Филиппа Карр - Обет молчания

• Название: Обет молчания
• Автор: Филиппа Карр
• Жанр: Исторические любовные романы

Европу сотрясает Первая мировая война и революции.

Главная героиня, Люсинда, и ее подруга возвращаются в Англию из женской привилегированной школы. Люсинда возвращается на родину с маленьким ребенком. Только она знает о настоящих родителях мальчика, но Люсинда дала обет молчания…

---

— В этом отношении она, безусловно, очень полезна, — ответила я.

— Как и ее мать, Аннабелинду нельзя не любить. Они обе так простодушно эгоистичны.

О Маркусе по-прежнему не было известий. Он находился в госпитале уже месяца четыре.

Пришло известие, потрясшее нас. Пятого июня лорд Китченер на крейсере «Хэмпшир» направлялся на встречу с русскими. Корабль подорвался на мине и затонул.

Англия погрузилась в траур. А война все продолжалась.

Как будто чтобы приободрить нас, пришло известие о приезде Маркуса. Мы все собрались, чтобы приветствовать его.

Он передвигался, опираясь на палку, несколько потерял в весе и стал немного бледнее, но был полон жизни, как всегда.

Взяв мою руку, он стал с таким восхищением вглядываться в мое лицо, что я почувствовала, как у меня поднимается настроение.

Потом он увидел Аннабелинду.

— И мисс Аннабелинда тоже здесь! — воскликнул он. — Двойная радость! Какая удача! Миссис Гринхэм… и мисс Каррутерс! И умелая мадемуазель Латур. А где же мистер Эдвард?

— Он сейчас спит, — сказала Андрэ.

— Весь наш отряд путешественников! Миссис Гринхэм, я не в силах выразить всю мою благодарность за приглашение приехать сюда.

— Мы с большим нетерпением ждали вашего приезда и несколько выведены из равновесия тем, что это произошло так нескоро.

И вот Маркус здесь, в Марчлэндзе. Это место сразу стало казаться другим, и такое чувство возникло не у одной меня.

Майора Мерривэла поместили в маленькую палату вместе с еще тремя офицерами. Одним из достоинств Марчлендза являлось наличие нескольких подобных небольших палат. Это означало, что вместо длинных комнат с рядами кроватей, как в большинстве госпиталей, у нас были уютные апартаменты, бывшие раньше большими, полными воздуха спальнями.

Маркус делил палату с майором средних лет, тридцатилетним капитаном и молоденьким лейтенантом. Мама сказала, что они наверняка поладят друг с другом.

Маркусу оказали радушный прием. Из палаты часто доносился смех, а сестры соревновались за удовольствие ухаживать именно за этой четверкой.

Аннабелинда взяла эту палату под свою опеку.

Она называла ее своей и много раз за день посещала. Конечно, она пользовалась успехом у мужчин.

Я не могла побороть раздражение: ведь я так долго предвкушала появление Маркуса.

Маркус мог выходить в парк и полюбил сидеть на лужайке под яворами. Мне редко удавалось остаться с ним наедине. Всегда через несколько минут появлялась Аннабелинда.

Я не понимала, разделяет ли Маркус мое негодование по этому поводу. Он ничем не выдавал его, но ведь он и не мог бы вести себя иначе.

Аннабелинда щебетала, задавая вопросы о сражениях и не слушая ответов. Она говорила, как замечательно, когда то, что ты делаешь, приближает победу, и о своем восхищении храбрецами, сражающимися во имя Англии. Потом мы вспоминали наше путешествие: эпизоды, выглядевшие тогда далеко не смешными, а теперь казавшиеся довольно забавными.

Маркус часто говорил нам, как он счастлив, что находится в Марчлэндзе.

— Бывало, лежу я на своей узкой больничной койке и думаю, доведется ли мне когда-нибудь попасть в Марчлэндз, — говорил он. — Недели шли за неделями, а меня все не выпускали из госпиталя.

— Наверное, вы были очень больны, Маркус, — отвечала я.

— О, вовсе нет. Это все из-за того упрямого врача. Чем больше я рвался уехать, тем больше, казалось, он укреплялся в своем намерении удержать меня.

— Вы такой мужественный! — говорила Аннабелинда. — Вы несерьезно относитесь к своим ранам. И наша радость, что вы у нас в руках, вдвое превосходит вашу от пребывания здесь.

— Это место я предпочел бы любому другому.

— Я так рада, — говорила Аннабелинда, серьезно глядя на него, — что военные не могут отнять вас у нас… по крайней мере, пока. Мы постараемся удержать вас здесь до самого окончания этой глупой замшелой войны.

— Вы слишком добры ко мне, — отвечал ей Маркус.

— Вы еще увидите, какой доброй я могу быть, — говорила Аннабелинда, и ее глаза обещали очень многое.

Как-то раз я застала майора под явором в одиночестве.

— Как чудесно! — воскликнул он, — Мне почти никогда не удается увидеться с вами наедине.

— Вы всегда выглядите вполне счастливым.

— Сейчас я счастливее, чем обычно.

— Вы всегда говорите людям то, что им хочется услышать. Ваши слова правдивы?

Маркус накрыл мою руку своей.

— Не всегда, но в данный момент да.

Я засмеялась.

— Для вас льстить так же естественно, как дышать.

— Ну, людям это приятно… и что здесь плохого?

— Но, если вы так думаете…

— Лесть полезна. Как я уже сказал, она радует людей. Вы же не хотите, чтобы я ходил и огорчал их?

— Это очень похвально, но ведь со временем люди увидят вашу неискренность.

— Только такие умные, как… вы. Большинство с жадностью проглотят ее. Если им хочется это услышать, почему бы не выполнить их желания?

Но с вами я буду абсолютно правдив, уверяю вас.

При вашей проницательности бесполезно вести себя иначе. В данный момент я счастлив находиться с вами наедине и видеть, что вы стали очень привлекательной молодой леди. Вы были совсем ребенком, когда мы встретились впервые.

— Теперь я почти на два года старше.

— Вот-вот достигнете волшебного возраста. Но не взрослейте слишком быстро, хорошо?

— По-моему, вы сами торопили меня.

— Я хочу, чтобы вы сохранили эту цветущую невинность. Прелесть шестнадцати лет. Хорошо сказано! Не спешите узнать о безнравственности этого мира.

— Думаю, за последние два года я узнала довольно много.

— Однако это не испортило вас. Вы сохранили вашу восхитительную свежесть. Скоро вам исполнится семнадцать. Когда ваш день рождения?

— В сентябре. Первого числа.

— Почти через три месяца.

— Но будете ли вы здесь еще?

— Непременно. В случае необходимости буду симулировать. Заморочу голову доктору Эджертону, и он настоит, чтобы меня оставили.

— Но к моему дню рождения вы наверняка выздоровеете?

Маркус улыбнулся и коснулся своей груди.

— Пуля, попавшая сюда, что-то натворила. Старушка нога еще станет более или менее нормальной, она мало беспокоит врачей и не позволит мне задержаться здесь. Но вот о другой ране я должен задуматься.

— Меня это даже радует, ведь тогда вы не вернетесь на фронт.

— Вам так этого не хочется?

— Конечно. Я много думала о вас, когда вы были на Галлиполийском полуострове.

— Жаль, я не знал.

— Но вы, наверное, догадывались. Мы все думали о вас… и о дяде Джеральде.

— Вы думали обо мне, и это главное…

Мы ненадолго замолчали, а потом я сказала:

— Вы знаете очень много обо мне и моей семье, а я о вас почти ничего.

— Рассказывать особенно не о чем. С восемнадцати лет я в армии. Такова традиция в нашей семье.

— Дядя Джеральд что-то говорил о вашем древнем роде.

— Все мы из древних родов. Бог знает, в каких далеких временах можно найти наших предков… возможно, тогда они все жили на деревьях или в пещерах.

— Разница в том, что вам известно, кем были ваши предки и чем они занимались века назад. Вы из тех, которые…

— Пришли вместе с Завоевателем? Вы это имеете в виду? Полагаю, что да. В нашей семье всегда было достаточно спеси… и тому подобного.

— Традиций, — подсказала я.

— Вот именно. В нашем роду на протяжении веков всегда занимались лишь определенными вещами. Мы должны помнить это и продолжать в том же духе. Второй сын всегда становится военным.

Старший, конечно, управляет имением. Третий посвящает себя политической деятельности, а если есть еще и четвертый, то бедняга становится священником. В прошлом это означало, что мы имели представителей семьи во всех влиятельных сферах.

Так мы участвовали в управлении страной. Так было в шестнадцатом веке, так должно быть и в двадцатом.

— И вы все смиренно подчиняетесь?

— Попадались и мятежники. В прошлом веке один занялся торговлей. Неслыханно! Он сколотил состояние, восстановил разрушившееся родовое поместье, поставил семью на ноги. Но они продолжали считать, что в его жизни есть что-то позорное.

— Ну, по крайней мере, вы исполнили свой долг и не стали белой вороной.

— Но и не совсем черной.

— По-моему, семья должна гордиться вами.

— Нет… Я уже должен стать фельдмаршалом или хотя бы полковником. А у меня нет никакой надежды. Война — это время для повышения в звании. Но я устранен от участия в ней.

— Разве ваша семья этого не понимает?

— О да, но в действительности это не принимается во внимание. Я должен был хотя бы получить медаль, желательно Крест Виктории.

— Бедный Маркус! Может, лучше родиться в обыкновенной семье, такой, как моя?

— Она далека от обыкновенной. Возьмите вашу мать. Превратить свой дом в госпиталь!

— Вас не тяготит необходимость следовать таким высоким образцам? — спросила я.