Роман Красильников - Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию.

• Название: Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию.
• Автор: Роман Красильников
• Жанр: Языкознание
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-94457-225-7

Монография представляет собой комплексное исследование функционирования танатологических мотивов в художественной литературе. Опираясь на богатые традиции изучения проблемы смерти в гуманитарной танатологии и литературоведении, автор выделяет специфическую область знания – литературоведческую танатологию, призванную выявлять и систематизировать танатологические элементы в литературе. Точкой отсчета для литературоведческих изысканий в этой сфере выбирается теория мотива, позволяющая сконцентрировать внимание на роли одного компонента текста в организации произведения, авторской творческой системы и даже исторически обусловленной художественной парадигмы. Логика исследования продиктована семиотическим подходом к мотивному анализу: изучаются семантика, синтактика и прагматика танатологических элементов. В контексте данных областей знака рассматриваются особенности репрезентации танатологических мотивов, их участие в организации сюжета, в создании образов персонажей, взаимодействие с различными художественными парадигмами, эстетическими категориями и т. д.

Книга адресована филологам, философам, культурологам и всем, кто интересуется вопросами литературоведения и гуманитарной танатологии.

---

Второй этап, который Ф. Арьес называет «смерть своя», утверждается интеллектуальной элитой в период между XI и XIII вв. на основе идеи Страшного суда. Этот этап является результатом трансформации человеческой судьбы в сторону ее индивидуализации. Собственная идентичность возобладает над подчинением коллективной судьбе. В своей смерти человек индивидуализируется: после кончины он подвергается индивидуальному суду [Арьес 1992: 478–479]. Историк подчеркивает, что именно с этой модели начинается «переворачивание» смерти: усиливается страх перед ней, ведутся поиски облегчения посмертной судьбы человека (повышается значение заупокойной службы, католическая церковь разрабатывает представление о чистилище), возникает проблема сохранения собственного «я» (появляется институт завещания). Данная концепция нашла отражение, например, в «Божественной комедии» Данте, у персонажей дворянского или купеческого круга в произведениях Л. Толстого (Андрей Болконский в «Войне и мире», Василий Андреич в «Хозяине и работнике»).

Третий этап эволюции восприятия смерти (эпоха Просвещения) – «смерть далекая и близкая». Он характеризуется, по Ф. Арьесу, крахом механизмов защиты от природы. И к сексу, и к смерти возвращается их дикая, неукрощенная, не смиренная ритуалами сущность. На первый план выходят ранее далекие танатологические аспекты (возможное сочетание с эротикой, например слух об эрекции у повешенных); одновременно происходит удаление из повседневности понятных и близких сторон смерти (сокрытие тела в саване, в катафалке). Символом данной концепции для ученого становится творчество маркиза де Сада. Показательно, что этой же эпохе посвящен и роман П. Зюскинда «Парфюмер», где также наблюдается сочетание танатологических и эротических мотивов.

Четвертый этап многовековой эволюции в переживании смерти – «смерть твоя» (эпоха романтизма). Комплекс трагических эмоций, вызываемый уходом из жизни любимого человека или друга, на взгляд Ф. Арьеса, новое явление, связанное с укреплением эмоциональных уз внутри семьи и вообще между людьми. С ослаблением веры в загробные кары меняется отношение к смерти; ее ждут как момента воссоединения с любимым существом, ранее ушедшим из жизни. Кончина близкого человека представляется более тягостной утратой, нежели собственная смерть. Романтизм способствует превращению страха смерти в чувство прекрасного [Гуревич А. 1992: 15–16]. Французский историк опирается в характеристике данной концепции на творчество сестер Бронте.

Пятый этап, названный Ф. Арьесом «смерть перевернутая», характерен для XX в., когда общество вытесняет смерть из коллективного сознания, ведет себя так, как будто ее не существует [Арьес 1992: 479]. На передний план выходят медицинские и экономические проблемы социального умирания: им занимаются лишь врачи и представители похоронного бизнеса. Умершее тело, равно как и информацию о смерти, стараются исключить из повседневной жизни, повседневных разговоров; родственники в большей степени доверяют клинической помощи, чем надеются на свои силы в сопровождении умирающего, ему остерегаются сообщить правду об истинном положении дел. Эту танатологическую модель можно проиллюстрировать произведениями из недавно вышедшего номера журнала «Иностранная литература», посвященного теме «memento mori»: «Последние слова» С. Дельбланка [Дельбланк 2010], «По наследству. Подлинная история» Ф. Рота [Рот 2010], «Собственная смерть» П. Надаша [Надаш 2010] и др.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Очевидно, что слово «танатологические» выглядит избыточным: точнее было бы сказать «танатические», ведь относительно антипода Танатоса – Эроса – свободно образуется прилагательное «эротический». Вместе с тем подобный казус, свидетельствующий о лингвистических причудах русского языка, наблюдается и в психологии, где часто смешиваются лексемы «психический» и «психологический». Заметим, что здесь также накладываются друг на друга понятия науки и ее объекта (общая психология – психология индивида), и адъектив, по всей видимости, образуется именно от второго термина.

2

Из специальных исследований, посвященных истории философской танатологии, см., например, [Choron 1967; Scherer 1979; Гагарин 2002; Иванюшкин 2011].

3

Этот постулат в том или ином виде встречается и у других философов – «Философия есть помышление о смерти» (Иоанн Дамаскин), «Философствовать – это значит учиться умирать» (М. Монтень).

4

В Оксфордском словаре упоминается книга Митчелла 1904 г., посвященная И. Мечникову, где отмечается возникновение двух научных направлений – о старении (геронтологии) и о смерти (танатологии) [The Oxford English Dictionary 1978, XI: 246].

5

Об активности танатологической дискуссии в естественных науках в 1920-е гг. можно судить также по работам А. Немилова [Немилов 1923] и И. Шмальгаузена [Шмальгаузен 1926].

6

См., например, критическую статью Ю. Давыдова о танатологических идеях З. Фрейда [Давыдов 1987].

7

Некоторые исследователи, наблюдающие за развитием танатологии со стороны, называют нынешний всплеск внимания к данной проблематике «танатологическим бумом», «танатоманией» [Каверина 2004: 3].

8

Это «стандартное» определение представляет собой перевод словарной статьи из энциклопедии «Британника» [The New Encyclodaedia Britannica 1991, XI: 672].

9

Свой вклад в развитие психологической танатологии (танатопсихологии) внесли такие российские ученые, как А. Баканова [Баканова 2014], В. Карандашев [Карандашев 1999], А. Налчаджян [Налчаджян 2004].

10

См. также диссертацию В. Варавы [Варава 2005]. Из других работ о современной танатологии отметим статьи В. Сабирова [Сабиров 2002] и С. Роганова [Роганов 2007], а также книгу И. Полотовской [Полотовская 2010].

11

Приведем хотя бы одно определение смерти, составленное лингвистом, изучившим различные словарные статьи: «В большинстве словарей и энциклопедий под смертью понимается необратимое, неизбежное и естественное прекращение жизнедеятельности организма и вследствие этого – гибель индивидуума как обособленной живой системы, сопровождающаяся образованием трупа и разложением биополимеров» [Тетерина 2006: 31].

12

До Э. Дюркгейма проводились статистические исследования суицидальных актов, в том числе в России (см. [Лихачев 1882]).

13

См. также работы других исследователей по проблемам бессмертия [Токарчик 1992; Пугачев 1996; Философия о смерти и бессмертии человека 2001].

14

По данному вопросу существует довольно обширная литература, в том числе литературоведческого характера (см., например, [Кацис 2000]).

15

Нами были выявлены и более ранние работы танатологического характера (например, [Schwebel 1876; Bomstein 1900]), указанные в одном из библиографических справочников [Bauerhorst 1932: 68–69]. Однако нельзя однозначно сказать, можно ли их относить уже к литературоведению как науке.

16

На русский язык переведена статья В. Казака «Смерть в творчестве Пушкина» [Казак 2002].

17

Сборник по материалам конференции был издан накануне публикации данной монографии [Мортальность в литературе и культуре 2015].

18

Отчасти этот замысел был реализован ученым в его книге «Смерть в России X–XX вв.: историко-этнографический и социокультурный аспекты» [Постнов 2001].

19

Вызывает интерес и классификация смертей персонажей Л. Толстого в другой работе Ю. Семикиной: «проявление Божьей воли» (Лиза Болконская, Илья Андреевич Ростов), «естественный жизненный цикл» (Кирилл Владимирович Безухов, Баздеев, Кутузов), «возмездие» (Элен Безухова, Анатоль Курагин), «разрушение стереотипа в изображении красивой гибели молодого героя» (Петя Ростов), «сюжетообразующая функция танатоса» (Николай Андреевич Болконский), «“идейная” смерть» (Платон Каратаев, Андрей Болконский) [Семикина 2005а: 148].

20

Здесь понятие идеи отличается от литературоведческого, когда идея связывается с основной мыслью, авторской позицией по отношению к поставленной проблеме.

21

В некоторых статьях встречается также словосочетание «семантика смерти» [Конрад 2004; Валеева 2014].