Геннадий Соболев - Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942

• Название: Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942
• Автор: Геннадий Соболев
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-288-05494-5, 978-5-288-05497-6

На основе широкого круга документальных источников, в особенности опубликованных в последние годы, и достижений отечественных и зарубежных историков в книге рассматривается многоаспектная проблема борьбы Ленинграда за выживание в условиях блокады. Автор дает свой ответ на поставленные в новейшей литературе вопросы: какие причины привели к длительной блокаде Ленинграда? Кто несет ответственность за выпавшие на ленинградцев лишения и страдания? В чем (и в ком) причины неудачных попыток деблокировать город в 1941–1942 гг.? Каковы были взаимоотношения между властью и населением в критические месяцы блокады? Каковы были реальные потери мирного населения от голода и воинов Красной Армии, оборонявших Ленинград? В книге показана блокадная жизнь Ленинграда во всех ее проявлениях, рассмотрены характер и мотивы поведения различных социальных групп населения, выявлены основные факторы выживания в условиях блокады. Синхронизированное изложение событий в блокадном кольце и за его пределами по месяцам (каждому месяцу первого года блокады посвящена отдельная глава книги) позволило увидеть жизнь города-фронта в самое трудное время блокады во всей ее трагичности. Помещенные в конце каждой главы документы, извлечения из воспоминаний и дневников, опубликованных в последние годы, органично дополняют авторский текст.

---

И все же значение водных перевозок для осажденного Ленинграда было огромным: за два месяца осенней навигации на западный берег Ладоги было доставлено около 60 тыс. т различных грузов, в том числе 45 тыс. т продовольствия, почти 7 тыс. горюче-смазочных материалов, боеприпасы, вооружение и другие военные грузы. Кроме того, корабли Ладожской военной флотилии переправили на восточный берег озера свыше 20 тыс. военнослужащих, 129 орудий, 115 автомашин, танкеток и тракторов[299]. По личному распоряжению Сталина в октябре были вывезены из Ленинграда станки и оборудование заводов, занятых производством танков и противотанковой артиллерии, в первую очередь Кировского и Ижорского заводов, а также их квалифицированные рабочие и инженерно-технические кадры. Из состоявшегося 4 октября 1941 г. разговора по прямому проводу Сталина со Ждановым и Кузнецовым видно, что председатель ГКО, озабоченный скорейшей эвакуацией важнейших ленинградских оборонных заводов, не поинтересовался даже положением дел в блокированном уже месяц Ленинграде, а его руководители не осмелились обратиться к нему ни с одной просьбой[300].

Между тем продовольственное положение осажденного Ленинграда становилось все более угрожающим. На начало октября 1941 г. город располагал немногим более 20 тыс. т муки, 1 тыс. т ржи, 3,5 тыс. т овса, 0,5 тыс. т ячменя, около 10 тыс. т различных примесей (соя, отруби, жмых и солод)[301]. Исходя из этих запасов, Военный Совет Ленинградского фронта установил с 1 октября 1941 г. новый лимит расходования муки на день – 1 тыс. т, или вдвое меньше, чем в сентябре. Из них 247 т предназначались для фронта, 65 т – для флота, 587 т – для населения Ленинграда, 51 т – для населения Ленинградской области. В этом постановлении обращает на себя внимание не пропорционально высокая доля мяса и жиров, выделенная «для закрытых учреждений и общественного питания» – 49 т и 19,6 т в день, в то время как всему населению Ленинграда и пригородов полагалось соответственно 72 т и 15,5 т[302].

В октябре 1941 г. дневная выпечка хлеба по сравнению с сентябрем 1941 г. сократилась почти в 1,5 раза и составляла 1092 т в день[303]. Значительный припек хлеба достигался в это время за счет использования самых различных примесей – жмыха, соевой муки, ячменной мучки, кукурузы, обойной и рисовой пыли и др.[304] Тем не менее запасы муки продолжали уменьшаться. В справке, составленной 17 октября 1941 г. для А. А. Жданова, секретарь городского комитета партии П. Г. Лазутин и начальник городского отдела торговли И. А. Андреенко сообщали, что остаток муки, включая и заменители, составлял 17 105 т, что с предполагаемым поступлением в ближайшее время еще 2500 т муки могло обеспечить при ежедневном расходе 920 т муки в сутки, потребности населения блокированного города, войск Ленинградского фронта и Балтийского флота на 21 день, т. е. до 6 ноября 1941 г. включительно. Крупы и макарон имелось на 17 дней, мяса и мясопродуктов – на 15 дней, жиров – на 37 дней, сахара и кондитерских изделий – на 42 дня[305]. Эти продукты, полагающиеся ленинградцам в минимальных размерах, в октябре 1941 г. еще можно было выкупить по продовольственным карточкам, хотя уже и начались перебои с их поступлением в магазины. По свидетельству блокадников, с октября 1941 г. «хлеб постепенно становился главным и единственным продуктом питания. Другие продукты стали исчезать из употребления. Мясо исчезло в октябре, крупа и сахар выдавались в нормах, не обеспечивающих нормальное поддержание физических сил. Надвигалась страшная угроза голода»[306].

Попытки советских и партийных органов восполнить недостаток запасов муки за счет картофеля и овощей не принесли существенных результатов, хотя на протяжении всего октября 1941 г. были организованы массовые выезды на уборку урожая в колхозы и совхозы Всеволожского района и пригородные поля. До того времени, как выпал снег, удалось выкопать и вывезти 14,5 тыс. т картофеля, 31 тыс. т овощей и 1700 т капустного листа[307]. Но этого было недостаточно даже для нужд общественного питания, и Исполкому Ленгорсовета пришлось принять 19 октября 1941 г. решение о передаче предприятиям общественного питания 1405 т картофеля из семенного фонда[308].

Не надеясь на власти, ленинградцы сами искали пути и средства пополнения своих продовольственных запасов. Рискуя своей жизнью, они пробирались под обстрелом противника на поля, чтобы найти невыкопанный картофель и овощи. «Вчера снова видел, как сонмы людей из города с лопатами перерывали землю, разыскивая картофель, – записал в своем дневнике 9 октября 1941 г. красноармеец С. Ф. Путятов. – Видно, плохо им. Хуже, чем нам»[309]. В одном из донесений, поступивших 22 октября 1941 г. в штаб фронта, отмечалось, что «в расположении противника большая группа людей в гражданской одежде копала картофель. По группе был открыт огонь»[310].

Постепенно наступал голод, и его приближение отражалось в настроении и поведении населения, прежде всего тогда, когда это касалось добывания пищи. «На работе мне дали поручение регулировать питание работающих, – записала 22 сентября 1941 г. в своем дневнике начальник планового отдела 7-й ГЭС И. Д. Зеленская. – Нагрузка нешуточная, особенно принимая во внимание, до чего народ быстро озверел из-за желудочного кризиса. Этот голос желудка подавляет сознание даже у тех людей, от кого это трудно было ожидать. А удовлетворить всех почти невозможно. Обедов отпускают мало. Сменность, тревоги – все это отзывается и срывает нормальный ход вещей и недовольство клубится как едкий дым. Я каждый день срываю себе голос, уговаривая, объясняя, упрекая. Это правда, питание некоторым достается никудышное: тарелка чечевичного или макаронного супа без признаков жира и 400 гр. хлеба. А позаботиться о себе помимо этого готового пайка многие не умеют или не успевают. Но самое серьезное – это то, что никто за редкими исключениями не вспоминает о непосредственной причине этого оскудения. Когда я напоминаю людям, что мы в осажденного городе, мне отвечают: «Не агитируйте! А мы должны быть сыты!». Эта стена тупости для меня хуже всего прочего»[311].

Нечто похожее наблюдалось даже в тех рабочих коллективах, которые находились на привилегированном снабжении по причине выполнения ими оборонных заказов. Главный инженер завода «Судо-мех» В. Ф. Чекризов передает в своем дневнике наблюдения по этому поводу: «14 октября 1941 г. В связи с заказом завод переведен на тыловой паек. Настроение приподнялось. Нужно видеть, как реагирует наша публика. Старается есть побольше и, что не сможет съесть, забрать с собой. Черт его знает, какая едовая горячка появилась. Только и думают о еде. За столами, где питается администрация, берут по

2-3 вторых, едят, берут с собой. Впечатление такое, что никогда не ели. Как мелочны эти старые интеллигенты. Вся культурность у них отлетает, остается только одно животное чувство жратвы. Как бы не прозевать и набить желудок побольше. Достают талон на ужин, завтрак, по несколько талонов. Все едят и едят. Говорят, что столовая отпускает 22 тыс. блюд в сутки. Это при 2 тысячах работающих»[312].

В октябре 1941 г. большинство ленинградцев все более проникалось сознанием того, что «приближаются дни голодного страдания». Как записал в своем дневнике 22 октября 1941 г. художник И. А. Владимиров: «Конечно, такая тяжелая жизнь долго продлиться не может.

Все граждане почти одинаково страдают, а таких страдальцев около двух миллионов человек…»[313].

К октябрю 1941 г. угрожающее положение сложилось и с топливом. Накануне войны Ленинград расходовал в сутки 1700 вагонов топлива, главным образом привозного. С установлением блокады город лишился не только дальнепривозного топлива, но и большей части местного топлива, так как крупнейшие торфопредприятия и лесоразработки Ленинградской области остались на территории, занятой противником. Между тем особого уменьшения потребности в топливе не произошло, так как прибавились фронтовые расходы. Имевшихся на 1 сентября 1941 г. в Ленинграде нефтепродуктов могло хватить на 18–20 дней, каменного угля – на 75–80 дней. В октябре 1941 г. городские организации располагали всего полумесячным запасом топлива. По решению Исполкома Ленгорсовета отопительный сезон предполагалось начать с 25 октября 1941 г., но уже тогда было ясно, что для систематического отопления города даже при самой строгой экономии топлива его не хватит до наступления зимы.

Основными районами заготовки торфа и дров стали Всеволожский и Парголовский районы, куда в октябре 1941 г. были посланы 2 тыс. ленинградских комсомольцев, главным образом девушек. Голодные и неопытные люди, без теплой спецодежды и обуви, заготовляли и отправляли в Ленинград по 200 вагонов торфа и дров в сутки[314], но это не могло спасти промышленность и городское хозяйство от топливного голода. Планируя расходы дров на декабрь 1941 г., Исполком Ленгорсовета мог выделить для нужд почти 2,5 млн жителей только 15 тыс. куб. м, 14 тыс. куб. м выделялось хлебозаводам, 40 тыс. куб. м – «Ленэнерго», 90 тыс. куб. м. – предприятиям и учреждениям[315].