Исай Калашников - Гонители

• Название: Гонители
• Автор: Исай Калашников
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-000498-2, 5-04-006572-8

Войско Чингисхана подобно вулканической лаве сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Вершитель этого жесточайшего абсурда Чингисхан — чудовище и гениальный полководец. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная, вольная жизнь, где неразлучны опасность и удача.

---

— Отец, у Тэмуджина войско разноплеменное, — проговорил Кучулук. Если хорошо ударим, разбегутся.

— Наконец слышу голос мужчины и воина! — похвалила его Гурбесу.

Таян-хан обернулся, мягко, но настойчиво попросил:

— Поди скажи, чтобы остановились на дневку.

Она вдела ноги в чаруки, недовольно дернула вытянутыми вперед и слегка вывернутыми губами, ушла. Таян-хан побарабанил пальцами по голенищу гутула, расшитого кудрявыми завитками узоров, сдержав вздох, сказал:

— Мы, сын, давно не воевали. И хорошо ударить не сумеем. Не силой удара — многолюдием можем одолеть Тэмуджина. Надо собирать людей. Ты, Джамуха, бери двух-трех моих нойонов и поезжай к Тохто-беки. Уговори меркитов держаться с нами вместе. Тебя, сын, я отправлю в дальнюю дорогу к Алтан-хану китайскому. Сын неба даст немного, а может быть, ничего не даст. Довольно будет и того, что он не возьмет под свое покровительство Тэмуджина. Добейся этого. Потом поезжай к онгутам. Они служат сыну неба, но их владетель Алакуш-дигит Хури умен, сметлив, должен понять, что ему выгодно помочь нам. Не будь скуп на обещания и подарки…

Джамуха был доволен рассудительной решимостью Таян-хана. Одно смущало душу — медлительность. Но, может быть, это и к лучшему. Вол медленно идет, да много везет.

Глава 13

Из-за глинобитных стен императорских садов под ноги сыпались листья.

Ветер разносил их по углам и закоулкам, сваливал в канаву с мутной водой.

По скрипучему мостику Хо перешел канаву, свернул в переулок. Ему не хотелось пересекать дворцовую площадь. Там, случалось, выставляли на обозрение главарей мятежников, заживо прибитых железными гвоздями к деревянному ослу — широкой плахе на четырех растопыренных ногах. Не было, наверно, смерти более мучительной… Хо боялся когда-нибудь увидеть на деревянном осле Бао Си. Бывая в городе, Бао Си все более ожесточенно ругал правителей, сановников, чиновников, тайком закупал мечи и наконечники копий…

Переулок был пуст, и Хо пошел медленнее. Его тяготили думы о близких сердцу людях, о превратной, непонятой жизни. Из степей прибыл Кучулук. То, что он рассказывал высоким сановникам, ввергло их в беспокойные размышления, а самого Хо — в тоску. Князь Юнь-цзы, Хушаху, военачальник Гао Цзы вели нескончаемые споры. Сначала Хо не вникал, почему, из-за чего они не могут прийти к согласию, да и разговоры слышал урывками, и не до них ему было первое время. Весть о том, что Тэмуджин погубил хана кэрэитов, каленой стрелой ударила в сердце. Как же так? Тогорил был другом Есугей-багатура, названым отцом самого Тэмуджина. Подумал было, что найманы, замыслив что то худое, оклеветали Тэмуджина. Однако свел в одно обрывки тайно подслушанных разговоров Кучулука с соплеменниками, удостоверился все правда.

Хоахчин долго охала «Ой-е, как плохо! Рябой хан был добрым человеком…» А Хо почему-то было стыдно смотреть в глаза своей сестре. Но вскоре уже иная тревога сжала сердце решалась: судьба самого Тэмуджина.

Князь Юнь-цзы еще при встрече в татарских кочевьях за что-то невзлюбил Тэмуджина, упоминание о нем всегда вызывало на ухоженном, с чистой, шелковистой кожей лице князя высокомерно-презрительную усмешку. А тут он был уже просто обозлен, без конца твердил о его провинностях: «Презрел титул джаутхури, жалованный ему, нигде, никогда этим титулом не именовался, выказывая варварское пренебрежение к высокой милости сына неба — он, недостойный быть и пылинкой на его одежде! Без нашего позволения, своей преступной волей, возвел себя в ханы. Теперь захватил владения Тогорила. А Тогорил носил дарованное ему звание вана, что было признанием над собой верховной власти нашего императора. Нападение на вана не есть ли нападение на наше государство? Не есть ли дерзостный мятеж? А как должно поступить с мятежником? Схватить и пригвоздить к деревянному ослу!» Хушаху сумрачно усмехался: «Согласен я с вами, светлый князь, но Тэмуджина надо еще схватить…» Гао Цзы был целиком на стороне Юнь-цзы. «Дайте мне тысячу воинов — всего тысячу, — и вместе с онгутами и найманами я рассыплю ханство Тэмуджина, как горсть золы, а самого хана привезу сюда». — «А что будет потом? — Хушаху хмурил широкие сросшиеся брови. — Ты привел Тэмуджина, мы его казнили — хорошо. Но можешь ли сказать, Гао Цзы, что будет после того, как ты с тысячью воинов оставишь степи?» — «А что там может быть? Слушая тебя, можно подумать: ты боишься этих варваров, для которых главное в жизни — набить желудок мясом». — «Гао Цзы, тот, на кого небесным владыкой возложена забота о пользе государства и безопасности его пределов, должен смотреть вперед. Гордясь своей силой, мы делаем ошибку за ошибкой». При этих словах Юнь-цзы недовольно засопел: «Какие ошибки ты увидел, Хушаху?» Взгляд князя стал острым, колким — два острия копья.

Хушаху не испугался этого взгляда. "Оглянитесь. Давно ли в степи были владения татар, тайчиутов и других племен. Где они? Татар мы сами помогли сломить. Другие племена были сломлены уже без нас и без нашего дозволения.

Оставалось три ханства. Теперь остается два. Захватим Тэмуджина, и найманы станут единственными владетелями степи. И если Таян-хан сделает что-то такое, что будет нам не по вкусу, сможешь ли ты, Гао Цзы, пойти в кочевья с тысячью воинов и привести его сюда? Не сможешь. Ни с тысячью, ни с десятью тысячами. А больше воинов никто тебе не даст, их не хватает для усмирения мятежников внутри страны". — «Чего же ты хочешь?» — спросил Юнь-цзы чуть спокойнее. «В степи должно быть несколько владетелей — вот чего я хочу. Пусть найманы воюют с Тэмуджином. В этой войне ослабнут оба ханства. Тогда мы на место вана Тогорила посадим его брата Эрхэ-Хара. Он будет врагом Тэмуджина. Он друг Буюрука, значит, будет врагом и Таян-хану».

Они долго судили-рядили, но ни о чем договориться не могли. Иногда спор, особенно если Юнь-цзы и Хушаху оставались вдвоем, перерастал в ссору. Князь кричал, размахивал руками, и широченные рукава халата, шитые золотом, взлетали, как крылья птицы. А Хушаху оставался немногословным, холодно-вежливым. О присутствии Хо они нередко совсем забывали. Да и что был для них Хо! А он ловил каждое слово…

В этом споре верх взял Хушаху. Может быть, он побывал у самого императора, может быть, через других сановников сумел уломать Юнь-цзы. Они пришли к такому согласию: пусть Алакуш-дигит Хури во все глаза смотрит за ханами и в случае войны пообещает помощь более слабому из двух, скорей всего — Тэмуджину. А с Кучулуком они были обходительны, как с любимым родственником, отбывающим в далекие края. Одарили его и дорогим оружием, и тонким фарфором, и цветными шелками…

Смеркалось, когда Хо подошел к своему дому. На дорожке сада, как и на улице, под ногами шуршали листья, тихо постанывали под ветром оголенные деревья. Из решетчатых окон дома, затянутых бумагой, пробивался желтый свет. И тепло, радостно стало Хо от этого света. Родной дом… — Тут все просто и понятно. Тут его ждут все: ласковая Цуй, заботливая Хоахчин, старый ворчун Ли Цзян и не по годам серьезный сын Сяо-пан… нет, Сяо-пан — это его детское имя. Мальчик рос пухлым, здоровеньким, и Ли Цзян по праву старшего выбрал ему имя Сяо-пан — толстячок. С малых лет он учил его писать и читать иероглифы, постигать мысли мудрых и древние истины, дивился его памяти, его способностям, и, когда пришло время давать сыну взрослое имя, Ли Цзян не без надежды назвал его Юань-ин — Далеко Летающий Сокол. Теперь старик готовил внука к сдаче испытаний на ученую степень сюцая. Потом Юань-ин должен получить степень цзюйжэнь, а там — цзиньши[12]…

Вот как далеко шел в своих замыслах Ли Цзян. Начав заниматься с внуком, он позабыл о «государственной» службе, и Хо уже не носил ему связки монет, будто бы посланные Хушаху. Жилось Хо трудновато, денег часто не хватало, и тогда Хоахчин и Цуй приходилось заниматься рукоделием. Но иной жизни он и не желал. Она могла быть еще лучше, если бы позволили снова делать горшки и плошки…

Глава 14

Зимовал хан Тэмуджин в местности Тэмэ-хээрэ — Верблюжья степь. Снегу выпало мало, совсем редко дули злые метельные ветры. Скот был упитан и здоров, люди спокойный.

Без поспешности, но и без оглядок, сомнений хан принялся за устроение своего улуса. Всех воинов, включая и кэрэитов, и хунгиратов, с их семьями разделил на тысячи, тысячи — на сотни, сотни — на десятки, нойонами тысяч поставил людей верных, известных своим умом, прославивших себя отвагой.

Нойоны племен не противились, по крайней мере, явно. Стремительное падение Ван-хана, невероятное, как снег в летний полдень, отбило охоту перечить хану. Страх перед ним заморозил своеволие. Но он знал, что и в мерзлой земле не умирают корни и подо льдом вода струится. Дабы обезопасить себя от всяких неожиданностей, он замыслил держать при себе постоянно полторы сотни кешиктенов[13]. Эти полторы сотни составил из крепких, выносливых, смекалистых сыновей нойонов-сотников и нойонов-тысячников. Они неусыпно охраняли покой его ставки — орду, днем и ночью несли караульную службу, по первому его знаку готовы были вскочить на коней и обнажить оружие.