Анатолий Жариков - Завтра будет вчера. Лирические стихотворения

• Название: Завтра будет вчера. Лирические стихотворения
• Автор: Анатолий Жариков
• Жанр: Поэзия

Иногда это вопросы риторические, словно ребёнок смотрит мир прозрачными, светлыми глазами: Божий день. Оса в конверте. Кто живёт на этом свете? Чаще – это нелёгкие, болезненные вопросы: А если там, в аду или раю, ещё раз умереть, куда я попаду? Лирический герой не приходит к определённым выводам: Не торопись, возьми и взвесь на каменной реснице Будды и жизнь, как будто она есть, и смерть, как будто она будет. Поиски продолжаются. А значит, продолжаемся и мы.

---

Завтра будет вчера Лирические стихотворения Анатолий Жариков

© Анатолий Жариков, 2017

ISBN 978-5-4483-4883-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не-Мой ДЕНЬ

Этот абсурдный и безбожный мир населён

утратившими надежду и ясно мыслящими

людьми.

Альбер Камю

«Плохою не бывает, дрянь – погода…»

Плохою не бывает, дрянь – погода
и мокрый снег на чашечках весов.
Уже написано сочувствие народу
тяжёлыми ударами часов.

Что делать в январе? Оставить кожу
с зарубкой года и отплюнуть яд.
Все ёлки тайной памятью похожи,
когда на крестовинах стоя спят.

Уроки русского

Я не проснусь от слов на франсе или инглише,
не гнусавь, дорогая, и не томи,
я не пойму откровенное гоу ту ми,
разорви мои вены спокойным «сунься поближе…»

«И что возвышало, хранило, влекло, растаяло в дым…»

И что возвышало, хранило, влекло, растаяло в дым…
И вот не мужчина уже, а почти херувим,
лежит подле Вас, махрою и водкой храним.

Утро туманное

Здесь плотный дух, здесь запах лука,
котлет и винного завода,
три куба воздуха для слуха,
один квадрат для небосвода.

И полчаса лучи от солнца
играют с утварью убогой,
за стенками стучит, и льётся,
и плачет драма диалогов.

Пора, будильник зубоскалит,
принять свой шкалик кислорода.
Хрипят простуженные дали.
Слова и музыка народные.

Если проснусь

Свет созревает, как нарыв,
на сером теле неба.
Я спал, я для себя открыл,
что я полночи не был
на светлой стороне земли,
где люди, горы, корабли,
семья, друзья, работа…
Глаза открыл мне кто-то,
и я увидел, как я стар,
мой собеседник – жалкий страх,
стакан – мой собутыльник.
И свет не держится на мне,
он тенью дрыхнет в стороне,
как мёртвый свет латыни.

Филип Ларкин. Иди сюда

…И вот – спешит под парусом молчанья,
на чёрной палубе немые чайки,
в кильватере не пенится вода. – Иди сюда!

«Пьяное поле…»

Пьяное поле.
Ветер на воле.
Запах соломы.
Тень у порога.
Дали без Бога.
Кто мы?

«Я не грешен, хожу по парку…»

Я не грешен, хожу по парку,
собираю бычки и парюсь,
мну ногами ржавые пятна,
что от солнца, словно опята,
а руками пишу тему,
а глазами нагую Еву,
чтобы нежно её трогать…
У меня нет претензий к Богу.

«Дятел полдень насквозь продолбил…»

Дятел полдень насквозь продолбил,
жук всю ночь до утра прожужжал,
я до донышка жизнь пропил,
я до смерти её продышал,

до ширинки её просвистел,
до шнурков её проморгал,
я звезду просверлил, проглядел,
ничего там не увидал.

«Тот, кто искренен, – таен и тих…»

Тот, кто искренен, – таен и тих
и не видит своей звезды.
Сад свои деревья расстриг
перед снегом и нищ до дыр.

Рассекает ядом язык,
не теряет форму змея.
Под ларьком привокзальным мужик
загрустил от вина бытия.

За един остановленный миг
пьёт вокзал и седой проводник,
пьяный Фауст к окошку приник,
как седые столетия, дик.
Тот, кто искренен, – таен и тих.

«Льётся вода из чайника в чашу…»

Льётся вода из чайника в чашу,
дождь шебаршит на покатой крыше,
тихо уходят столетия наши,
белые, чёрные, тёплые, рыжие.

Медленно почва твердеет под солнцем,
наши пироги ещё под пилою,
пахнут мочой и смолою сосны,
пахнут слова кислотой перегноя.

Тёплый кагор от сознанья густеет,
в щели и дыры стекают мысли,
свет обгрызают крылатые тени:
сытые свечи, церковные мыши.

Разговор

На разных языках о разном
беседовали двое. Мир стоял
на пиках, виселицах и распятьях…

Он же пришёл с оружием, которым
можно разрушить и создать,
забыться, просветлить, стать всемогущим —
Словом. С тем, что способно обезоружив —
подчинить; дать направленье —
ослепив; безвольного —
поставить первым; и нищему —
дать все богатства мира…
Он опустил на голову больного
ладонь, и боль ушла. Впервые
стало просто и свободно. Но более больной
не изъявил желания лечиться…
День истекал часами и сознаньем.

– И что есть истина?
– Какой сегодня век?..

«Твои глаза у ангела…»

Твои глаза у ангела,
слова твои у дьявола,
язык твой у змеи.

Моя душа от ангела,
мои стихи от дьявола
и дни мои – твои.

«День минул, жизнь не ведает конца…»

День минул, жизнь не ведает конца,
поэт пьёт мёд из крови мудреца,
на грани призрачного счастья
спит на скамейке человек.
День длится дольше замысла творца.

«И речка, отрезвевшая до дна…»

И речка, отрезвевшая до дна,
и почва, отощавшая до глины,
нам представляют лета середину;
раскрыты клювы, пасти, изо рта

полдня исходит заданное слово,
лень на полях, молчанье в небесах,
и мысль течёт асфальтом, и сурово
размазано пространство на часах.

Нет хода, ритма, строчка набекрень,
в пыли лежит плохою рифмой день,
в медовом мареве пустынные пути,
не хочется и некуда идти.

«От Змея пошли Каины…»

От Змея пошли Каины,
от Адама Авели,
из дерьма повсюду
всякие Иуды.

 Видел бог, что дела
нет от беспредела.
И тогда из света
пьяного поэта
в понедельник сделал.

«А если там, в раю или в аду…»

А если там, в раю или в аду,
ещё раз умереть, —
куда я попаду?

«В небе столкнулись две птицы и обнялись…»

В небе столкнулись две птицы и обнялись.
Пёс ходил меж людей и пугал человеческим взглядом.
Две параллельные просто сольются в одно.
Слишком большое пространство для жизни – покажется ночью.
Очень короткое время звучанья стиха.

«Родина смачно поставит засосы…»

Родина смачно поставит засосы,
ветер погонит стихи по дорогам,
дождик присядет со мной на пороге:
– Братцы, возьмите меня в дикороссы.

Солнце прикурит с моей сигареты,
небо хлебнёт вина из стакана,
в сердце тепло, потому что лето,
пью за здоровье всех графоманов.

Утро на доблестный подвиг настроит,
важно запомнить всё поминутно…
Всё прожитое сходно с игрою,
дни отпускаю, куда-то плывут они…

«На родине всё глаже, тише…»

На родине всё глаже, тише,
где ж ё-моё, ядрёна мать?!
Земляк такую хрень напишет,
что некогда и почитать.

«Горек дым сигарет…»

Горек дым сигарет,
снится молот и серп
и изолятор сучий,
снится счастливый случай,

мать наша на плакате
на здании военкомата.
Горек угарный дым,
Родину не продадим —

так меж собой говорим
между четвёртой и пятой…
Пахнет дерьмом и мятой
весна…

«То, что таишь от других, то и снится тебе…»

То, что таишь от других, то и снится тебе,
снится вода – значит к счастливой судьбе;
снится петух – значит певцом тебе быть
с голосом очень высоким; снятся гробы —
быть тебе мастером, делать красивые вещи.
Снится дорога – шляться по ней бесконечно.

«Закручивай сюжет…»

Закручивай сюжет,
раскручивай рассказ,
твоя свеча уже
не отогреет глаз,
не даст на стены тень
и свет на потолок. Обыкновенный день,
от неба шерсти клок…

«Мне вилка в бок, ребро в печёнку …»

Мне вилка в бок, ребро в печёнку —
весна, мутит от передвижек,
на площади играет Моцарт,
в подвале пьёт вино Сальери.
Через дорогу славят бога
колокола, скрежещет птаха,
бьют яйца, заедают пасхой…
Но я предпочитаю Баха.

«Просунь глаза в весеннее окно…»

Просунь глаза в весеннее окно,
там крутят чёрно-белое кино,
механик пьян, корабль идёт на дно,
а с ним причал и город заодно…

Стоящему ж у храма всё равно,
ему от мира божьего дано —
и горький хлеб, и сладкое вино.

«Дождь замазал все окна…»

Дождь замазал все окна,
может, вечер уже, может, ночь,
та стена, что на север, промокла,
не звонит с понедельника дочь.

Я ковёр ковыряю в зале,
ты на кухне по делу торчишь.
Мы давно все слова сказали
и теперь, как шпроты, молчим.

Мы теперь старик и старуха
у корыта… Дни наши тихи…
Мы не верим ни смерти, ни слухам
и от скуки читаем стихи.

«Вот и вечер кроваво-розный…»