Сергей Капков - Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров)

• Название: Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров)
• Автор: Сергей Капков
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Культурология
• Год: 2001
• ISBN: 5-9265-0041-9

Герои этой книги – актеры, на самом деле известные всем. Даже если вы не вспомните их фамилий, их лица сами напомнят любимые фильмы, эпизоды и фразы, ставшие крылатыми.

Их судьбы наиболее полно отражают уходящую эпоху, весь XX век, принесший России много радостей и горя. Это и дореволюционный быт, и разгулье НЭПа, и время репрессий, и фронтовые дороги, и тяготы эвакуации, и хрущевская «оттепель», и «железный занавес», и эмиграция, любовь и предательство, звездные лавры и тяжкое забвение, творческиеметания и крушения надежд, и, конечно же, вся история отечественного кинематографа. А еще Эйзенштейн, Есенин, Протазанов, Мейерхольд, Шолохов, Каплер, Ромм, Щукин, Орлова, Берсенев, Акимов, Козловский, Раневская, Бирман, Гайдай – их тоже можно назвать героями книги, ибо их участие в судьбах основных персонажей весьма велико.

---

– Капитолина Ивановна, а как сложилась судьба ваших родных?

– Старший брат Виктор еще до революции уехал учиться в Москву на врача. Александр закончил Юнкерский военный корпус и, будучи белым офицером, был расстрелян без суда и следствия на перроне Ярославского вокзала. Он со своей гордостью и безрассудством ни от кого не прятался, вот и попал в руки своих классовых врагов. Клавдия, выйдя замуж, уехала в Ростов-на-Дону. Когда мы еще жили в Навашине, папу вызвали в другую губернию, где вспыхнула какая-то эпидемия. Там он и умер. И в 21-м году мы с мамой уехали к дяде под Ярославль. Хутор находился в лесу в трех верстах от ближайшей деревни. Там я с удовольствием работала в поле вместе с дядей и его семьей. Научилась и жать, и косить, и запрягать лошадей, и доить коров. Мамочка вместе с тетей шила платья деревенским красавицам. Никакая междоусобная война не коснулась этого местечка. Крестьяне дядю очень любили.

– А замуж вы не торопились? Ухажеры у вас были?

– Я никогда не была красивой. Занятной, разве что. Две косички по бокам – и ничего особенного. А тут вдруг влюбился в меня сын мельника, Ваня. Красивый парень, глаза как угли. У него невеста была, красавица Дуня, дочь богатого кулака. Свадьба была назначена на осень. А он ее разлюбил и полюбил меня, ходил за мной по пятам. Отец стал его бить, потому что он совсем забросил работу на мельнице. И вот поздней осенью, когда погода была уже совсем плохой и я уже не ходила на работу в соседнее село, тетя сообщила, что сейчас к нам придут гости. Меня попросили надеть красивое платьице. Мама тихо плакала. Вдруг в дом входят Ваня и сам мельник Иван Иванович. Мужчина лет сорока пяти, еще красивее, чем Ваня. Одеты по-праздничному. Я не вникала, о чем мои родственники вели беседу с мельником, но вдруг дядя спросил: «Хочешь замуж за Ваню?» А что такое для меня было «замуж»? Это сейчас уже все школьники знают подробности семейной жизни. А я ничего не знала. Ну, быть все время рядом с Ваней – какая прелесть! «С удовольствием!» – говорю. Спросили Ваню, который в дверях, потупясь, мял кепку. Он сразу проокал: «Конешно...» Тогда мамочка, которая еще полчаса назад причитала, что «дворянская дочь ни за что не выйдет за сына мельника», в слезах сказала: «Но у Капочки же ничего нет! Мы все продали. Она бесприданница!» На это Иван Иванович ответил, что на днях поедет со мной в Ярославль и все приданое купит. «Но чтобы никто из деревенских об этом не знал!..»

В то время в деревнях был ужасный обычай, когда отец жениха имел первую брачную ночь с невесткой. И вот Иван Иванович с утреца приехал за мной на розвальнях, чтобы ехать в Ярославль. А снега в тот год выпало в ноябре много! Укутал он меня в зипун, и мы тронулись. Ехали по лесу. И вдруг я почувствовала невыносимый запах водки – оказывается мельник наклонился ко мне, чтобы поцеловать. Мне это так не понравилось, что я ударила его по лицу. «Вот это девка!» – захохотал Иван Иванович. Но я, не давая ему опомниться, высвободилась из зипуна, столкнула мельника с розвален и погнала лошадей прочь. Мельник, барахтаясь в снегу, сначала смеялся, а потом стал кричать и даже ругаться. Но я была уже далеко. Приехав в Ярославль на заезжий двор, оставила там лошадь и сказала: «Придет Карабанов – эта лошадь его».

И только тут до меня дошло, что возвращаться к дяде мне уже нельзя.

– И что же вы стали делать?

– Устраиваться на работу. Печатать я умела, и меня быстро оформили в какую-то контору. Мама меня быстро нашла и даже переехала ко мне. Я спокойно работала, получила комнату в хорошем доме, на первом этаже, и училась в частной театральной студии, которой руководила старая актриса Елизавета Ивановна Кирова. Мне ее система совсем не нравилась. Она преподавала «с голоса» – как что-то скажет, так и нам надо было повторять, не вникая зачем и почему. Я сопротивлялась, добиваясь осознанного творчества. Одновременно я уже начала выходить на сцену Ярославского театра имени Волкова. Играла в массовках, пела, танцевала. И вот как-то пришла я на очередную репетицию, села на край сцены, и ко мне подошел замечательный актер Дубинин: «Капочка, ты талантлива, не губи себя в студии Кировой. Поезжай в Москву и поступай в театральную школу. Это твоя дорога в искусство». И мне это так запало в душу, что больше я ни о чем думать не могла. И не хотела. Но мамочка была против: «В нашем роду были художники, архитекторы, врачи, а актриса – Боже упаси!» И ни в какую. Тогда я решила убежать. В один прекрасный день я так и сделала – уехала в Москву, в одном костюмчике и без денег, оставив только записку: «Мамочка, не беспокойся, в скором времени я дам о себе знать. Целую, Капочка».

– Бедная ваша мама! Сколько переживаний вы ей доставили.

– Но я уже ничего не могла с собой поделать – так я стремилась стать актрисой!

В поезде я спряталась за мешками и чемоданами, добралась до Москвы и только в сутолоке столицы ощутила себя такой одинокой... Узнав, что Драматическая театральная школа – позднее ГИТИС – находится на Сретенке, приехала туда на трамвае. Вступительные экзамены уже шли, но меня до них не допустили. Была нужна московская прописка.

– Но в Москве жил ваш старший брат...

– Да, он жил на Арбате в доме 51. А во 2-м Кадашевском переулке жила тетя, певица. Но я к ним боялась идти – они могли отправить меня домой. А чтобы получить прописку, надо было найти работу. Но где?

Хорошо, что был НЭП и найти какой-либо заработок было несложно. Устроилась я в какую-то еврейскую конторку, печатала на машинке всевозможные тексты, не вникая в смысл. Ночевала на Ярославском вокзале. Вскоре это учреждение прикрыли, и я опять осталась без денег и работы.

Бреду по Кузнецкому мосту, грязная и голодная. Подходят две девушки, спрашивают, почему я такая грустная. Я поведала им о своем горе, и они пригласили меня к себе. Я попала в трехэтажный дом с меблированными комнатами. Девушки жили на третьем этаже. Они накормили меня, переодели и разрешили приходить сюда каждый день с двенадцати дня до пяти вечера – позже оставаться было категорически запрещено. Однажды я не успела вовремя уйти, и в комнату ввалились три мужика с фотоаппаратом. Увидев меня, обрадовались. Но девушки, несмотря на протесты гостей, чуть ли не спустили меня с лестницы, сказав, что будут сниматься обнаженными «в неприличных позах». Да-а-а... Спасли от проституции.

– Но жить-то вам по-прежнему было негде?

– Негде. Поэтому однажды старшая проститутка сказала: «Капочка, что ты мучаешься? Иди к всесоюзному старосте Калинину. Глядишь – поможет». Я так и сделала. Сейчас все ругают то правительство... Не знаю, может, и Калинин паршивый был, но для меня он остался добрым человеком, который буквально спас меня.

Михаил Иванович принимал в здании президиума напротив Троицких ворот Кремля, на первом этаже. Милиционеры тогда там не дежурили, и я спокойно вошла вовнутрь. За столом сидел молодой человек, который сообщил мне, что Калинин на сегодня прием закончил. Я – в рев. И вдруг открылась дверь кабинета, и появился дядечка с бородкой: «Что за детский плач?» – «Да вот, Михал Иваныч, девочка пришла. Вас спрашивает». Калинин провел меня в свой кабинет, вытер тряпочкой слезы и дал зеленое, кислющее яблоко: «Ты пока скушай яблочко, а я еще немного попишу».

Закончив свои дела, он начал меня обо всем расспрашивать. Но прежде, чем поведать ему о своих злоключениях, я сказала: «Михал Иваныч, дайте честное слово, что не выдадите меня родным». Он пообещал, и я рассказала ему все, добавив, что если все-таки меня пошлют обратно, я покончу собой и, как истинная волжанка, брошусь в Волгу. «Мне не жить без театра!» – закончила я. Тогда Михаил Иванович написал большое письмо тете Оле с просьбой приютить меня и прописать. А потом дал еще одну бумажку – об устройстве на работу, распределять какую-то литературу. На прощание он вызвал молодого человека, секретаря, и наказал ему проводить меня до дома, а то уже темно и страшно.

– Забавная история. Помогло письмо?

– Не совсем. На дворе стоял уже сентябрь. В техникуме уже давно шли занятия. Так что я опоздала. Но я была настроена решительно – поступить или умереть. У входа встретила смешно одетого парнишку. Оказывается, он приехал из Сибири и тоже настроен весьма агрессивно. Звали его Коля Дорохин. Мы объединили усилия и стали «бомбить» педагогов, чтобы нас хотя бы прослушали. Даже ночевали на ступеньках. И наша взяла. В итоге мы обрушились на комиссию всем своим темпераментом и нас приняли сразу на второй курс.

Цель была достигнута!

Мне разрешили жить в аудитории нашего курса. Утром я подрабатывала уборщицей, мыла кабинеты, лестницу и даже туалет. Спустя какое-то время наш директор Фортунатов устроил меня на курсы стенографии и машинописи, я стала много зарабатывать и даже могла помогать некоторым студентам. А учились со мной замечательные ребята – Мордвинов, Абрикосов, Пажитнов.

– Весело жили тогда студенты?