Андрей Мороз - Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых

• Название: Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых
• Автор: Андрей Мороз
• Жанр: Культурология
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-9908630-5-7

Исследование посвящено почитанию святых в традиционной крестьянской культуре XIX – начала XXI в. и конкретно – легендам о святых, их взаимодействию с книжными житиями и фольклорной традицией. В основе многих житий святых лежат фольклорные легенды, однако влияние идет и в обратную сторону: жития святых, пересказываясь, изменяются и приобретают особенности фольклорных легенд. В работе рассмотрены механизмы формирования, функционирование, социокультурная роль и функции народных рассказов о святых, их взаимодействие и взаимовлияние с книжными житиями святых, а также дается подробный анализ в этнографическом и историческом контексте корпуса фольклорных текстов, посвященных святым Александру Ошевенскому, Кириллу Челмогорскому, Нилу Столобенскому, Никите Столпнику и Иринарху Затворнику.

---

Содержание книги, состав ее, название и другие признаки обычно не называются, так что не всегда возможно понять не только о какой именно книге идет речь, но и о книге ли вообще или листе бумаги со списком того или иного текста: [Если человек тяжело умирает,] это воскрёсну молитву [каноническая молитва Животворящему Кресту «Да воскреснет Бог…»] да вот у нас тута старушка всё вот ходит, читает книжку [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, д. Сварозеро, зап. от А. С. Ягановой, 1921 г.р.]. В данном примере совершенно неясно, пользуется ли старушка православным молитвословом или рукописной копией молитвы, которая широко используется не только для облегчения агонии, но и как оберег. Собственно, для народной традиции это и не представляет существенной разницы, важно, что за предметом, обозначаемым словом книга, закреплены сакральное значение и функции. В этом смысле она сближается с Библией. Лексемы книга и Библия и могут употребляться в одинаковых контекстах: Это обходят коров, стадо выгоняют в первый день, первый там, второй, когда коровы все соберутци уже, стадо, значит, они, пастух обходит. У нево есть какая-то Библия – не Библия, книга там, какая писанина, не знаю. Они обходят это стадо три раза. Читают эту писанину свою, писульку, читаёт, обошёл, пока пасёт коров летом он, этот отпуск у нево, што куда кладёт, кто кладёт в лес, под корень там, где коровы ходят в лесу [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, д. Чагово, зап. от Г. Я. Шангиной, 1936 г.р.].

Библия в народных воззрениях и представляет собой такого рода книгу, содержащую особую, сакральную информацию на все случаи жизни. Наиболее частотны отсылки к Библии в эсхатологических рассказах. Описывая признаки конца света, как правило, наблюдаемые современными носителями традиции, они отсылают к Библии, которую читал кто-то из их родственников или знакомых: Миша-то Иванов был, у него дедко-то был девяносто годов, да дедко всё чцитал [Библию]. Придём, а он: «Ой-ёй-ёй, девки! Доживём – деревню всю проволокой обмотают. По нёбу залетают железные птицы». А мы хохочцём – молодые были: «Чёго, дедушка, ты тут ворожишь? Какие железные птицы? Кто обмотат проволокой деревню?» Всё так и есть. Там так и написано. Вот чцитал Библию всё времё [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, д. Шуйгино, зап. от Ю. В. Коковиной, 1928 г.р., и М. А. Мосиной, 1925 г.р.]. Примечательно использование слова ворожить (гадать) применительно к чтению и пересказу Библии. К этому источнику нередко возводится любая информация о будущем (ср. традицию гадать по Библии): Конец света, дак, говорят, за хорошую жизнь дак Господь прибавит этова столетия. А за плохую жисть, дак и этова не доживём. Вот по Библии. Бабушка умерла, у ней Библия была, она всё говорила: «Господь сказал: «За хорошую жизнь столетия прибавит а за плохую, дак…» Лето-то сей год какое? Она говорила, што там сказано, говорит, там это написано, в Библии. Руководить будет… Горбачёв был, там написано, што Михаил, не сказано, што Горбачёв, Михаил, а после Михаила ничево не сказано, кто будет [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Кречетово, зап. от Т. Ф. Чащиной, 1925 г. р].

[Во время войны в Луганске] бабка по Библии читала, што красный петух белово победит: красный петух – мы, а белый – немец [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Нокола, зап. от С. С. Клочева, 1922 г.р.].

К Библии возводится и народное знание о евангельских событиях (разумеется, в народной интерпретации), и традиционные сюжеты легенд, и любое знание в области христианства (например, о святых, о праздниках православного календаря): Как был там Кирила Челмогорский ли, как ли. Святой. И вот эти изгнать-то хотели. Труфановцы… Казара-то (деревня Казариновская там, за озером, их так называли: «Ну, казара!»). И они хотели этова изгнать. Мать где-то там, в Библии, што ли, читала. Есть книги, наверно… [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Орлово, зап. от Б. Г. Бархатова, 1949 г.р.].

Часто лексема книга употребляется в сочетании с атрибутивом божественная. Использование этого термина применительно к магическим текстам зафиксировано в судебных делах XVII–XVIII вв., причем без различия предназначения заговоров: «Во многих заговорах образы мифологических персонажей переплетались с образами христианских святых […] Неудивительно поэтому, что магические действия нередко не осознавались человеком как противные христианской религии, а заговоры назывались не “ волшебными”, а “ божественными”» [Смилянская, 81].

Еще один эпитет, широко применяемый к книге, – старинная. Как известно, старое в традиционной культуре равнозначно авторитетному, проверенному временем, апробированному предками, в противоположность новому. Соответственно, книга, содержащая сакральную информацию, должна быть старой, старинной: [Осина плохое дерево?] Так плохое, я читывала в старинных книгах, что осина проклята Богом. Я вот читаю сейчас Новый Завет. [И это там написано?] Не в этой я книге читала, не в этой. Старинные божественные книги […]. А ведь осина-то: ветра нет, а листочки у ней всё равно она дрожит. Вот она проклята. А вот когда распяли Христа на кресте, то эти, воробьи, таскали гвозди, и они отдыхали на этой осине, а вороны кричали: «Так, так, так». Ворона ведь тоже проклятая. А воробьи тоже, потому что они таскали гвозди. Я уж не помню, в какой я читала книге. В старинной книге [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Ольховец, зап. от А. А. Фадеевой, 1922 г.р.]. Приведенный пример интересен еще и противопоставлением Нового Завета и старинных книг. Возможно, здесь сыграло свою роль слово новый, тем более что название Новый Завет малоупотребительно в народной речи. Существенно чаще он называется Библией или Евангелием.

Вместе с тем представление о Библии (или о священной книге) как о старинной имеет и реальную основу: в деревнях были в употреблении именно такие книги, которые могли казаться старинными – четьи книги, приобретенные в церквах в XIX в., старообрядческие рукописные книги или печатные, оформление которых позволяло их счесть старинными; после массового закрытия церквей в 1930-е гг. богослужебные книги уносились жителями деревень домой и по сей день хранятся там. Книга, отождествляемая с Библией, характеризуется не только (и не столько) содержанием, сколько внешними характеристиками. При упоминании ее называются такие признаки: это книга старинная, большая, толстая, в кожаном переплете, с застежками: [Иконы у скрытников[8] были?] Были у них иконы, книжки… Большая така книжка… и вот она и читает – вот что вот сечас, как свергнут этово, президента-ну ой, Господи, да – самолёты ещё не летали тогда, ну пролетывали, она говорит: «Будут железные птицы – ну как железные птицы, будут железные лошади пахать». Тётушка Евдокия, ты что? Она: «Да вот будут. Вот не будете вы пахать на лошадях, а будут трактора, самолёты…» [АЛФ, Архангельская обл., Каргопольский р-н, с. Бор (Боро-Свидь), зап. от А. Е. Кропачевой, 1932 г.р.].

Теми же признаками обладает Голубиная книга в духовном стихе: В долину та книга сорока пядей, Поперек та книга двадцети пядей [Кирша Данилов, 209–210]. В стихе «Идет инок по дороге…» книга, отождествляемая с верой, называется золотой:

Идет старец ис пустыни,
Идучи он слезно плачет,
Черноризец возрыдает.
А навстречу ему Господь Бог:
«Чево же ты, старец, плачеш,
Черноризец возрыдаеш?» –
«Как мне, Господи, не плакать,
Черноризцу мне не рыдати?
Как я млад зело пострихся,
Я всех добрых дел лишился,
Потерял ключи от церкви,
И златую твою книгу
Опустил я в Чермно море».
И рече ему Господь Бог:
«Ох ты стань, старец, воротися,

Со слезами Богу молися.
Сомучу Я Чермно море,
Я найду ключи от церкви
И златую Свою книгу,
И вложу Я в тебя кротость
До скончания твоего века,
И введу Я тебя в свой град,
Благословлю Я тебе твой дом».

[Марков, 731, № 298]

Все эти признаки книги называются вне отношения к ее содержанию. Содержание же Библии, или божественной книги, передается, как правило, со ссылками на пересказ, услышанный от кого-то в прошлом. Особый интерес представляет образ человека, читающего эту книгу. Читатель Библии в таких нарративах представляет определенный тип, маркированный иначе, чем обладатель книги. Голубиную книгу вообще никто не может прочесть и не читает, зато царю Давыду просто открывается ее содержание, он узнает его и без чтения [Марков, 228, № 53]. Особого единства признаков читателя Библии нет: в разных нарративах они варьируются, но всегда такой персонаж отмечен как неординарный в каком-либо отношении. Обычно про читателя книги сообщается, что это был старик (старушка) – теперь уже умерший – с добавлением эпитета божественный. Несомненно, то обстоятельство, что персонаж читает Библию (книгу), характеризует его как праведного, способного, в отличие от других, жить по Божьим законам. Книга в таком контексте является синонимом веры. То же наблюдаем в духовном стихе: