Филиппа Карр - Слезы печали

• Название: Слезы печали
• Автор: Филиппа Карр
• Жанр: Исторические любовные романы

В романе раскрываются исторические события, происходящие в Англии во второй половине XVII века. Смерть Оливера Кромвеля и реставрация королевской власти. На королевском троне Карл II.

Главная героиня романа возвращается из Франции, где она была в изгнании. Но Арабеллу ждут в Англии страшные испытания: борьба за наследство, незаконно захваченное родственниками, коварство и предательство возлюбленного, покушение на ее жизнь…

---

В том, что Карлтон любил Эверсли, я была уверена. Он отдавал много времени поддержанию порядка в поместье, и я заметила, что его визиты в Лондон становились все реже и реже.

Лето шло к концу, когда в Эверсли-корт явилась жена Карлтона, Барбари. Карлтон отнесся к ней с полным безразличием, которое мне показалось невежливым.

Уже через день после ее приезда я поняла, что дела ее не слишком хороши. Заметив, что в течение всего дня Барбари ни разу не появилась на людях, я расспросила слуг и узнала, что она лежит в кровати и чувствует себя слишком слабой, чтобы встать.

Я пошла навестить ее.

Она выглядела больной, и я спросила, чем ей помочь.

Барбари покачала головой.

— Я просто приехала отдохнуть в деревенской тишине, — сказала она. — Я так делаю время от времени… когда чувствую, что слишком устала. Не думаю, чтобы леди Эверсли это очень нравилось, но, в конце концов, это дом моего мужа, и я имею право быть здесь, не так ли?

— Да, конечно.

— Ну что ж, приятно это слышать, ведь вы являетесь кем-то вроде заместительницы хозяйки замка. А вам здесь не одиноко? — Она как-то пренебрежительно махнула рукой.

— Мне здесь спокойно, — ответила я, — Очевидно, так же, как и вам, раз вы приехали сюда отдохнуть. Вы часто чувствуете такую потребность?

Барбари кивнула:

— Здесь тихо… Один день похож на другой, мычат коровы, блеют овцы, щебечут птички.

— Вот не думала, что вам это может нравиться.

— Вы должны знать, кузина Арабелла, что многие вещи совсем не таковы, какими кажутся.

— Это правда. Может быть, вам чего-нибудь принести?

— У Салли Нуленс есть хороший настой. По-моему, она дает его детям, когда те становятся слишком возбужденными.

— Я спрошу ее.

Я спустилась вниз и нашла Салли в детской, где она зашивала порванный Ли камзольчик.

Да, она знала, о чем идет речь. Она и раньше давала это госпоже Барбари.

— Бедная госпожа Барбари, — вздохнула Салли, — похоже, она не слишком счастливая женщина.

— Я тоже так думаю… Находясь замужем…

— Ну, чтобы брак был счастливым, нужны двое, и, чтобы он был несчастным, — тоже. Они всегда бывают непутевыми, эти браки, которые специально устраивают. Молодые люди сами должны искать друг Друга.

— Так их брак был специально устроен?

— Да, десять лет назад. Хозяин Карлтон делал вид, что он из «круглоголовых». А она была из тех семеек, что всегда стояли на стороне Кромвеля. Мне думается, он женился на ней, чтобы показать, какой он хороший «круглоголовый». Он хорошо все это разыграл, а по-настоящему они и не были женаты. Оба гуляли, как хотели. Оба они какие-то дикие: она, наверное, оттого, что ее в такой строгости воспитывали, а он — потому, что он такой и есть. Вот она и приезжает сюда приходить в себя. Мои настои для нее, прямо как живая вода, так она говорит. Но я-то думаю, что есть тут и еще кое-что. Я думаю, временами на нее что-то находит и ей хочется все изменить.

Я часто заходила навестить нашу гостью, и между нами возникло что-то вроде дружбы. Мои посещения явно доставляли ей удовольствие, и через некоторое время она завела со мной разговор.

Она сообщила, что посещает Эверсли, когда здесь нет Карлтона.

— Мы, конечно, не хотим встречаться.

— Это выглядит странно, ведь он ваш муж.

— Он не желал этого брака. Он вступил в него только потому, что хотел произвести определенное впечатление. Многие сомневались в мотивах его поведения. В то время существовала опасность его разоблачения. Женитьба на члене нашей семьи укрепляла его позиции… вы понимаете, что я имею в виду. Мой отец был убежденным «круглоголовым», и такой брак служил гарантией для человека, вызывавшего подозрения своей принадлежностью к семье, все члены которой отправились в изгнание вместе с королем.

— Я понимаю… Весьма удобный брак.

— Вот именно.

— И вы совсем не любили друг друга? Она помолчала, а затем сказала:

— Вы плохо знаете его.

— Да… да.

— Он неповторим. Я не знала никого, похожего на него. В нем есть сила, мощь. Он из тех людей, кто, единожды приняв решение, уже не отступится от него.

— Разве это столь исключительно?

— Нет. Но он добивается своих целей с большей энергией, чем кто-либо иной. Я была очень молода, когда мы поженились, — всего семнадцать лет. Молодая, романтичная и по уши сытая жизнью в родительском доме. Если мне доводилось за неделю разок улыбнуться, то это уже считалось грехом, а если такое случалось в воскресный день — это значило, что мне прямая дорога в ад.

— Некоторое представление о такой жизни я получила в этом доме.

— Да, но здесь было притворство, не так ли? Вы могли от него укрыться, а я не знала никакой другой жизни. И вот мне представилась возможность уйти к нему. В течение трех недель он относился ко мне как к жене. Мне казалось, что это всерьез. Это был новый образ жизни — волнующий и интригующий. С его стороны, конечно, было сплошное притворство. Но Карлтону всегда с легкостью удавалось убедить женщину в том, что он ее обожает. После столь обширной практики это стало его второй натурой. А потом я узнала о его неверности. Для благочестивого «круглоголового» это было чрезвычайно опасно, но именно это ему и нравилось. Мне кажется, опасность нравится ему не меньше, чем женщины. Я была молода и разгневалась.

— Вы любили его?

— Влюбиться в него было несложно. Он выглядел таким могучим. Он просто излучал силу. У него в запасе была тысяча разнообразных хитростей. Он хорошо знал, как вести себя со мной. Когда я поссорилась с ним, правда всплыла на поверхность. Он женился на мне, потому что это было необходимо. Я ему нравилась, но ожидать какой-то преданности не имела права. Мне была предоставлена возможность делать все, что угодно, а он стал делать все, что угодно ему. Он сказал, что нет причин, почему бы нам не продолжать такую жизнь. Вы можете представить, как я была оскорблена, взбешена. Вы угадали — я любила его. Я была романтичной девочкой, готовой поверить в свое идеальное замужество. И тут я услышала, что мы вольны поступать так, как нам заблагорассудится. Я импульсивна, у меня плохой характер. Я была настолько оскорблена и разъярена, что в ту же ночь улеглась в кровать с одним из конюхов, который уже давно заглядывался на меня. Вижу, вы неприятно поражены.

— Нет, мне кажется, я понимаю вас.

— Вы, с вашей верностью до гроба покойному мужу! Вам этого не понять. Я не слишком щепетильна. Не буду притворяться: я люблю мужчин… так же, как Карлтон любит женщин. А поскольку он научил меня отбрасывать условности, я так и поступила. Он узнал, конечно. Думаю, это порадовало его. Он скорее поощрял мои затеи, хотя и был несколько шокирован конюхом. Карлтон привез меня в Лондон и представил людям, которые, по его мнению, вели достаточно достойный образ жизни, чтобы разделять со мной ложе. С тех пор у меня было множество любовников. Зачем я вам это рассказываю?

— Можете рассказывать мне все, что угодно, если вам от этого становится легче.

— Да, мне становится легче. По некоторым причинам я хочу говорить с вами… именно с вами. И одна из этих причин — та, что вы свято блюдете память покойного и решили заниматься этим до конца своих дней подобно деве-весталке. Ну, конечно, не совсем деве… ведь вы — мать юного Эдвина. Именно из-за этого складывается любопытная ситуация. — Барбари вдруг рассмеялась. — Знаете ли, это не будет длиться вечно. В один прекрасный день вы очнетесь, и тогда… и тогда…

— Я твердо решила никогда более не выходить замуж, если вы это имеете в виду.

— Не будьте так уверены в себе. Я знаю, что на вас посматривают.

Она понизила голос, и я невольно оглянулась.

— Да, — сказала она, — ваша судьба предрешена.

Я знаю это. Кое-кто посматривает на вас… но есть препятствие… живое препятствие…

— Вы говорите загадками.

— Которые легко разгадываются. Вам известно, что для Карлтона значит Эверсли?

— Очень многое, я думаю.

— Очень многое! Это слишком мягко сказано. Для него это значит все. Бедный Карлтон, его уже дважды обманули. Первый раз — в десятилетнем возрасте, когда его дядя, нынешний лорд, совершенно необдуманно произвел на свет сына, вашего любимого мужа. В порыве откровения Карлтон однажды сказал мне, что это для него значило. «Мне было лишь десять лет, — сказал он, — но и сейчас я помню свое недоумение и ярость. Я вырос в этом доме. Мой дядя научил меня всему. Он всегда говорил… ну, если и не говорил, то имел в виду: когда-нибудь все это станет твоим. Я изучил эти земли вдоль и поперек. Когда я выезжал верхом, мне казалось, будто трубили трубы и хор пел: это твое, это твое».

— Неужели он так сильно все это ощущал? Ему было только десять лет!

— Карлтон никогда не был ребенком. Он всегда знал, чего хочет, и его заставили поверить в то, что Эверсли принадлежит ему. Но он подавил гнев и как настоящий Эверсли постарался воспитать своего кузена достойным его миссии. Он рассказывал мне, как учил Эдвина ездить верхом, стрелять из лука и из ружья. Он делал из него мужчину — так это называлось. Карлтон сказал, что Эдвин был слишком мягок для того, чтобы управиться с Эверсли, и никогда не стал бы хорошим хозяином.