Антон Васильев - Витая в облаках. Лирический дневник

• Название: Витая в облаках. Лирический дневник
• Автор: Антон Васильев
• Жанр: Русское современное

Cтихи разных лет и жанров, представленные в книге писателя, взяты с его сайта в сети «Поэмбук». Антон Сергеевич Васильев-Макаренко – режиссёр театра и кино, писатель, журналист-эколог, доцент ВГИК, ныне проживает в Тверской области на озере Селигер.

---

день рождения

в день рождения васи плохая погода.
да и сам он сегодня не особо хорош.
целых три исполняется мальчику года,
а его, как грудного, мучит мелкая дрожь.
нету на небе солнышка даже намёка,
и в пустом холодильнике нет творога.
рубашонка у васи от слёзок намокла,
он не знает, как каждая мне дорога…
может, папа объявится часом случайно
и для васи в подарок он сестру принесёт:
кукла будет красивою необычайно,
с нею вася, покушав, как с родною, уснёт.
будет сниться в полнеба апрельское солнце,
будет кукла ресницей васе нос щекотать,
и, поморщившись, мальчик во сне улыбнётся,
и от этой улыбки шевельнётся кровать.
белокурая девочка глазки откроет
и печально и долго еле слышно вздохнёт,
а несчастная мама их тихонько накроет
и душою больною, может быть, отдохнёт…
в день рождения васи ни дождя, ни метели,
не зима и не лето у него на дворе,
не сестра и не кукла лежат с ним в постели,
но мечта и надежда о любви и добре…

два портрета

редок снег и небо бледно,
лист берёзовый дрожит;
так вокруг темно и бедно,
что без рюмки не прожить.
одиношенькая муха
бьётся, дура, об окно,
опостылевшая мука
бьётся с мухой заодно.
тишина стоит в деревне,
и вороны не слыхать,
стынут голые деревья,
зябнет стынущая гать.
в доме холодно и пусто,
два портрета на стене
смотрят друг на друга грустно.
и не вспомнят обо мне.

11.10. твердякино. «нилова пристань»

электричка

почернели осенние листья,
породнились с холодной травой,
потерялась тропиночка лисья,
никого – над моей головой.

лишь одна на кусту невеличка
не мигая мне в душу глядит,
да за лесом гудит электричка,
о тоске своей бабьей гудит…

ноябрь, селигер

редактору

вокруг меня по комнате не строки —
летают вкруг отдельные слова,
порой божественны, порой совсем убоги;
от них гудит как принтер голова.

порой сверкнёт блистательная рифма,
порой сравненье меткое мелькнёт;
строфой классической классического рима…
обычной мухой свалится и ждёт.

а дальше – что? сидеть, чесать в затылке,
разгадывать йероглифы судьбы
и видеть истину на дне пустой бутылки?
иль говорить: «вот если б да кабы!»

таков удел твой, честный стихотворец,
обязан быть ты искренним всегда;
не можешь, как шекспир, моги как юнна мориц,
на каждое «нет-нет» ответь: «конечно – да!»

деревня твердякино, селигер

язык карандаша

давно ждёт снега русская душа,
теплом осенним сердце истомилось,
спешит сказать язык карандаша,
что автор призывает божью милость.

ему так хочется небесной белизны,
он всё надеется на духа обновленье,
он так устал смотреть плохие сны
и останавливать чудесное мгновенье!

но небо ждёт отмашки с облаков,
они застыли в строгом ожиданьи…
не разжимая сжатых кулаков,
изнемогаю в рушащемся зданьи.

гастрокопия

вышел он с гастроскопии,
словно заново рождён:
«ослепили, оскопили!» —
оскорбился; возмущён
был назад всего мгновенье,
но, увидев белый свет,
просветлел на удивленье.
– ну, чего? – спросил сосед
с койки справа. всей палате
интересно: как и что?
– как при понтии пилате!
– то есть, с понтом, что ль? – а то!
тот, что слева, растерялся:
– я не понял ни черта!
– ну, короче, со-распялся
и сошёл, аки с креста…

ива

за лето выросла ива
и под окном шумит,
 растрёпанная красиво,
жалуется, не спит

было тепло, было ясно
иве на свете всё,
 красное было прекрасно,
как бы сказал басё

осень с дождём и со снегом
листья хватила льдом,
 и зашептала сленгом
ива, да неладом

сыплются битые стёкла
ветром открытых рам.
 вот она и умолкла,
 певшая по утрам

декаденты

в этот день начинается утром зима,
покрываются льдом придорожныя лужи,
 вылезают от страха глаза у сома,
 ибо чувствует он приближение стужи

кости ноют у деда от воинских ран,
им полученных где-то на тёплом босфоре,
 перелётные птицы из северных стран
 опускаются плавно на мраморном море

в этот день достаётся из шкафа пальто,
 и пронзительно пахнет в дому нафталином,
и не хочется выйти из дома, зато
 что-то тайное чудится вам в обозримом

ошибаетесь вы телефонным звонком,
невпопад говорите и скороговоркой,
и не видите прошлого лета ни в ком,
и с хрустальною рюмкой томитесь за горкой1

осенние этюды

солнца нет и нету снега,

замирает жизни шум,

лень осенняя и нега

не тревожат спящих дум

две бродячие собаки
собрались на пустыре,
в аллюминиевом баке
кипячу на ноябре

пролетает в небе голубь
между зданий наугад;
воскресенье, и ни в школу
не ведут, ни в детский сад

хорошо ещё, что топят
 трубы стен и батарей;
мне подсказывает опыт
 полусотни декабрей,

что мороз сейчас ударит,
словно смерть со всех сторон:
 на закрывшемся базаре —
туча чёрная ворон

белоснежный…

он всё идёт – какая радость,
он всё идёт – какая грусть!
какая надобность и надость
тебе, полуночная русь?

он всех достанет этой грустью,
он этой радостью – проймёт,
про всё, что деется над русью,
он обязательно поймёт!

такой, простите, белоснежный,
такой, поймите, северный,
и целомудренный и нежный,
ему духовно все верны!

мой милый снег, душе забава!
мой зимний дождь, мой чистый сон!
тебя мне жаль безумно, право,
святых бессмертных пантеон…

ода трамваю

1.

трамвай! конечно, он – не паровоз,
ни красотой, ни силой не сравнится,
он грузов никогда больших не вёз,
и дым над ним клубами не струится.
и всё же – великану он сродни,
и песнь его не меньше романтична;
лишь мальчики влюблённые одни
о том поведать могут «на отлично».
на стыках рельсов отбивая такт,
стремительно он набирает скорость…
а если что в стихах моих не так, —
за то ответит перед миром совесть.

2.

\см. в конкурсе «общ. транспорт»\

3.

трамвай, трамвай… ни супостат, ни ангел,
но он живой, и он со мной всю жизнь,
и хам трамвайный, до предела наглый,
мне не испортит жизни романтизм.
нет, то не гром небесный, не цунами —
трамвай меня разбудит на заре
и, если откровенно, между нами,
ему я рад особо – в октябре,
когда к нему, бросаясь под колёса,
листы спешат: червонный, золотой…
я, как молюсь, шепчу тепло и слёзно:
не покидай, единственный, постой!
да, знаю я, что и железо смертно,
и всяк из нас – как отшумевший лист,
но ничего не знаем мы наверно…
быть может, он, как тот ослёнок, чист…

слёзы текут

слёзы текут, когда сердце оттает,
это почти что природный закон,
можно сказать, что любой его знает,
если он был хоть однажды влюблён

слово рождается, если сердечко
помыслов чистых и чувства полно,
строчка летит, как стрела, в безконечность,
в звёздной тиши прорубая окно

если же холодно, серо и пусто,
то тяжелеют глаза и рука…
так, говорят, говорил заратустра,
так подо льдом говорит и река

первый мороз

и. бунину

в москве мороз, классическая стужа
иного пешехода веселит.
студентка бедная укуталась потуже,
а колокол как будто всё звенит.

и снег хрустит у граждан под ногами,
и пар валит над быстрою толпой.
зимой холодною да стылыми ночами
моя москва становится собой.

на стёклах лёд и райские картины,
весь день кипит в столовой самовар.
от сквозняков задёрнуты гардины,
и так хорош румяный твой овал!

глаза – большие, словно бы от страха,
в пушистой варежке – озябшая ладонь.
от снежного отряхиваясь праха,
ты скидываешь шаль свою долой.

а я ловлю и шубу меховую,
и шутку крепкую и лёгкий поцелуй:
«попьём чайку, махнём на моховую —
купить бокалы… после… не балуй!»

танец

снежинками наполнено пространство,
 и в каждой – зашифрованная жизнь,
одни на крыши лягут как убранство,
другие упадут куда-то вниз

они свободны, как слова из книги,
 просыпанные с вырванных страниц;
причастные существ крылатых к лиге,
 горе взмывают и стремятся ниц

мой взгляд, за ними всюду устремлённый,
 чего-то ищет в танце белых струй,
 как будто бледный юноша влюблённый
любви своей рассеивает грусть

по мне зима пусть вечно б не кончалась,
пусть всё уснёт без боли навсегда,
пусть никогда пронзительная алость
 не разрешит замёрзшие года

перед бурей