитвенником на коленях. Она снова заметила капельку мокроты в уголке ее рта, разорванную ниточку вены на крыле острого носа. Бабушка ждала внучку, чтобы окинуть ее своим вечно недовольным взглядом перед походом в церковь. Она была ведьмой. Ведьмой, ненавидевшей ее и папу, ведьмой, говорившей, что он – бесполезный и безмозглый человек, годный лишь на то, чтобы стать убийцей ее дочери. Ведьмой, грозившей усыпить Блэки за то, что он подрал когтями кресло, и за то, что подарил его отец девочки. Ведьмой, намеревавшейся отнять ее у папы навсегда. А потом она увидела кое-что еще. Кочергу, совершенно такую, какой она ей запомнилась: длинный полированный медный шомпол с тяжелым набалдашником.