Андрей Куц - Хроники частного сыска

• Название: Хроники частного сыска
• Автор: Андрей Куц
• Жанр: Триллер

Молодой человек потерял нить жизни. Он встал на распутье. И вскоре он исчез. Его объявили в федеральный розыск. Через некоторое время мужчину нашли в придорожной ночлежке. Но он был неуловим, уходя от любой погони. Начали поговаривать, что он сколотил банду. В том месте стали пропадать люди. Поиском одного из пропавших занялся пройдошный сыщик. А главаря шайки искала не только полиция, но и его семья и его девушка, которая не раз встречала его и сажала в машину, но ни разу не довезла до дома.

---

Хроники частного сыска Андрей Владимирович Куц

© Андрей Владимирович Куц, 2017

ISBN 978-5-4485-9207-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хроники частного сыска

Присказка

Он стоял у окна и смотрел на дождь в большом городе.

Мегаполис шумел, гудел, звенел, выл и скрежетал. Всё двигалось, шевелилось, меняло блеклый окрас и размытую форму.

Дождь лил вторые сутки.

Небо было серым.

Город стал серым.

По стеклу плыли разводы – и на него смотрело чьё-то хорошо знакомое, но безобразно искажённое лицо.

«Это я», – с безразличием подумал мужчина.

Он вздохнул, заложил руки за спину.

Дождь лил. И хотя шум улиц не проникал в офис здания, ему казалось, что он всё слышит, и чувствует трепещущий, вибрирующий нерв жизни города.

Когда-то он любил осень.

Когда-то он был юн.

Когда-то он был беспечен.

Теперь же от прихода осени в нём не пробуждалось ничего, кроме тоскливой удручённости. Не радовала свежесть и прозрачность воздуха, пестрота листвы, тёплое, но неяркое солнце, густеющая день ото дня синь неба. Звонкий шелест опавшей листвы под ногами и шелест луж, которые рвутся шинами, катящихся мимо машин, утренний бодрящий холод и эхо вечерних улиц, запах костров и сырости – не будили возвышенных чувств, не тревожили сердца, не колебали сознание тягой к лирике и чистотой помыслов, от предвкушения первой встречи, от невинной и мимолётной, но приятной нежданной любовной увлечённости.

Когда-то он без оглядки переходил проезжую дорогу, доверяясь лишь слуху, полагаясь на чуткость, подкрепляемый верой в собственную неприкосновенность, возможность справиться с любой неожиданностью, противостоять ей, повелевать, манипулировать людьми и своей судьбой.

Это было когда-то, где-то там…

Теперь он пять раз смотрел то в одном, то в другом направлении, прежде чем решался пересечь автомобильную дорогу. А идя, ещё и ещё, снова и снова вертел головой, и, не веря глазам, смотрел опять.

Он старался, как можно реже садиться за руль. Ездил медленней, аккуратней, чем год назад. Избегал оживлённых магистралей. Только крайняя необходимость могла понудить его затеять игры со смертью – всякий неразумный, необоснованный риск был исключён из его жизни. Пока! До тех пор, пока он не определится с тем, что же делать со своим страхом смерти. Ведь существовала и иная трактовка появления этого страха и той силы, что парализовала даже здравый смысл, – поиск смерти, бег вслед за ней, чтобы настичь её ранее отпущенного срока или, если довериться Фату, получить то, что отпущено, что предначертано…

Когда-то он был весел. Когда-то люди любили его компанию, тянулись к нему, интересовались им. Теперь он скис, и душок был затхлый, как у квашеной капусты при неправильном хранении, – он источал густой смрадный дух. Подобное никому не приходилось по душе – многие стали сторониться его. Порой это задевало, огорчало, усугубляя его состояние.

Но были и такие, кто не предал, кто остался рядом, кто помогал и поддерживал, как и чем мог. Но иной раз человек изъявлял излишнюю бдительность и заботу – он раздражал навязчивостью, всматриванием-вглядыванием, и это провоцировало гнев, вызывая конфликт.

Он был мужчиной, который всё ещё оставался молодым человеком – в скором времени ему должно было исполниться всего лишь двадцать восемь лет. Он поднялся и встал на порог возрастного кризиса, – когда молодость уходит, и впервые по-настоящему, со всей полнотой осознаешь, что былое безвозвратно утеряно, и с каждым минувшим днём морщин на лице становится больше, а мешки под глазами с упорством появляются после каждой ночи, а не только, как когда-то, лишь после бурной, неудержимой, забористой, залихватской ночи…

Он стоял и смотрел на осень.

Его имя было сложным, но красивым. Возможно, даже чересчур красивым. Выглядело это несколько напыщенно, претенциозно. И его это не только устраивало, но ему это до сих пор нравилось. Его звали: Руслан Леопольдович Покрута-Половцев. В зависимости от окружения, от обстоятельств или нужд он порой называл себя, сокращая фамилию: «Здравствуйте, я – Руслан Покрута». – Или: «Половцев, Руслан Леопольдович». Половцев Руслан – ему нравилось больше прочего. И при этом он не врал и не вымышлял себя, скрывая истинное лицо. Он всего лишь упрощал.

Москву укрывал дождливый осенний вечер, а в офисе горел яркий «дневной» свет, было тепло и сухо – уютно.

Он стоял у окна и старался удержать взгляд на своём отражении – оно плавало на стекле в разводах дождевых потоков. На него глядело такое знакомое, такое любимое, но так безжалостно изуродованное, искажённое лицо с грубоватыми, крупными чертами в кайме немного вьющихся, и оттого пышных, светло-русых волос, с задумчивыми зелёными глазами, смотрящими куда-то мимо, сквозь собеседника или наблюдаемый объект. Фигура его отражения покачивалась, колебалась, и была она высока, худощава и малость нескладная, облачена в расстёгнутый до последней пуговицы серый пиджак и в голубую рубашку, украшенную тёмно-серым галстуком с розовыми, приглушённого тона, ромбовидными вкраплениями.

Всего каких-то два года назад он был озорным «вислоухим» мальчишкой, шумно и гарцуя катящимся по жизни. А теперь он – рабочий человек, ответственное лицо, «Господин Покрута-Половцев. Руслан Леопольдович». Всё это приятно, только… если бы только не нужно было прощаться с разгульным, удалым мальчишеством, которого он не только вкусил сполна, но успел пристраститься к его медово-перцовому вкусу.

Он находился в кабинете управляющего крупным спортивным магазином. Это был его кабинет. А магазин принадлежал его отцу – один из пяти, разбросанных по столице. Помимо этого отец занимался поставками спортивного инвентаря в спортивные залы и клубы.

Отец тоже не становился моложе. Вот и дела он потихоньку начал передавать сыну.

На работу к отцу Руслан поступил в двадцать пять лет. Переступил через себя, сжал зубы – и пошёл на службу. Вначале были необременительные, второстепенные должности – отец приучал, втягивал его в деловой процесс. Пост управляющего Руслан получил незадолго до своей двадцать шестой годовщины. Таким образом, на второстепенных должностях он пробыл, успевая придаваться прежней разгульной жизни, что-то около семи-восьми месяцев. Отец повысил его в должности не столько за заслуги или по родству, сколько из-за надежды, что высокий пост образумит, остепенит его беспокойного и безответственного отпрыска. Так и произошло, но лишь спустя полгода.

Отец сделался довольным: сын погрустнел, а это значит, что он помудрел, – стал сдержанней, ответственней и, несмотря на полную самостоятельность, сын как никогда от него зависел – в коем-то веке Руслан нуждался в отце! А всё потому, что крупный бизнес не мог успешно развиваться, не терять темпа, не нести убытков без опыта и связей отца, – и Руслан не тушевался, не гордился, не стеснялся, ничего никому не доказывал, он без обиняков обращался к отцу за помощью.

Вот уже больше года дело, став привычным, спорилось, а функции и задачи Руслана росли и множились: он всё больше сближался с отцом, чаще выполнял его поручения и подменял его, перед ним открывались «потайные» комнаты – он допускался к секретам и тонкостям ведения устоявшихся, налаженных дел и контактов, примеряя на себя одёжку преемника семейного бизнеса.

Так бы всё и шло, если бы не подмявшая Руслана хандра и не злополучный телефонный звонок от отца, вдруг вспомнившим о существовании деда. Этим звонком отец поставил сына перед фактом, которым тот не мог не обремениться, – отец снова, в который уже раз за последние месяцы, взвалил свою проблему на плечи Руслана.

Дед, то есть родной отец отца Руслана, был скверным, вздорным стариком. Но у Руслана не было возможности узнать об этом: он видел деда не более двух раз за свою жизни, и потому не мог о нём судить, – он доверялся мнению отца.

А дед таким был всегда – скверный старик!

Но это был дед, родной дедушка. И он умирал.

Отец Руслана наотрез отказался к нему ехать. Руслана же он не принуждал к поездке, он якобы всего лишь известил его о наличии проблемы. Но, если Руслан захочет «проводить деда в последний путь», он не станет противиться – это дело Руслана, он уже взрослый, и должен самостоятельно принимать подобные решения.

Может быть, всё так и обстояло на самом деле, может, отец и не желал поездки Руслана к умирающему деду, и, звоня сыну, он действительно думал только о том, что тот имеет право знать о близости столь печального события.

Отношения между Леопольдом (отцом Руслана) и Семёном Игнатьевичем (отцом Леопольда) никогда не были гладкими. С малых лет Леопольд испытал, что такое унижение и нужда. Унижение – из-за своего имени. Нужду – по бедности семьи. И ещё были страх и призрение. Страх – перед ворчливым, смурым и взбалмошным, недолгим до расправы Семёном Игнатьевичем – отцом. А призрение – всё к тому же Семёну, к своему отцу, за его беспомощную муку, которую тот постоянно терпел и тешил в думах, и не только не старался хотя бы чем-то облегчить жизнь семьи, но и не находил в себе сил для достойного поведения, чем только усугублял, делая нестерпимым, положение домочадцев.