Евгений Макеев - Автобиографическая сюита. Нелёгкое чтиво для развлечения, адресованное моим дочерям

• Название: Автобиографическая сюита. Нелёгкое чтиво для развлечения, адресованное моим дочерям
• Автор: Евгений Макеев
• Жанр: Русское современное

В последовательность собственных биографических событий, представленных легко и иронично, вплетены краткие занимательные истории, связанные с родными, близкими, знакомыми и случайными людьми.

---

Автобиографическая сюита Нелёгкое чтиво для развлечения, адресованное моим дочерям Евгений Макеев

© Евгений Макеев, 2017

ISBN 978-5-4485-8527-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Некоторые люди склонны полагать участие Бога в своём рождении. В моём понимании фактом является лишь похожесть моя внешняя – материальная, видимая – и внутренняя, – невидимая, духовная, – на моих родителей. Видимо, они действительно участвовали в моём появлении на свет. Им я и посвящаю это повествование.

Часть I С незапамятных времён и до совершеннолетия

Глава 1. Анжерка

Ну что ж, и скучно, и сухо, и издалека начну я этот экскурс. Чтобы нетерпеливый читатель поскорее забросил сей недозрелый опус и взял с полки Ильфа и Петрова.

25 февраля 1891 года Божиею поспешествующею милостию Император и Самодержец Всероссийский Александр III подписал именной высочайший указ о строительстве Транссибирской железной дороги. Магистраль потянулась на восток от южно-уральского города Миасса и навстречу – на запад, из-под Владивостока, из Куперовской пади, где первую тачку земли отвёз на будущую насыпь цесаревич Николай Александрович, будущий император Николай II.

В стовёрстной полосе вдоль железной дороги попутно велись крупные геологические исследования. В северо-восточной части Кузнецкого бассейна были обнаружены большие запасы угля. Началась промышленная разработка угленосных отложений.

Там в это время и возник маленький разъезд, выросший в станцию Анжерская. Появился посёлок Анжерка на реке Анжера. Рядом – посёлок Судженка, названный переселенцами из Курской губернии, где был город и река Суджа. В 1928 году два посёлка срослись, объединились и в 1931-м постановлением ВЦИК получили статус города.

В шахтёрский город Анжеро-Судженск семейство моего деда Ивана Фёдоровича Янкина попало сразу после войны из ближайшей деревни Венедиктовка, в которую перед самой войной перебралось из села Большие Ари Лукояновского района Горьковской области, из-под города Арзамаса.

Дед Иван родился в большом селе Большие Ари, что образовывало в те времена собственную волость в Лукояновском уезде, в крестьянской семье Фёдора Савельевича и Марфы Панкратьевны Янкиных 8 сентября 1901 года. Был парнем коренастым и основательным, успешно закончил начальную школу. Работы не боялся. Вечерами вместе с остальным сельским молодняком плескался в пруду, что был в самом центре села, и сумерничал на завалинках, вместе со всеми лузгая подсолнечник. Всегда отмечал себе среди девчонок стройную и смешливую Анну Лаврову, которая была ровно на год и три месяца младше его. 24 мая 1923 года они поженились. Отгремела деревенская свадьба, отделились, отстроились. Завели хозяйство. Через год родился первенец – дочь Маруся. Жили как все, рожали и растили детей, зарабатывали в колхозе трудодни, не замечая бегущих зим и лет. Но колхозная жизнь не давала ни сытости, ни дохода крестьянской семье. А семья Ивана и Анны к концу предвоенного 1940 года уже была не маленькой – пятеро детей, мал мала меньше. Решили сорваться с места в богатую землёй и работой Сибирь.

Был у Ивана младший брат Пётр. Он тоже решил податься в другие места на поиски счастливой доли. Но Пётр направился в сторону столицы. В детстве я однажды побывал с мамой у него в гостях, в подмосковной деревне Зайцево. Место было сказочной красоты. Деревенские домики полукругом прилепились к удивительному водоёму, который состоял из небольшого главного озера и нескольких совсем крошечных, размерами с теннисный стол, озерец, связанных между собой где-то под землёй. Это я так решил, что они составляют одно целое, потому что и в большом озере, и в маленьких водились совершенно одинаковые пёстрые и плотные, как сосиски, бычки. И водоросли были такие же, и вода того же цвета. Уже через полчаса после приезда я с удочкой проверял там клёв. А деда Пети дома ещё не было, он пас местное стадо, и должен был вскоре спуститься с лесистого пригорка, что с восточной стороны вплотную подкрадывался к озеру. Мама сказала мне: «Ты сразу его узнаешь, у него на всё одна присказка – «сердце моё ретивОе». Время близилось к сумеркам, я вытащил уже нескольких бычков. И тут послышался треск на вершине пригорка. Невысокий ладный мужичок, копия моего деда Ивана, в кепке и кирзачах, поскользнувшись на влажной траве и проехав на брюках пару метров пригорка, ухватился за куст и, чертыхаясь и кряхтя, осторожно приподнимался на склоне. «Так твою мать! Сердце моё ретивОе!» – услышал я долгожданный пароль.

И в Больших Арях мы с мамой побывали. Там я познакомился с родной сестрой бабушки, похожей на неё как две капли воды. И искупался в том самом сельском старом пруду, на который прилетел мухой после того, как жердь забора под моими ногами отвалилась – тянулся за черешней в саду – и я с размаху голой спиной опрокинулся в крапиву.

Но вернёмся в 1941-й год.

Семейство Ивана Янкина в конце пути оказалось в деревне Венедиктовка, недалеко от Анжерки, как все называли станцию и город Анжеро-Судженск. Но обустроиться, как следует, не успели. Война. В неполные свои сорок отец большого семейства был мобилизован дать отпор фашиствующей неметчине, что вероломно вторглась в наши земли. Анна слёз удержать не могла, и дети, глядя на неё, подвывали, когда Иван перевалился через борт полуторки после прощания у сельсовета. Он прошёл всю войну от начала и до конца, несколько раз был ранен, но всё-таки вернулся живым.

Иван Фёдорович пришёл с войны с медалями, с плохо поднимающейся рукой, и со стойким умеренным алкоголизмом. Эта война, Вторая Мировая, больше у нас известная как Великая Отечественная, была великолепно и талантливо организованной величайшими в истории человечества серийными убийцами Гитлером и Сталиным кровавой бойней. Десятки миллионов человеческих жизней были брошены на алтарь непомерных амбиций тщеславия и вседозволенности двух людоедов. Но моему деду Ивану посчастливилось вернуться с той войны.

Пока он воевал, вытянулись на тюре и картошке дети. Драники, любимые во многих семьях, которые сейчас и у моих детей считаются за лакомство, наряду с другой простейшей картофельной едой настолько обрыдли людям за долгие годы войны, что в ходу были даже куплеты, которые, однако, опасались исполнять при чужих, памятуя о длинных руках НКВД.

Тошнотики, тошнотики —

Советские блины.

Продам я вам тошнотики —

Куплю себе штаны.

Детей надо было кормить, поднимать. Но работником на сельской ниве глава семейства теперь уже был никаким. Поселились в Анжерке. Иван Фёдорович получил инвалидность, нанялся сторожем. А ещё всей неграмотной округе помогал составлять заявления, жалобы и прошения.

Моя мама была младшим ребёнком в семье. Бабушка звала её Наськой, остальные – Тасей. На самом деле была она Анастасией. А старшей была Манька. Мне она, стало быть, приходилась тётей Марусей. За ней шли по возрасту братья Лёнька, Санька и Витька, то есть Алексей, Александр и Виктор. Ещё два ребёнка, как мне вспоминается из рассказов мамы, умерли в младенчестве.

Бабушка Анна Дементьевна занималась хозяйством и детьми, Иван Фёдорович сторожил советские учреждения. По дороге с работы домой дед Иван успевал изрядно принять на грудь. Жизнь была однообразна и тяжела. А третьесортное пойло, называвшееся вином, при советской власти всегда было более-менее доступным лекарством от однообразия и беспросветности. Однако от выпивки дед добрее не становился, лишь притуплял остроту восприятия действительности. Дома матюгами и подручными предметами быта гонял жену и детей. До тех пор, пока сыновья по демобилизации со срочной армейской службы не поставили его на место.

А гонять тогда было где. Хозяйство было довольно обширным. Семья занимала полдома, состоящего из сеней, кухни с печью, холодной кладовки и большой жилой комнаты. Задний угол дома со стороны кладовки был под кровлю засыпан землёй. Там был устроен «верхний огород» примерно в одну сотку, на который вела земляная с дощатыми ступенями лестница вдоль внешней стены сеней. Посему в кладовке даже жарким летом стоял нешуточный холод.

Перед домом был дворик с небольшим аккуратным сараем под инструмент. Дворик ограничивался забором с воротцами и калиткой. За забором, через неширокую проезжую накатанную дорожку, тянущуюся вдоль улочки с шахтёрскими домиками, был ещё забор с калиткой. За ним был уже большой, соток десять, огород, взбирающийся по насыпи к шоссе, ведущему от железнодорожного вокзала к центру города.

Так и жили.

Пришло время, повзрослевшие дети один за другим начали покидать стариков. Моя мама – Наська – последней перебралась в ближайший город Тайгу, в котором был железнодорожный техникум. Там уже обустроились старшая сестра с мужем Прокопом Фомичём и детьми Галей и Володей. В Тайгинском техникуме, в котором преподавал сопромат и механику Прокоп Фомич, моя мама познакомилась с моим отцом и вышла замуж.