Константин Загорский - Любить. Нельзя. Рассказы

• Название: Любить. Нельзя. Рассказы
• Автор: Константин Загорский
• Жанр: Русское современное

Любовь сопровождает человека на протяжении жизни. У любви есть необычное свойство – многоликость. Любовь – этой порой скрытые переживания отца, пресловутая слепота материнских чувств к ребенку, калейдоскоп детских ярких воспоминаний, неподдающиеся логическому анализу отношения между мужчиной и женщиной, а самое главное – жажда жить, любовь к самой жизни, несмотря на то, что «эксперты сомневаются». Обо всем этом простыми словами, без вычурных фраз и нравоучений щедрая горсть авторских рассказов.

---

Любить. Нельзя Рассказы Константин Викторович Загорский

© Константин Викторович Загорский, 2017

ISBN 978-5-4485-7828-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Без приглашения вошёл я в эту жизнь….»

Благодарности

Маме,

папе,

медицине,

Иисусу Христу и Будде,

бабушкам, дедушкам, прабабушке,

тетям и дядям, двоюродным сестрам и братьям, соседям,

яселькам, детскому саду, воспитателям,

школе, учителям, одноклассникам,

институту, преподавателям,

работе, коллегам, начальникам и подчиненным,

фильмам, книгам, журналам и газетам,

друзьям, приятелям и обидчикам,

первым читателям и почитателям,

жене и сыну,

интернету

и кое-кому

персональное

«Спасибо!»

Кофеварка и банкомат

ОН

Угрюм и молчалив. Сосредоточен. Погружен в себя. Невыразителен. И неприступен.

Можно принять его сосредоточенное молчание за глубокомыслие.

Его будто бы не интересует внешний мир со всей его суетой. Полная отрешенность.

Можно подумать, что он все время что-то считает и пересчитывает, что-то планирует и прикидывает. Вычисляет смысл своей жизни?

А чаще всего он кажется спящим.

Он скорее отталкивает, чем притягивает к себе. Невидимая стена.

От него исходит своеобразный и узнаваемый запах.

Запах, который влечёт и притягивает всех.

Запах денег.

Он говорит односложно и конкретно.

Будто знает всего несколько слов и фраз.

«Сколько?»

«Пересчитай».

Он даже подмигивает.

Как можно описать его внешность? Хватит одного слова: шкаф.

У него консервативный и строгий облик. Классика. Ни прибавить, ни убавить.

Он просто сливается с окружающей средой. Его не видно и не слышно.

И кажется, ему это нравится.

ОНА

Стройна и изящна. Яркая и элегантная. Создана вызывать восторг и восхищение, радость и бодрость. Дарит надежду и утешение, удовольствие и наслаждение.

Настоящий Центр притяжения.

Просто Мечта.

Знает множество слов и не любит молчать.

«Эсспрессо».

«Капуччино».

«Латте».

«Мокко».

«Ристретто».

И это только про кофе!

Пожалуй, даже визглива. Но вдоволь повизжав, умиротворённо вздыхает.

Время от времени в ней просыпается маленький вулкан, который заставляет ее кипеть и бурлить.

А какой божественный аромат!

Невозможно остаться равнодушным!

Его волны настигают и накрывают с головой и в каждом пробуждают страсть и жгучее желание…

Её стихия – изысканные интерьеры, изящные очертания, блестящие детали, броские мелочи.

Только не слиться с окружением!

Иначе она будет злиться!

Она ненавидит, когда её задвигают.

Это превращает её в засохший цветок…

ОНИ

Говорят – противоположности притягиваются.

Еще говорят – браки совершаются на небесах.

Никто не понимает, почему они оказались вместе.

Никто не знает, какая сила привела их друг к другу.

Никто не помнит, когда это случилось.

Может быть, короткое замыкание?

Яркая вспышка, озарившая все вокруг новым светом.

Электрическая дуга, соединившая их навсегда.

Ослепляющий всполох электросварки.

В ней раздался внутренний визг: это ОН!

И что-то щелкнуло в нём: ОНА!

Но каждый остался самим собой.

Он всё так же молчал. Она всё так же любила визжать.

Но его молчание стало чуть-чуть другим, потому что он слушал ЕЁ.

Молчание того, кто внимательно слушает.

И она не просто визжала – она знала: у нее теперь есть внимательный и терпеливый слушатель, который никогда не перебивает и дослушивает до конца все её излияния.

Она узнала, что значит чувствовать себя как за каменной стеной.

А ещё она познала запах денег, наполняющий существо чувством твердой опоры.

Он же, казалось, еще больше отключился от внешнего мира благодаря её божественному аромату. И переживал неизвестное ему до сих пор ощущение уюта и устроенности.

И никто не знает, как долго они были вместе.

Казалось, так было всегда, от начала времён.

И никто не верит, что это возможно на самом деле.

03/07/2006г.

Что такое «папа»

Это рассказ о мечте, которая никогда не сбудется. Многие мальчики могли бы рассказать о такой мечте, но когда—то давно им сказали, что мальчики не плачут, и они поверили этим словам. Потом эти мальчики выросли и стали большими… мальчиками. Им сказали, что теперь они мужчины, а мужчины не плачут. И они опять поверили.

ПАПА?

…Мир изменился и стал другим. Что—то произошло. Я не сразу понял, что именно. Я просто почувствовал, что мир изменился и стал другим. Изменения были почти неуловимы, какая—то вибрация… Вибрация… Да! Вибрация! В моем мире появилась новая вибрация. Она исходила от нового звука, который я не замечал раньше. Я просто жил своей детской жизнью: ходил в детский сад, играл с ребятами, летал во сне и однажды даже упал с дивана после неудачного маневра в ночном полете…

Что—то странное происходит с ребятами в детском саду – они будто сговорились и наперебой рассказывают о том, чем занимались со своими папами в прошедшие выходные.

Мы стоим вчетвером в игровой комнате детского сада вокруг маленького столика, на котором раскладываем шахматную доску и шахматные фигурки. Мы играем в шахматы. Вернее будет сказать, что мы играем шахматами, а не в шахматы. В комнате просторно и светло: свет попадает в нее через большие и высокие окна, до которых трудно дотянуться, стоя на полу, потому что мы сами еще совсем маленькие.

– Мы выкапывали червяков, собирали их, жарили на сковородке и ели с хлебом, – рассказывал Сережа.

Это было неправдоподобно, и над ним все смеялись. А у меня была мысль, сомнение, перемешанное со страхом и брезгливостью: «Фу! Как это можно есть червяков? Пусть даже жареных и с хлебом. А вдруг правда? А какие они на вкус, эти червяки?» Я спросил. Сережа ответил:

– Ну, они как жареная колбаска. Ты же ел хлеб с жареной колбаской? Я кивнул. Я не раз видел, как мама жарила колбасу на большой сковородке, и по нашей комнатке витали запахи жареного мяса и дыма от горящего жира. Я прекрасно знал вкус жареной колбасы и даже почувствовал его сейчас. Мне представился розовый жареный кружок с блестками жира, лежащий на куске серого хлеба. Когда в него впиваешься зубами, из него выступают капельки жира, а хлеб крошится, и крошки падают на пол.

– Ну вот, они такие же, – сказал Сережа.

– А мы пилили доски большой пилой, потом гвоздями прибивали их к стене и делали полки. Я сам забил большущий гвоздь! – с гордостью говорил Юрик.

Доски, гвозди – я видел все это у тети, когда мама привозила меня к ней на лето. С досками бывали проблемы: от них были занозы, которые приходилось выковыривать швейными иголками, а потом извлеченную занозу полагалось перекусить, чтобы от нее не было вреда. Так говорили бабушка, тетя, мама и мои двоюродные сестры.

– А мы ходили на речку и ловили рыбу на удочки. Я сам поймал пять рыбок! – хвастался Вовка.

Я видел ребят с длинными палками, которые сидели на берегу речки целыми днями и всматривались туда, где качался поплавок. Если честно, я их не понимал: как можно целыми днями сидеть на одном месте и смотреть в одну точку, когда вокруг столько интересных мест и хочется до каждого добежать и все—все—все увидеть и рассмотреть?

Я внимательно и с интересом слушал их и не знал, о чем же рассказать мне. Когда они все закончили свои рассказы, пришла моя очередь, и они почти в один голос спросили:

– А ты чего молчишь? Теперь твоя очередь – рассказывай, чем ты с папой занимался? – три пары глаз внимательно и пытливо смотрели на меня.

«Я?!» Именно в этот миг я почувствовал, что мир изменился. «Чем я занимался со своим папой?»

«Папа?» Вопрос отдается эхом в моей голове: «Чем ты с папой занимался?» «А что это – „папа“?» Я не знал, что такое «папа». Это был новый звук, новая вибрация, которая для меня ничего не означала, но она вошла в мой мир и изменила его навсегда.

У меня, в моем мире, этого не было. Никогда не было. Сколько я себя помнил. Была мама, была бабушка, были тети, были сестры, были братья – все двоюродные. Были еще какие—то взрослые дяди, которые жили по соседству, которые приходили в детсад за другими ребятами. А вот папа – его не было…

– У меня нет папы, – сказал я, немного смущенно. Я вдруг почувствовал, что становлюсь в их глазах чем—то неполным, ну как, например, человек без ног. Или слепой.

– Как это – нет папы? – спросили они почти одновременно. Я увидел, что они меня не поняли, и это было заметно по их глазам и лицам. Они совершенно искренне меня не понимали. Как может не быть папы?! Ведь у них же есть! И у всех других ребят в садике тоже есть папы! Теперь оказывается, что не у всех…