Александр Тихорецкий - Выстрел по солнцу. Часть вторая

• Название: Выстрел по солнцу. Часть вторая
• Автор: Александр Тихорецкий
• Жанр: Русское современное

Читатель, перед тобой – история человека, получившего способность перекраивать чужие судьбы, но так и не сумевшего как следует распорядится своей. Вместе с героем тебе предстоит пройти нелегкий путь побед и разочарований, ответить на вопросы, волнующие человечество с незапамятных времен. Что такое любовь, дружба, справедливость? Что делает нас счастливыми? Что же такое, в конце концов, наша жизнь?

---

Выстрел по солнцу Часть вторая Александр Тихорецкий

© Александр Тихорецкий, 2017

ISBN 978-5-4485-9115-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

– Так что, у меня не было ни малейшего шанса?

– Ни единого… – в свете процеженного шторами рассвета, было видно, как Кэти тихо качает головой. – Они все равно убили бы тебя.

Голос у нее был нежный, бархатистый, Ленскому казалось, что он когда-то уже слышал этот красивый голос, и смутные воспоминания разливались в душе волнами сладких мурашек.

Кэти сидела в кресле, напротив дивана, на котором настиг его сон. Он прилег на минутку, легкомысленно поддавшись внезапному приступу слабости, и тут же провалился в черную, непроницаемую бездну. Сон был тяжелым и глубоким, таким же сумбурным и беспокойным, как и предшествующий день, и ему понадобилось нешуточное усилие, чтобы выбрался из его вязкого, обморочного плена.

Первое, что увидел Ленский, проснувшись, был силуэт Кэти, в причудливых играх сознания показавшийся ему необыкновенно прекрасным и таинственным, заставившим сердце сладко и тревожно дрогнуть. Пелена утреннего полумрака качала его в волнах дремоты, и он никак не мог разделить иллюзию и реальность, соединившихся чудесным видением, помимо воли погружаясь в состояние невесомости, безвольного созерцания, где нет ни времени, ни пространства, где все несущественно и неважно.

Перед глазами все еще мелькали призрачные образы, обрывки разговоров, проносились чьи-то лица, глаза, голоса, нестерпимо знакомые и невероятно загадочные в своей невразумительной сути, и реальность, хлопотливая, вездесущая, неуемная реальность безуспешно пыталась вытеснить все это за пределы разума, обмякшего в цепких щупальцах сна.

Словно в его продолжение, вдогонку его эха, клочья густого тумана, чудесным образом проникшие сквозь стены и окна, смешиваясь с золотистыми оттенками интерьера, наполняли пространство ленивой негой, импрессией какого-то иллюзорного, фантастического мира.

Мысли скользили по глади сна, плоские, пустые, безликие, полностью освободив разум для чувств и ощущений, и Ленскому казалось, что он сам расплывается призрачными силуэтами, превращаясь в одно плавное, воздушное скольжение.

Но вот, где-то наверху открылись, наконец, невидимые шлюзы, пропуская действительность сквозь решето сознания, возвращая Ленского в мир разумного, и расплывчатые линии постепенно стали сменяться четкими контурами, преображая фантастические образы в привычный антураж его квартиры.

Дрема таяла, освобождая рассудок от планктона потустороннего, эйфория сна уступала место раскаянию и стыдливости, и, словно мальчишка, Ленский невольно ежился под своим пледом, застигнутый врасплох пристальным взглядом девушки.

В утреннем полумраке глаза Кэти казались волшебными кристаллами, полными боли и упрека, и, не в силах шелохнуться, спрятаться, отвести взгляд, Ленский едва не стонал, раздавленный тяжестью обрушившихся на него воспоминаний. Абдул-Гамид, Башаев, безумное пари – все вертелось у него перед глазами, непоправимостью, беспощадностью своей подлинности сводя с ума, ввергая в бездну отчаяния. И эта девушка! Господи, он выиграл ее в карты, снова, как когда-то, выиграл в карты! Поступок идиота, вызывающий, мягко говоря, недоумение, достойный, если не презрения, то, хотя бы, выразительного покручивания пальца у виска. Он вел себя, как пижон, как молокосос, дорвавшийся до всесилия и упивающийся собственной безнаказанностью. А эта погоня, эти объятья и поцелуи в темноте! Дешевый клоун! За одно только это он убил бы себя прямо сейчас, задушил бы без жалости и сожаления!

Невольно он прикрыл рукой глаза, едва сдержав страдальческий стон. Боже, как стыдно! И Бог с ним, с Князевым, пусть принимает какие угодно организационные решения и дисциплинарные меры, вплоть до ареста, до увольнения за непрофессиональность! Как быть с этой девушкой, тревожно и печально глядящей на него с высоты своего молчания? Он вырвал ее из привычной среды, из налаженной и обеспеченной жизни, бездумно увлек в сомнительное будущее. И, ведь, все – обратно уже ничего не вернешь, смерть Башаева отрезала любые пути к отступлению.

А как быть с Абдул-Гамидом, со всей паутиной отлаженных связей и контактов, паролей и легенд? Не закончится ли вся эта, в общем-то, заурядная, даже, можно сказать, банальная бытовуха политическим скандалом?

Ленский чувствовал, как отчаяние накрывает его удушающим жаром, парализуя волю, комкая мысли. Что же делать?

Захотелось немедленно исчезнуть, раствориться вместе с образами ушедшего сновидения, навсегда спрятавшись в раковине их призрачной недосягаемости, но сон уже растаял, и знакомое чувство ответственности со скрипом, с кряхтеньем наполняло сознание гнетущей тяжестью каких-то смутных, не совсем ясных пока еще обязательств. В голове крутились варианты развития событий, словно виртуальными кирпичиками, складываясь макетами будущего, и он лихорадочно, будто игрушечный домик, пытался выстроить из них что-нибудь связное, способное выдержать, хотя бы, один критический взгляд, но все его конструкции безнадежно рассыпались, вновь и вновь оставляя его у разбитого корыта.

Господи, а ведь, даже и посоветоваться не с кем! Да, и как, интересно, он себе это представляет? Услужливое воображение тут же нарисовало среднестатистическое лицо приятеля, с вежливым интересом застывшее на экране компьютера.

«Дружище, помнишь, ты рассказывал как-то – ты девушку в карты выиграл? Ага, значит, не приснилось. Представляешь, и со мной вчера такая же хрень приключилась. Да, тоже выиграл. Ну, как, как? Вот так вот взял, да и выиграл. Да, не в этом дело! Я чего звоню… Не подскажешь, как ты разруливал все это? Да, представь себе, не знаю! Даже не представляю! Слушай, помоги, а!»

Так, что ли? Боже, какой бред!

На всякий случай он еще раз порылся в памяти – существовала еще слабая надежда, что в ворохе когда-то прочитанного и мирно пылящегося на антресолях отыщется что-нибудь похожее, что-нибудь, хоть, отдаленно напоминающее его случай, но память молчала, растерянно замерев в стыдливой немоте.

Ленский мысленно потрепал себя по плечу. Поизносился ты, братец, в своих экспериментах с одиночеством, забыл даже, как вести себя со слабым полом. Подрастерял, так сказать, былой лоск, легкость общения. Бывало, стоит тебе лишь взглянуть бегло на объект, и уже обрисован круг интересов, понятны и обозначены болевые точки, и в голове – эскиз предстоящей осады. Помнится, ты даже пари с сам собой заключал, раскалывая особенно крепкие орешки просто так, из спортивного интереса, из любви к искусству.

А сейчас? Стыдно подумать! Какая-то двадцатилетняя девчонка, еще совсем ребенок, наверняка, отпрыск какой-нибудь привилегированной фамилии, недалекая, избалованная, измеряющая все категориями глупости и самомнения, заставляет нервничать и переживать тебя, тебя, матерого волка, искушенного плеймейкера, оперирующего масштабами вечности и Вселенной! И все это только потому, что ты позволил себе немного романтики, только потому, что тебе, видите ли, спросонья что-то померещилось!

Ирония перелилась через край, материализовавшись текстом слащавого любовного романа: «Страстью дрожал его голос, прекрасные глаза затуманились слезами…»

Он зло одернул себя. Хватит юродствовать, черт побери! У него что, совсем память отшибло? Это девочка – Кэти, его спасение, его удача! Каким-то непостижимым образом судьбы их пересеклись координатами вчерашнего вечера, сложились вместе вектором тепла и надежды, победившим холод и смерть.

И неважно, кто, и какая она на самом деле, для него она навсегда останется прелестной девушкой, вместе с жизнью подарившей ему несколько минут нежности и счастья, несколько минут молодости и беспечности, словно повернув время вспять, словно снова вернув его в далекое прошлое. И пусть это было так недолго, и пусть закончилось мучительным сном и таким же мучительным пробуждением, все пережитое до сих пор колышется в нем прекрасным облаком, и он благодарен ей, безмерно, безгранично, благодарен и обязан.

Неожиданная волна нежности заволокла сердце. И тут же, будто только и ждавшее этого, что-то темное, неприятное, надвинулось ледяной глыбой, вытолкнув на свет страхи и сомнения, растормошив вялую, заспанную совесть.

Нет-нет, нельзя! Нет-нет, только не это! Кто он такой, какое имеет право? Внезапное озарение грохнуло в голове тяжким колоколом. Господи, да ведь, эта девочка – совсем еще ребенок, а он уже почти старик, еще год-два и можно будет всерьез говорить о старости.

Старик? Он, Ленский – старик?

Сознание метнулось, растерянно застыв на полдороги, судорожно, словно дротики, одну за другой, выстреливая бессвязные мысли. А что ты хотел, дружок? Ничто не вечно, уж кому-кому, а тебе это знать – сам Бог велел. Все отмеряешь – десять лет, пятнадцать, а ты сложи их, сложи эти цифры, сложи и отмерь на шкале жизни. Что получается? Вот то-то! Так что, не хорохорься, смирись и живи с этим.