Сергей Кара-Мурза - Оппозиция как теневая власть

• Название: Оппозиция как теневая власть
• Автор: Сергей Кара-Мурза
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Политика
• Год: 2006

Сложившаяся в начале 90-х годов система политических партий РФ себя исчерпала. Партии, генетически связанные с КПСС и с диссидентами, оказались несостоятельны и в объяснении причин катастрофы советского строя, и в познании природы поразившего РФ кризиса, и в выработке проекта будущего жизнеустройства России. Оппозиция, которая противодействовала разрушительной программе ельцинского режима, в большой мере выполнила свою историческую задачу, и со временем эта ее роль будет высоко оценена. Но сейчас, когда страна вошла в новый этап затяжного кризиса, в политику приходит новое поколение, которое должно будет найти ответ на новые вызовы. Это поколение выработает новый язык, новое видение реальности, новые теоретические подходы и новые принципы организации. Молодым надо передать опыт 90-х годов, и прежде всего опыт ошибок и неудач.

С этой целью автор отобрал статьи того периода (в основном из газет «Правда» и «Советская Россия»), в которых он ведет дискуссию по теоретическим вопросам со своими товарищами по оппозиции.

---

КПРФ лучше именно тем, что она этим утопиям органически чужда, хотя бы и пыталась рядиться под социал-демократию. Ее преимущество в том, что она никуда не поведет. Она будет топтаться на месте, пока мы не почувствуем, куда надо идти. Это – партия организации жизни в условиях неопределенности. С ней можно продержаться в окружении, без связи и боеприпасов. На прорыв, похоже, поведут другие, но им надо еще вырасти. Так что отступление это я сделал только для того, чтобы не смешивать главный вопрос с политикой. Голосовать надо за КПРФ, но дело не в этом.

Дело в том, что нам надо продержаться «в окружении», не имея хорошо выраженного стержня. Надо, конечно, насколько возможно, оберегать остатки старых устоев – и православия, и коммунизма, у кого что осталось. Но в целом «выехать» на них, видимо, не удастся.

Человек Запада оказался устойчивее. Там за последние два века главной формой общественного сознания стала теория. В нее не обязательно верить – из нее надо исходить, пока она «работает», а потом ее сменит другая теория. Средний европеец и не знает, что мыслит на языке внедренной в его голову теории (не все же мы знаем, что говорим прозой). Иногда разговариваешь с таким европейцем и поражаешься, какую чепуху он мелет. Как ты можешь верить в эти нелепые утверждения? А он ответит примерно так: «Я и не верю, это же теория. Пока нет другой, я должен следовать этой – лучше плохая теория, чем никакой, это мы начиная с теории флогистона знаем».

У русских иначе. Мы верим в идею – а потому уж благосклонно принимаем связанную с ней теорию. Усомнились в идее – сразу теряем веру в нее, без сомнений и обсуждений. А о теории при этом и не вспоминаем, так ее забываем, что будто и «не учили». Это поразительным образом произошло с марксизмом. О его теоретической части будто и не слыхали, и разговор о ней интереса не вызывает. Остались немногочисленные хранители святынь, которые лают на всякого, кто к ним приближается.

То же самое произошло, как это ни прискорбно, и с Православием. Сейчас объявилось много верующих, это на время как партбилет. Научились креститься, и при виде церкви у них искренняя слеза на глаза навертывается. В том-то и дело, что искренняя. И при этом – дремучее невежество в «теории», в богословии. Доходит до того, что всерьез объявляется, будто социализм – это и есть Православие, только другими словами выраженное. В советское время религия была в большей безопасности, чем сегодня. При отделении от государства и идеологии церковь еще могла уцелеть даже при атеистическом правительстве. Настоящие испытания – нынешний взрыв религиозности.

Наше состояние «без стержня», возможно, в перспективе спасительнее, чем прагматичное следование плохой теории, пока нет другой. Но спасительнее именно в перспективе – если уцелеем. Так болезнь вылечивается лучше при высокой температуре, если только больной не умирает. Бытие «без стержня» – многообразное явление, это какой-то аномальный многомерный порядок, который выглядит хаосом. Если бы был просто кризис в виде хаоса, в нем бы возникли сгустки творчества и появилась воля к созданию нового порядка, на целый исторический период. Возник бы «проект» – план жизнеустройства, устремленный в будущее. Из многих главных признаков нашего состояния я скажу о двух, которые остро проявились сегодня, когда произошел скачкообразный переход к «жизни с терроризмом». Это – как эксперимент («допрос Природы под пыткой»), когда благопристойные и молчаливые общественные типы вскрикивают от удара.

Первое наше довольно общее свойство в жизни без стержня – утрата способности выстраивать устойчивую логику умозаключений. Нет системы принципов (догм, теорий, норм) – и мы не можем в уме овладеть ходом событий. Мы идем от ситуации к ситуации, которые создаются не нами, и мыслим так, как предусмотрено манипулятором. Мы – марионетки, хотя бы и были несгибаемыми противниками манипулятора.

Возьмем нашу самую интеллектуальную и раскованную газету – «Завтра». За весьма короткое время она выбросила ряд лозунгов, между которыми – пропасть, несовместимость. Переход от одного к другому должен был бы, казалось, означать философское крушение, сожжение идолов. Ничего подобного – плавный переход, никаких душевных потрясений.

Вот, читаем: «Русский, учи албанский!». Это – об албанцах, которые при странных обстоятельствах и с неясными целями захватили склады с оружием. Вскоре оказалось, что эти албанцы стреляют в наших братьев-сербов, и призыв учить албанский язык негласно сняли. Прилетели самолеты НАТО бомбить сербов, и мы читаем новый призыв: «Сербы, разбомбите Берлин!». В статьях пояснение: не можете разбомбить с воздуха, так хотя бы взорвите парочку-другую жилых домов. Но дома были взорваны не в Берлине, а в Москве. И тогда – новый призыв: «Путин, разбомби Чечню!».

Путин, конечно, поступает именно так, как ему рекомендует «Газета Государства Российского», а блок «За Победу», как сказано в заявлении, «гордится отважными авиаторами». В тот же день, как я купил газету, авиаторы разбомбили в Чечне три моста и телецентр (может быть, телевидение врет, но в данном случае оно врет «по шерсти»). С каким сарказмом наше демократическое телевидение подчеркнуло, что пока что российская авиация не нанесла в Чечне таких же разрушений, как авиация НАТО в Югославии. Горючего, мол, у России маловато, а по сути подход один и тот же – утритесь, патриоты и коммунисты, гордые отважными авиаторами.

Те, кто авиаторами гордится, чуть ли не вчера пытались отрешить от власти Ельцина, в частности, за то, что послал авиацию бомбить Чечню. О каком проекте, который сплотил бы русских людей, можно мечтать, если каждое слово разрушает все предыдущие! Когда боевое заявление «Патриотического информбюро» завершается фразой из «Репортажа с петлей на шее». Люди, будьте бдительны! Как в Рязани?

Да и предыдущая фраза сводит с ума: «В России идет война». Вчера говорилось, что идет Третья Отечественная война, и всемирное зло – МВФ. Это еще куда ни шло, понять можно. Теперь же оказывается, что война идет не с Россией, а «в России». Какая война? Кто враг? Он – везде? Путин, разбомби Россию?

Только при массовой бессвязности мышления могли взрывы жилых домов принести такой драгоценный подарок режиму Ельцина (режим этот, кстати, давно уже тяготится самим Ельциным и прекрасно без него обошелся бы). Организованная оппозиция по сути исчезла – ее инакомыслие подавлено желанием «объединиться перед лицом врага». И репортаж о бое в Дагестане в газете «Завтра» уже заканчивается фразой: «Подхваченное ветром знамя плеснуло в небо ало-сине-белым шелком». По странице рассыпаны призывы: «Мочить беспощадно… Всегда и во всем стоять за своих…». Всегда и во всем! Как будто нет в России раскола по важнейшим вопросам бытия. Как будто десяток наемных бандитов (еще неизвестно кем нанятых и снаряженных) сняли все противоречия России. Замечательно само единение в языке: бандиты, премьер-министр Путин и газета оппозиции выражаются теперь одним словом: «Мочить!».

И это можно было бы принять за какую-то линию – есть же в обществе ниши для тоталитарно мыслящих людей. Газета могла бы передвинуться в такую нишу – и дело с концом. Не первая и не последняя. Но ведь и такой линии нет! В этом же номере на первой странице рисунок: «Кремлевский спрут, тебе капут!». Значит, в Кремле – не свои? Тогда как понять такую мысль: «Мы начали уничтожать врагов Родины… У нас есть еще бомбардировщики, вакуумные бомбы, химическое и бактериологическое оружие, напалм – посмотрим, как горят ваххабитские гнезда. А то и вплоть до тактического ядерного оружия…». У кого это «у нас» есть все эти штуки? Разве это выдается со склада без подписи «спрута»?

Рядом с рисунком призыв: «Памяти жертв 93-го… Вечная память и слава героям! Не забудем и не простим убийцу!». А как же «всегда и во всем стоять за своих»? Ведь и Коржаков, и жертвы – свои, чеченцем там был только Хасбулатов. И почему «не простим убийцу», а не «убийц»? Ведь Ельцин убийца метафорический, а были и исполнители. Почему за взрывы домов надо «мочить беспощадно» несчастных исполнителей «с их тетками-бабками», а за жертвы 93-го – не «мочить», а всего лишь символически «не простить»?

Подчеркну, что я не обсуждаю здесь ту или иную установку, это уже бесполезно – я лишь указываю на факт расщепления сознания. Это плохой признак.

Нынешняя неспособность выстроить связный проект делает русских, ставших действительно объектом большой информационно-психологической войны, в этой войне беззащитными. Им не на что опереться, чтобы устоять. Потому они и голосуют за Ельцина и Лебедя. Без оберегаемого оппозицией хотя бы минимального ядра принципов мышление людей теряет связность.

Тип мышления создает общий фон, на котором разыгрывается наша драма. Второе, о чем я скажу, более конкретно. Соединяясь с Путиным в доктрине «мочить», оппозиция наконец-то встает под знамена Бжезинского. Чтобы уничтожить Россию как цивилизацию и как страну, было необходимо и достаточно заставить ее принять ту «технологию крови», на которой стоит Запад. Ибо именно с этой технологией сильнее всего связаны самые главные понятия о добре и зле – то, что и определяет тип цивилизации.